Свои летоисчисления

СОВСЕМ не исключено, что кто-то раз (иль десять раз) уже изложил те байки, которые теперь перелагаю. В отрогах Салаирского хребта, в алтайской деревне Сузун долго жила в воспоминаниях тамошних сплавщиков леса вполне реальная история, давшая аборигенам право по-своему вести отсчёт времени.
Возил я на тот крутой берег в Сузунский клуб свой маленький спектакль, сделанный по эту сторону Оби в городском Дворце культуры. Понятное дело, с первым вопросом обращаюсь к тётке, которая амбарный замок на клубе открывала: «А давно  ли у вас гастролёры были?» 
В смысле, есть ли надежда, что  народ подтянется ко времени.
- Будь спок! - отвечает тётка, поправляя на фуфайке солдатский ремень образца довоенного: в две дырочки.
- Я давно завклубшей работаю. Када стемнет, када доярки ослобонятся, тада вся деревня тута и будет. У нас с поры, как Марфа Ивану  яйцо  откусила, никто и не приехал ни разу. Стосковался народец-то…
Понял: билеты продадим. Это хорошо. Городушки-декорации уже стали ставить, когда в башку стукнуло:   «А долго ли, коротко ли «с той поры?» Велика тоска, ясно. Но что за Иван тот, с коим Марфа так нехорошо обошлась?» С этими вопросами подруливаю к заведующей «очагом культуры», которая уже вторую печь растапливать начала.
Та дородная баба с громадными грудями и рассказала историйку пока щепила  поленья для растопки.
- У нас-эть как? Пока брёвна не спихнули в реку, плотов не навязали, буксиром на стремнину не отправили, никаких свадьбов не играют. А уж сладили дело, к ледоставу и деньги из лесхоза приходят. Знамо, сам бог велел жениться. Кто до весны в мужьях-женах поживёт, кто вековать в женатых будет, это неважно. А свадебку подай, не греши. Гулянки у нас шумные, на три сутки минимум у кажного. А за эти дни ежели гости за колья не возьмутся, ухи-рыла не начистят - вроде и не пили, не веселились. Не! Народ наш добрый. Ножик там или вилы в бок... Такого не быват! Да и дерутся тока до первой крови...
Вот такой первой кровью и умылась Марфа то ли в третьей, то ли в позатой зиме. Как она ему - Ваньше, значит - ватные штаны прокусила, вся деревня по сю пору дивится. А вот лишила мужика левого яйца - и все тут. Иван-то и теперь в кузне заправлят. Вот придёт, када стемнет, узнаш: он на леву ногу припадат теперь. «Дурак, - говорю ему, - чо хромаш-та? Тебе ж на друго место хромать надо!» Народ ржёт, это ладно. Но годки мы с той свадьбы так и мерим всей деревней. «До того», как Марфа рот раззявила на чужо добро, али «после»...
                ***
               
Теперь другую байку в тему подкладываю.
 МНОГО лет спустя - уже в Кызылкумах – на одном из железнодорожных переездов услышал  следующее. Представьте себе: пустыня, жара, до десятка мазанок из глины и... роскошный автоматический шлагбаум. Эту штуку, видимо, соорудили только из уважения к местным жителям да ещё потому, что автодорога здесь пересекается с «железкой». Почтовый поезд в этом месте только притормаживает, дабы конверты-посылки забрать. Ещё проносятся курьерским галопом и несколько скорых. Всё! Так вот, у того шлагбаума мой попутчик рассказал историю, которую знают  во всех кишлаках пустыни.
Подъезжает к переезду парнишка в новеньком кожане на мотоцикле. Полосатое заграждение только что упало. Мальчик воспитанный. Мотор заглушил. Ждёт.
Подошёл ишачок, запряжённый в арбу. На арбе саксаул - длиннющие кривые орясины. Поверх дров - хозяин в чалме, дремлющий  от великой жары. Никакого поезда нет: на три, на пять вёрст и не видно даже…
Через минуту-другую вслед гужевому транспорту упирается новенькая иномарка. Видать, гонит кто-то «тачку» домой через пустыню. Вот так и стоят эскортом все «транспортные единицы». Скука! Жарко. Томно. Нудно. Долго.
От этой  самой скуки, от зноя или от природного нахальства любознательный ослик обнюхал кожаную куртку мотоциклиста и,  посчитав её съедобной, начал зажёвывать. Застенчивый парень сторониться стал, отмахиваться.
Старик на арбе продолжает дремать, а ушастый конёк не оставляет своих домогательств.
Третий участник этой сцены - с виду грузин - угорает со смеху за своей баранкой. А потом кричит парню: «Дай ты ему по морде!! Ведь сожрёт куртку!» Что парень вдохновлённо и делает.
ДАЛЕЕ надо следить внимательно! Ошарашенный осёл-ишак резко сдаёт назад. Спящий аксакал сваливается с повозки, а чалма - с аксакала. Древесная поклажа разбивает лобовое стекло иномарки. Старик привязывает скотину к шлагбауму, чтобы побить парня за обиду ослика.
Грузин выскакивает и тоже бьёт по башке мотоциклиста за то, что он сильно ударил животное. Заодно бьёт привязанного ишака и его хозяина, который чёрт знает, зачем здесь взялся.
Старик бьёт грузина за то, что он его ударил и дал по морде ишаку. Парень бьёт грузина «на сдачу» и старика - за невоспитанность скотины....
Драка ещё продолжалась, когда на бешеной скорости пронёсся поезд и поднялся, как положено, красивый и мощный шлагбаум. Трое с побитыми лицами увидели, что на трёх¬метровой высоте, выскочивший из оглобель и упряжи, висит, подёргивая копытами, четвёртый, ни в чем не повинный участник драмы...
В том кишлаке и теперь на любой вопрос о том, когда произошло то-то или то-то, отвечают: «А было это... через четыре луны после «того», как ишак повесился». Или пять лун «до этого». Суть не в том. Главное, есть своё летоисчисление!