Игра мистера Ди. 3. Явление первое

Трагедия.

Но давайте лучше поговорим о вас. Скажите, вы никогда не задумывались, почему жить на этом свете так ужасно? Конечно, то, что я скажу, должно прозвучать глупо, как если бы я был томным готичным вьюношей со взором обдолбанным, но только вдумайтесь. Я сидел здесь на задании, рядом со мной должна была сидеть моя напарница, вокруг ни одной живой души, у которой я мог бы стрельнуть фут-другой стерлинга, кроме Билли (у которого тоже ничего нет, потому что Александр Палыч платит только по завершении сделки), и вдруг какой-то гонконгец (кстати, как это правильно называется?) уводит мою ненаглядную сторонницу, строит ей глазки и велит читать про проклятую Наниву. Сначала я опешил настолько, что реально не понимал, к каким замечательным последствиям это может меня привести — ведь я знал темп речи, с которым Чермизинова читала и разговаривала, мерное биение ее дыхания, даже мог бы угадать, когда именно она взмахнет ресницами и посмотрит на меня. Мало кто из посторонних, да даже и знающих вас очень давно, мог бы сказать, что вам конкретно нравится и что может в будущем вас заинтересовать, даже если вы никогда не сталкивались с чем-то подобным. А я знал. Знал, потому что это была моя профессия — знать все, всегда и обо всех. Когда-то именно от этого знания зависело все мое существование на этой расчудесной планете.
А началось все тогда, когда мне было лет восемь-десять, я уже точно не помню. Или не хочу вспоминать. Я лежал на кровати, натянув одеяло практически на самые уши — эта привычка не оставляет меня до сих пор, потому что сон у меня прерывистый и нервный до крайности. Когда я не могу уснуть, я хожу по комнате, пытаюсь поговорить с любым, кто оказался поблизости, а кто не поблизости, того я очень часто достаю по интернету. Достану и вас — ищите меня по аватарке со Сталиным и вомбатом в мундире времен ранних «Звездных войн». Да, месье Мангуст знает толк в извращениях.
Так вот, лежал я, накинув на себя одеяло, стояла глухая ночь, совсем немного оставалось до 3 часов утра, а я еще не закончил перечислять в уме свои двойки за последнюю четверть, когда я услышал странный шум на кухне. Помню, тогда я обрадовался, что мне не придется спать, и что у меня есть несомненная уважительная причина этого не делать. Я вышел из кровати и пошел на кухню. То, что я увидел, запомнилось мне навеки. Тоненькая красная струйка была прозрачна, как лак на новенькой табуретке, какие мой дед любил делать время от времени и продавать как прибавку к пенсии. Она текла прямо к моим ногам, а в воздухе стоял удушающий сладковатый запах. Так я стал сиротой, но не успел этого осознать, пока случайно моя нога не наступила на длинные и густые, крашенные в неестественный желтый цвет волосы матери... Я никогда не называл ее мамой, как она никогда не звала меня по имени. Когда я вырос, я отказался от своего имени, первым делом отправившись в паспортный стол. Новое имя не шло мне и поэтому не прижилось. Я чувствовал себя обманщиком, называя его при встрече и подписывая документы. Мое старое, «типа дореволюционное» имечко вызывало у меня и у тех, кто меня окружал, жестокое раздражение, выливавшееся в драку. Мне повезло, что все зубы, которые я потерял в свое время, были молочными. Мне повезло, что моя мать не опрокинула тогда на себя стакан с молоком, когда падала под стол. Иначе бы мне довелось узнать, что такое кровь с молоком. Однако рядом со стаканам на столе виднелась огромная капля. Ненавижу молоко. Ненавижу говорить о себе. Меня зовут Мангустом, потому что я убиваю змей. Ваше имя для меня не существует, потому что я не собираюсь вас убивать. Имя Алисы я произношу только мысленно. А настоящее имя того, кого я видел напротив себя, мне бы хотелось знать. Как знать, может, я обладаю властью над именами и способен вас проклясть, как верили некогда соплеменники Билли.
-... Меня зовут Юджин Ди, - протянул свою тонкую паучью (скорее напоминающую побег лианы — мысленно поправил я Баллард) лапку в мою не менее узкую ладонь. Когда-то одной девушке нравилось, что ее перчатка могла легко надеваться на мою руку, и красиво сниматься, как змеиная кожа после небольшой рептильей перезагрузки. Кожа Ди слегка мерцала при свете хрестоматийной буквы L, отливавшей теперь легким фиолетовым облачком.
– А по-китайски? - выдохнул я вместе с Алавердяном.
– Никак, на самом деле. Одно время меня звали Юитиро Ди, - улыбнулся краешками губ хозяин игровой комнаты.
– Вы восьмой сын?
Юджин на минуту задумался и пожал плечами.
– Возможно, восьмым будете в ы.
Я мысленно пожал плечами и пробормотал: «Я согласен только на первое место».
Юитиро ничего не ответил. Снорри слегка стиснул хозяйскую руку. Мне показалось, или при свете горящей электрической свечи она стала зеленоватой?
Вздох. Один короткий удар по нервам. Все тихо. Никто не ходит, Баллард не считает pills, Снорри не гладит свою трость, Алавердян забыл взмахнуть ресницами, пан Шнейдерман не помнит русских ругательств, что, конечно же, нисколько не удивительно. Итальянка и француженка не смотрят друг на друга, все тихо, как
– Нанивадзу ни,..
Да, точно, как бухта Нанивы.
– Сакуя коно хана.
И цветы тоже распускаются, да. Я впервые заметил, что на груди итальянки красовался томный букет бордовых роз, таких маленьких, как будто бы они цвели для маленького Тириона Ланнистера. Рядом с паном Шнейдерманом откуда ни возьмись появился розовый японский нектарин, напомнивший брызги анемичной крови на подтаявшем снегу. Мне стало дурно. Цветите же, мать вашу, цветите в этой своей бухте!
Голос все продолжал:
– Фуюгомори
Има ва харубэ то...
Моя рука начала жадно готовиться и ощупывать воздух. Передо мной лежали карточки. Перед игрой я даже не успел просмотреть их. Я даже уже не помнил, как именно они очутились передо мной и остальными. Я услышал, как кашлянул Назли-Хан. Неожиданно меня стал раздражать не только кашель, но и потоки воздуха, струящиеся вдоль открытого в жаркую арабскую ночь окна «Шато Саид». Все вокруг было таким спокойным.
– Сакуууя конооо ха.. На.
Хмм... И тут рот открылся широко, и я, как будто в бреду, положил свою руку на лежащую рядом со Снорри карточку. Следом за этим меня неожиданно накрыла эта большая мощная ладонь. Кольцо на пальце варяга оставило глубокий отпечаток на моей напряженной руке. Лунный камень скользнул по моей коже, как по декоративному мрамору, оставив глубокую борозду. Но я победил да. Это действительно была «Нанива». Точнее,  «Наниваэ но». В бухте Нанива после короткой ночи осталась одна только осока, и увидит ли эта противная фрейлина императора снова?
Ди откинулся и захохотал.
Алиса побледнела.
– Все дело в том, многоуважаемый, что она его сообщница, понимаете ли вы это или нет, - начал оправдываться Снорри. - Она пришла вместе с ним, и уйдет тоже вместе с ним, а не с вами. Видите ли вы это или нет? Откуда мы знаем, может, они живут вместе? Может, вы тоже живете с ними вместе, а? - Он выжидающе посмотрел на Ди.
Ди вообще практически повалился под стол от еле скрываемого саркастического короткого смеха, дробно отзеркаленного латунной пастью адского пса, и неожиданно вернувшегося к нам. Такое ощущение, что смех рикошетом рассыпался о невесть откуда взявшиеся искусственные подсвечники советских времен, как в провинциальном ДК 60-х, сделанными в форме котов в сапогах, мефистофелей и прочего буржуйского скарба. За спиной Снорри стоял Билли и наливал Ахмеду, который пил уже который бокал янтарной жидкости. И, видимо, это был не чай, ну, не совсем чай. Зрачки Хана светились красным светом времен незабвенного «Кодака». Ди коротко взмахнул рукой, желая прекратить возникшие разногласия. Снорри ударил кулаком об стол, сломал трость об колено и быстро метнул ее по направлению ко мне.
Между моих пальцев было зажато тонкое, почти осиное жало, а мой глинтвейн омывал своим горячим паром кристаллические осколки баккара.
Краем глаза я увидел, как нервы поглотили остатки терпения Снорри.
- Ты!.. Привез сюда вот эту, и считаешь, что все у тебя путем пойдет? А, мистер Ди? Вы же и меня приглашали, и Баллард, почему никто из нас не читает?
Ди откинулся на кресло и расхохотался:
- Может, потому что вы все хотите выиграть, и поэтому пришли по одному? Может, из-за того, что вы из разных стран, а эта мисс, которая заодно с сидящим перед вами джентльменом, его, скорее, сопровождает, и толку от нее особенно нет. Насколько я знаю, она не умеет играть. А что думаете вы, мистер…?
Я поежился в который раз из-за моего псевдонима. Не люблю чужие имена, и никогда не любил. Но и свое тоже нет. Кстати, после того случая мать моя выжила, но окончательно потеряла разум, шарики зашли за скейтборд после побоев. Меня отправили к моему отцу и деду – странная вещь, скажу я вам. Отец постоянно звал меня по имени – в основном из-за того, что не мог нормально передвигаться. У него были съемные ноги, которые стояли в комнате рядом с его кроватью. И узловатая палка. Такая же была у моего деда. И такая же точно, с глупо ухмыляющейся львиной башкой, протаранила воздух рядом со мной и разрубила пополам мой стакан с глинтвейном. Все было не случайно.
Ди ошарашено поглядел на меня, как будто бы что-то вспоминая, но очень скоро стряхнул свою усталость, как снег с прекрасных змеистых кудрей, легко и одновременно надменно взмахнув головой.
- Может, продолжим?
Мы все согласились и продолжили.
Я постарался поймать взгляд Алисы на меня, но я поймал только отблеск движения ее головы, повернувшейся по направлению к Ди. Она стояла и ждала его, как будто бы от взмаха его руки зависело многое. Итальянка в это самое время смотрела на меня, и неожиданно сделала движение, показывающее, что она присоединяется ко мне, Баллард и Алавердяну. Хан-Назли и Шнейдерман сразу же взяли француженку за руку и потащили в свой круг, причем актриса начала вопить, как будто бы она здесь ни при чем, а над ней совершается страшное насилие. Я наклонился и произнес: «Билли!»
Кениец помедлил и подошел ко мне:
- Что вам угодно, сэр?
-Почему Ди смотрит на все это сквозь пальцы?
- Так надо, сэр.
- Могу ли я заказать себе шерри? – Я с надеждой посмотрел на официанта.
Билли немного поколебался и на этот раз сказал:
- Да.
Звук его ответа неожиданно громко отозвался от латунных голов люстры.
- Тогда побыстрее!
Билли сразу же кинулся звонить по своей портативной рации, на бегу отдавая приказания. Александр Палыч должен был знать, что здесь творится. А творилось здесь нечто невроятное. Не успела итальянка подсесть к нам и представиться («Мариза» - пропела дамочка), а француженка не успела поместиться между Ханом и украинским патриотом, как я опять услышал вдох Алисы, на сей раз задыхающийся. Казалось, что глоток воздуха застрял в ее легких и мешал  прохождению звука. Француженка наклонилась, и прядь волос ее упала на карточку рядом с ней. Никто не пошевелился, пока Алиса наконец не откашлялась,
- Ааа… Ассссадзиу но
Оно но синохара…
Когда француженка подняла голову, оказалось, что ее прядь закрыла собой именно эту карточку. На ней стоял нужный нам иероглиф «дзю» в соединении с союзом «но» и изображением женщины, так похожей в своей вышитой журавлями юкате на наряд нашей прославленной леди вамп. Насколько я знаю, сейчас такое делает Алессандро Микеле, дизайнер Gucci.
- Вот видите, наша взяла! Молодчина! – неожиданно хорошо и звучно отозвался Шнейдерман. – Маризка нас бросила, зато эта вот кобета на нашей стороне! Да, моя дорогая?
- С каких пор вы говорите по-польски, пан Шнейдерман? – вежливо отозвался Алавердян.
- С таких же, с каких я являюсь гражданином Израиля. Надо предусмотреть абсолютно все, а вы разве не согласны, мой дорогой? Может так случиться, что наше дело, каким бы верным оно ни было, окажется в проигрыше. И что мне тогда делать будет нужно, а? – резонно заметил главный противник со… виноват, российской власти.
Тем временем Баллард взяла с полноса коктейль, видимо, какую-то вариацию «Кровавой Мэри», в котором красная струя томатного сока ошеломленно застыла между подтаявших льдин хайбола и попыталась отпоить им ошеломленную итальянку.
- Зачем же вы так, Снорри? – спросила миллионерша. – Неужели вам не жаль нашу бедную одинокую звездочку?
Она с вызовом произнесла «star…», немного помедлила и закончила «starlet». Назвать так лауреатку премии «Сезар» было бы непростительно для кого-нибудь еще, но не для Баллард. Окончательно униженная француженка только улыбнулась.
- Ну, раз одна команда усилилась за счет другой, самое время и мне вступить в игру, - сказал Ди. – На стороне господ Снорри и Хана. Кто против?
Остальные находящиеся в зале пресветлые лики и препротивные рожи медленно перегялнулись. Интернационал одобрил поступок своего вождя. Ди встал с места и сел напротив меня. Его одежды колыхнулись. И тут неожиданно до меня дошло, что одет наш полуангличанин-полукитаец был не в черный балахон от японских дизайнеров, а в длинное одеяние китайского чиновника, развевавшееся вокруг него, как волны большого темного прибоя в ночной час, временами остро посверкивая серебряной нитью. Звезда кино выпила принесенную водку и поперхнулась: вместо застывшего томатного сока в глубине напитка был красный увядший остролист.
- Странное знамение, не правда ли? – произнес Ди и улыбнулся мне. – Этот листок остер, как ваш ум, и тонок, как красота мисс Алисы. А вместе он дает красное и горькое, как любовь.
- Это магия? – спросила Мариза, явно заинтересованная.
- Нет, синьора, это молекулярная кухня.
Мне оставалось только развести руками. Неожиданно у каждого из нас на столе перевернулась какая-то дощечка, и на столах вырос целый ряд цветущих кактусов. Мир заполнялся растениями, только мы этого не замечали, поглощенные в свои собственные споры, в то время как лианы уже начали обвивать высунутый язык Цербера и настигать официантов, беспрестанно следующих с подносами адских зелий. Кажется, одно уже начало действовать на меня, поскольку неожиданно перед моими глазами очутились синие полосы, как перед погружением в долгий и несомненный обморок. И в это время парадная дверь раскрылась снова.
- Не могу больше. Почему никто не сказал, что мы переместились на второй этаж вместо первого?
Этот вопрос заставил нас переглянуться и нервно пожать плечами. Дело в том, что мы все сидели как раз на первом этаже. Француженка неожиданно встала и побежала к окну. Ее крик донесся до нас как бы издалека.
- Это… это… действительно второй этаж.
- Никогда не спорь с Шейхой, моя дорогая, - расхохотался Ди. Рядом с ним встала красивая арабская женщина с хиджабом на голове, черным, как и тот свет, который неожиданно мигнул в глазах Цербера.
- Я всегда читаю эти японские стихи перед сном. И я знакомая Ди и хозяина «Саида». Но никто не сможет обвинить меня в предвзятости, потому что я – шейха Шейха, из благородного рода правителей этих мест. И я собираюсь начать читать… если Ди не против, конечно.
Стоило видеть бедную Алису. Она долго и упорно боролась с подступающей дурнотой и наконец не выдержала. Хрип раздался из ее горла, превращаясь в клекот ястреба. Мадам успела вовремя, чтобы поддержать ее. Тем временем тело ее размякало, и голос, прерываясь, шептал одно и то же, бесконечное «Сейф, сейф, сэээйф», пока я не осознал, что это было «спасите». Я вскочил и очутился рядом с ней, но, попытавшись наклониться, натолкнулся на какую-то преграду. Я попытался снова, но что-то невидимое, казалось, разделяло меня и бедную мою девочку. Наконец Алиса вытянулась и умолкла. И тьма объяла меня. Я упал, но что-то как будто сразу же легко подняло меня, как струя воздуха, и я открыл глаза.
- … Да что с вами случилось, друг мой? Вы проспали уже час как, - вежливо напомнил мне смутно знакомый голос. В круге света от горящей лампы стоял Алавердян, вырисовываясь своим птичьим профилем на фоне какой-то горящей инсталляции.
- Где я? – Мой язык еле двигался.
- Там, где никто не сможет вас найти, мой дорогой.
- То есть? А Алиса?
- К несчастью, она умерла. Но я могу вам сказать одну важную новость: мне удалось выиграть два раза подряд у наших противников. У Шейхи изумительный голос, и она всегда слегка торопится, так что непосредственно за ее вздохом можно узнать то, что будет дальше. Как призрак несказанного слова.
Я резко встал и не рассчитал сил: шея заболела от поворота головы, отозвавшись пульсирующим спазмом в голову.
- Как же вы можете об этом спокойно говорить? Неужели соревнование не остановили?
- Нет. Да и как я могу его остановить, раз двери сейчас не открываются, а Ди назначил меня на свое место? Теперь я хозяин церемонии, и поэтому попросил бы вас проследовать за мной. Я выиграл у Ди.
Рукава длинной черной рясы покачнулись, и ворота открылись в следующий зал, за которым на лежанках, окружающих стол, мирно расположились гости в каких-то невероятных, античного вида, тогах.
- Что это? – не веря своим глазам, произнес я.
- Это «Селин», любимая марка Шейхи. Как, вы не знали, что королевская семья является спонсором мероприятия?
Карточки игры были разложены на хрустальном гробе, в котором, заботливо завернутая в муслин, белый и голубой с красными прожилками, в которых я узнал странно замороженные ручейки крови, лежала Алиса Ч.
- На что играем?
- На ее душу.