Ода авиаориентирам

Не вижу неба,
Облаков и свободы.
Не вижу начало снега –
Только капелл обрюзгшие своды,
Обточенные злыми ветрами,
И дюжие останки снега талого,
Растоптанного грубыми сапогами.
Отрезанной в агонии рукой
Трепала по щекам целованное небо.
Я любила жить высоко,
Любила к стеклам
Нагретым
Прижиматься щекой
И ветра слушать напевы,
Смотреть на одинокие
Пожухлые листики.
Здесь мои окна низко.
Губы рвут
Колики,
И лопаются они, розовые,
От изморози.
Городской гримасой выкосились
Приземистые европейские домики
С их вычурными
Надкусанными
Карнизами.
Стоят на страже,
Зловониями улицы мажут,
Выкладывают мхом ниши,
Скрипят крышами,
Запирают на ключ арки гулкие –
Прячут от личностей
Романтичных
Мощеные булыжником,
Томные
Закоулки.
Запрокинув голову,
Взглядом
Глажу
Крышу высотки,
Антенны ее стройные,
Балконов пришвартованные лодки,
Трубы водосточной побег.
Я вижу,
Какой путь проделывает снег,
И откуда у снега растут ноги.
Я знаю, что небо высоко и еще выше,
Я знаю, что над крышами,
Вереницами ежедневных перелетов
Над авиаориентирами
Шныряют самолеты,
Скребут небо хребтами длинными.
Скребут так же, как поезда,
Крошечными гусеницами с крыш увиденные,
По только им причинам понятным
Ползущие и ползающие
По необъятным
Сибирским
Долинам.   
И этим огромным домам
Деревья дорастают до щиколотки,
В окна шелестит шепот их,
Спотыкается
О бедлам
В головах,
Ветвями сумрачными рукоплещет
Гигантским людей хранилищам.
Но можно ли?
Эти все кухни, жизни, занавески
Слова зверские,
Крики детские…
Я не люблю  спальни
И гостиные не люблю неуклюжие.
Вся жизнь их –
Кухни,
Запахи уютные
И тихие разговоры после ужина.