Глава 6. Джиджелли

Джиджелли - столица пиратов, расположилась в бухте, труднодоступной из-за постоянно дующих здесь ветров. Конусовидная гора, выступающая из моря прямо при входе в бухту, могла бы быть прекрасным местом для маяка, но пираты нуждались в ней только для того, чтобы в непогоду жечь костры, которыми завлекали сюда несчастные жертвы. Морские патрули на легких суденышках, быстрых и неуловимых, способных спрятаться в любом укромном месте побережья, не пропускали чужаков; путь был открыт только для своих. В этой части северо-западной Африки всегда свирепствовали бури, делавшие, и без того труднодоступный район, малопривлекательным для мореплавателей. Для тех же, кто попадал в лапы пиратов, действовавших под прикрытием и с полного одобрения Османской империи, никаких надежд не оставалось.

Свирепость морских разбойников усугублялась еще и религиозным рвением. Стремясь поработить весь Восток и юг Европы, турки, обосновавшиеся на Балканах и в Греции, поглядывали в сторону Гибралтара, представлявшего из себя аппетитный кусок суши для того, кто жаждал владеть Средиземным морем. А там сосредоточена была грозная сила: Мальтийский Орден. Рыцари его, с благословения Святой Церкви, сражались с наемниками и подданными Турции, став, со своей стороны, морскими корсарами, такими же свирепыми, не знающими пощады, как и их враги.

Огюст полностью отдавал себе отчет, в какой ситуации он находился. У него не оставалось другого выхода, как попытаться бежать. Вариант броситься в море и вплавь достигнуть какого-нибудь судна, проходящего вблизи, отпал не по его вине: капитан зашел к нему именно тогда, когда он обдумывал, как ему разбить стекла в каюте так, чтобы не произвести шума. Теперь он должен был искать иные пути для побега: бриг входил в порт. Пришвартовались они уже после заката солнца. Только по факелам и кострам можно было определить, где суша.

Прибывших встречали бурно. Добыча была не просто прибыльна: получить в свое распоряжение военный корабль, с полным пушечным вооружением - да, такая удача не каждый день шла в руки пиратов. С таким кораблем бой можно принимать на равных, и не только у берега, под прикрытием береговой артиллерии, но и в открытом море!
Как выглядит город при свете дня, Огюст рассчитывал увидеть утром, если его, конечно, не посадят в какой-нибудь погреб, где его собеседниками будут только крысы. О том, что общество крыс может оказаться куда приятнее общества людей, он старался не думать.

Ему завязали глаза, предварительно связав руки за спиной, и вывели из каюты. Пока он шел по кораблю, его почти не подталкивали, только на поворотах придерживали за плечо, поворачивая в нужном направлении. Потом он нащупал ногой ступени, ведущие наверх, на палубу; в лицо ударил теплый, оставляющий на губах привкус соли, ветер. Его, подхватив с двух сторон под руки, поставили на пружинящий под ногами дощатый трап. В голове пронеслось: шаг в сторону - и он в воде. Совершить эту глупость он просто не успел: держали его на совесть. В мгновение ока он очутился на берегу. Все же сопротивляться пятнадцатилетнему пареньку двум здоровенным морякам не имело смысла. А он не удержался, рванулся вперед, и тут же получил удар по голове. Перед глазами вспыхнули искры - и все погрузилось во тьму.

- Экий паршивец! Капитан прав: неугомонный какой-то. Того и гляди сбежит!

- Куда? В море спрыгнет? Он просто сам не понял еще, что нет ему дороги назад. Ничего, наш капитан все сам ему объяснит, да так доходчиво, что желание бежать отобьет навсегда! - пираты переглянулись с такой ухмылкой, что, смог бы ее видеть пленник, у него по коже мороз бы пробежал. Красивый юноша среди пиратов, которые месяцами не видят женщин - это решение проблемы для многих.

- Ладно, бери его и пойдем, а не то Абу-Сулейман решит, что мы тут застряли из-за его красавчика. - Один из моряков взвалил бесчувственного юношу себе на плечо и они зашагали по направлению к небольшой хижине, расположившейся у подножия отвесного утеса. Только песок поскрипывал на каждом шагу под тяжелыми сапогами.
Пришел в себя Огюст на какой-то циновке в полумраке хижины. Снаружи горел костер; его свет пробивался сквозь щели в неплотно пригнанных досках, из которых был сколочен домишко.

Снаружи негромко переговаривались на чудовищной смеси языков. Огюст ухватывал отдельные слова: английский, испанский, итальянский, гортанные звуки арабской речи пересыпались фразами на непонятном языке - турецкий?

Запах жареного мяса напомнил ему, как он голоден. Очень хотелось пить.

Он не чувствовал своих рук; связанные за спиной, они попросту онемели. Юноша шевельнулся, намереваясь сесть, и боль в голове взорвалась с такой силой, что он, не сдержавшись, застонал.

Почти тут же, послышались шаги, и в хижину кто-то вошел.

- Ну что, очнулся? - вошедший нагнулся над пленником. - Есть хочешь, француз? - английский, но с каким-то невероятным акцентом. - Я тебя развяжу, но если только дашь слово вести себя тихо. Даешь слово?

Смерть от голода и жажды - не самый лучший способ уйти из жизни, в особенности, если вы молоды и полны сил. Огюст молча опустил взгляд, словно подтверждая свой отказ от сопротивления. Руки его, освобожденные от пут, упали как плети. Незнакомец зажег фонарь, стоявший в углу, и при свете его стал разглядывать юношу. Взял его руку, разглядывая кисть, вертя ее так и этак. Помешать ему Огюст не мог. Неожиданно посетитель пригнулся к самому лицу юноши.

- Да ты из знатных, мальчик! Я не ошибся? - тихий, хрипловатый голос звучал не только участливо: вошедший говорил теперь на чистейшем итальянском. Ответа не последовало. Незнакомец выпрямился. - Я тебе сейчас пришлю кое-кого, малыш, и твои руки полечат. - Ласкающим взглядом он прошелся по фигуре юноши.

Немного погодя, в домик зашло странное создание. Немыслимые лохмотья, бывшие когда-то нарядным платьем богатой девочки, скрывали тщедушное создание неопределенного пола. Копна спутанных волос, вьющихся мелкими колечками, была перехвачена пестрым платком с бахромой, повязанным узлом над ухом. В тонких паучьих лапках создание сжимало медный поднос с кувшином, ломтем хлеба и кусками прожаренной дичи. Все это опустили на циновку у ног Огюста.

- Господин мой может поесть сам, или нужно помочь ему? - быстрый, итальянский же говорок, со странным прищелкиванием языком. Похоже на пение птички, перемежающей свои трели щелканьем клюва.

- Вот еще что придумала! Я что, ребенок? - и он решительно потянулся к подносу. Точнее - сделал попытку потянуться. Рук он по-прежнему не ощущал.

Девчушка (он все же решил, что это существо женского пола) покачала головой. Потом решительно придвинулась к нему. Прежде, чем он успел понять, что она хочет, она решительно стащила с него камзол вместе с рубашкой.

- Не бойтесь, синьор, я вам не сделаю ничего плохого: только вот руки вам надо размассировать, вас слишком долго держали связанным.

Птичьи лапки оказались неожиданно сильными и ловкими. Она долго мяла и растирала затекшие мышцы, пока не вернулось ощущение тепла и мурашек, бегущих по телу. Он снова попытался пошевелить руками: получилось, но пальцы все равно не удерживали стакан. Девочка помогла ему одеться. Хитро прищурилась.

- А вы красивый, мой господин. И кожа у вас такая нежная. У вас уже была дама? - дитя смотрело на него жгуче-черными глазами, в которых плясали бесенята.

Вопрос заставил его покраснеть. Но почти тут же краска сменилась смертельной бедностью.

– Ты забываешься, девочка! Я благодарен тебе за помощь, но это отнюдь не значит, что кто-то дал тебе право задавать мне подобные вопросы. К тому же, не в твоем возрасте говорить о таких вещах. - Он сам не заметил, что говорит с ней по-итальянски.

- Мой господин зря думает, что я ребенок. Мне уже двенадцать лет и я могу выйти замуж.

- Замуж? Тебе двенадцать лет? - он с сомнением уставился на создание, которому на вид было не больше восьми.

- Вы мне не верите? Это потому, что я - маленькая. А так, я уже давно взрослая, по законам ислама мне уже давно пора замуж. Первая жена пророка Мухаммеда была намного младше меня, когда он взял ее в жены.

Огюст с сомнением рассматривал девочку. Ранние браки были не редкостью и на его родине, но заключались они, как правило, номинально, до вступления супругов в брачный возраст. И были это браки династические. Эта же малышка совершенно серьезно говорила о своем желании иметь мужа. Внезапно до него дошло, что тему эту она подняла не просто так.

- Дитя, ты что, хочешь, чтоб я женился на тебе? - его начал разбирать нервный смех.

- А если я помогу тебе бежать отсюда, красивый господин, ты возьмешь меня в жены? Или в наложницы? - ее наивность и прямота просто пугали.

- Я - тебя?.. - он потерял дар речи. Лгать недостойно дворянина, а лгать ребенку омерзительно вдвойне. И цена, которую она ему предлагает за свободу - это вообще не для него! К тому же это же совершеннейшее дитя! Но надежда полыхнула ослепительным пламенем, заставив его сцепить зубы, чтобы не закричать.

- Ты отказываешься, господин? - девочка поднялась с колен, сжав кулачки.- Ты знаешь, что с тобой сделают, если твои родственники не дадут за тебя требуемый выкуп?

- Догадываюсь.

- А я тебе говорю, что ты ни о чем не догадываешься! Тут мало женщин, а ты красив, очень красив. Тебя уже приметили,- она остановилась, увидев, как застыло его лицо.- Ты понял, наконец. Тем лучше. Сейчас тебе лучше поесть, а завтра мы поговорим. Ты подумай!- она поправила свои лохмотья так, словно это был свадебный наряд принцессы, и вышла, оставив его в полнейшем оцепенении.

Огюст попытался взять стакан, в который его неожиданная помощница заранее налила вино. Это ему удалось только с третьей попытки и только обеими руками. Он жадно пил это разбавленное водой пойло, в котором ощущался привкус добавленного туда рома. Сначала в голове прояснилось, но очень быстро ром стал оказывать свое действие. Желание спать стало просто невыносимым. Он еще успел заставить себя съесть немного хлеба с мясом и отключился. Усталость и голод сделали свое дело.

Проснулся Огюст оттого, что ужас сжимал ему сердце. Ужас от понимания того, что ему предстоит, если он не сумеет бежать. А на смену ужасу пришло холодное бешенство. Это состояние, в котором он находился уже вторично только за последние дни, душило его, не находя выхода. Именно в таком состоянии Огюст был способен, как и отец его, на самые непредсказуемые поступки.

Он встал, начал ходить взад-вперед по ограниченному пространству хижины, но не мог успокоиться, взять, наконец, себя в руки.

Это бездействие его убивало. Планы побега, один невероятнее другого, роились в голове, но он отбрасывал их один за другим; все они были нереальны. Правда, юноша понимал, что, если побег сорвется, убьют его не сразу; капитан все же рассчитывал на выкуп. Но лучше бы действовать наверняка.

Время у него было; пока дойдет письмо до Франции, пока вернется ответ - это не один месяц. До этого ответа с ним ничего не произойдет. Но то, о чем ему намекнула эта странная девчушка... От этого ему не убежать.

Постепенно рассвело. Огюст выглянул наружу: вокруг - ни души. С одной стороны - отвесно уходящий в небо утес: гладкая, зацепиться не за что, стена. С другой - море. Вдали, на песке, несколько странных, горбатых, с причудливо изогнутыми шеями животных. Кажется, в Европе их называют кемаль – верблюд: если он правильно помнит, на них не только перевозят груз через пустыню, на них арабы-бедуины ездят верхом. Это надо взять себе на заметку.

Странно, что вокруг никого не видно. Они что, полагаются на его слово? Так он его не давал.

Его сторожили. Просто он не сумел их разглядеть. Завидев пленника на берегу, откуда-то из под песка возникли закутанные в черное фигуры. Один из стражей приблизился к юноше и повелительно указал на хижину. Пришлось подчиниться. Тяжело вздохнув, Огюст вернулся в свою тюрьму.

"Я с ума сойду, если мне придется здесь просидеть все время,- подумал он.- Нет, надо что-то делать!"
Потянулись дни, ужасные в своем однообразии. Его навещала только девочка, да сторожа-бедуиы возникали неоткуда, стоило ему чуть удалиться от своего жилища.

Как-то раз ему беспрепятственно удалось добраться до заинтересовавших его верблюдов. Животные встретили его настороженно. Незнакомый человек пугал их. Они поднялись на ноги: забавно было следить за их сложным движением: ноги их распрямились, как ноги кузнечика, и с коротким, недовольным ревом, они отбежали в сторону. Посчитав себя в безопасности, они снова улеглись на песок. Но он успел хорошо рассмотреть удивительные, огромные глаза под роскошными, как опахала, ресницами.

События разворачивались по непонятному сценарию. В один из дней он решил искупаться. Это просто невыносимо: быть рядом с морем и не поплавать. Ранним утром, не видя своих обычных стражей, он зашел в воду. Море было, как зеркало. Мелкие рыбешки нахально тыкались в него носами.

Несколько шагов - и он поплыл навстречу восходящему солнцу. Плыть было так легко, что он не почувствовал, как забрался далеко от берега. Перевернулся на спину, и чувство парения заставило забыть обо всем. Когда он, наконец, очнулся, берег едва просматривался. Огюст плавал, как рыба. Но он явственно ощущал гигантскую силу, уносившую его в глубь моря. И, почти тут же, его ухватила за волосы сильная рука. Он даже не успел испугаться. Его втащили на борт лодки, наградив парой затрещин. Это было уже слишком. Задыхаясь от ярости, он попытался вскочить, но новый удар бросил его на дно.

- Лежи и помалкивай, чертенок! Твое счастье, что ты не успел забраться слишком далеко. Самонадеянный щенок!- Моряк, один из тех, что сторожили его в первый день, угрожающе повел у Огюста перед носом своим пудовым кулаком.
На берегу его ждали: Абу Сулейман собственной персоной.
- Уж не собирается ли наш юный друг вплавь добраться до Франции? В следующий раз, если надумаете так поразвлечься, предупредите кого-нибудь. Вас сопроводят с лодкой, на случай, если вы устанете.- Он ехидно улыбнулся.- Милый мой, отсюда не убежишь. Ты же не птица, чтобы взлететь на утес, а со скал тебе никто не сбросит веревку.
"О чем он говорит? Веревка? А и в самом деле, если бы найти кого-нибудь, кто сбросил бы ему веревку! Если путь в море для него закрыт, остается путь наверх, на скалу." Что бы он делал дальше, оказавшись наверху, представления он пока не имел, но, оброненная, якобы случайно, фраза будила воображение. Он по складу своего характера не мог находиться в бездействии.

Капитан стал навещать его раз в два-три дня. Рассказывал, как будут счастливы его родители, узнав, что их сын жив, и как, чтобы только спасти его, станут продавать все, что у них есть. Но это еще не все. Основной выкуп - это его мать, Изабо. Только уйдя к нему, сможет она купить жизнь сыну. Хотя бы ценой одной ночи. И с каким удовольствием он, Абу -Сулейман, посмотрит, что будет делать после этого граф. Когда пират дошел до подробностей, терпение Огюста кончилось.

Издав крик, больше похожий на рычание раненного льва, юноша прыгнул на своего мучителя. Не по детски сильные руки сомкнулись на горле ненавистного бандита. Тот захрипел, пытаясь оторвать от себя мальчишку, но это оказалось не просто. Огюст вцепился в его шею с силой, удесятеренной ненавистью и отчаянием.

Оба свалились на пол и катались, опрокидывая все, что попадалось на пути.

Но пират был все же сильнее. Ему удалось оторвать от своего горла руки юноши.

Привлеченные шумом, в дом ворвались несколько человек. Огюста на этот раз связали так, что он не мог пошевелиться. Капитану помогли подняться. Он с трудом держался на ногах, к тому же почти лишился голоса.

- Жаль, что тебе на роду написано не дожить до преклонных лет, мальчишка! А то бы из тебя вышел отличный воин во славу Аллаха! Только теперь я позабочусь, чтобы твоим родителям достался только твой труп. И за него они мне заплатят так же, как за живого. - И, толкнув сапогом в бок беспомощного пленника, Абу-Сулейман поспешно вышел из хижины.

Рядом с пленником остались два стража, не доверяя ему, даже связанному по рукам и ногам.

- Такое недоверие делает мне честь,- усмехнулся про себя юноша,- но не решает, как мне из всего этого выбраться. Похоже, он меня боится. Это мне льстит, но что делать дальше? Не ждать же просто так, когда за мной придут, чтобы отвести на казнь или что-нибудь подобное. Кто знает, на что он еще способен? Он поглощен мыслью о своем мщении.

Знакомый голосок вывел его из раздумья.

- Господин хочет пить? Я принесла вам воды. - Девочка склонилась над ним с кувшином. Поддержав голову, помогла ему напиться. Ее спутанные волосы коснулись его лица. - Он решил вас убить, господин. Он вернулся от вас такой злой!

- Еще бы! - чуть улыбнулся юноша. - Я, кажется, неплохо намял ему бока.

- Он еще не решил, как он это сделает, но, скорее всего, это будет завтра. Я постараюсь что-нибудь придумать, чтобы помочь вам.

- Ты? Но как? Ты ведь ребенок, и кажется, почти в моем положении пленника!

- Я еще не знаю точно, как, но пока я просто подрежу ваши веревки, чтобы вам было легче освободиться, если что.

- Да у меня все тело так затекло, что я не могу двинуться.

- Правда, я и не подумала. - Она задумалась. - Вы поможете мне, если я помогу вам?

- Все, что в моих силах, я сделаю, Только боюсь, что толку от меня будет немного, - горько усмехнулся Огюст.

- Я ничего не могу вам пообещать, мой господин, но если я успею, восход вы встретите уже не здесь. - Она решительно встала.

- Ты говоришь серьезно? Ты поможешь мне убежать из этой ловушки?

- Если Аллах нам поможет.