Глава 9. Город

Желтые камни мостовых, желтые стены плотно прижавшихся друг к другу домов с бесчисленными лавками, стертые ступени, по которым звонко цокают копыта ослов и стучат деревянные подошвы паломников, разноязыкий гомон и крики зазывал, и над всем этим - пять раз в день призывные крики муэдзина, сзывающего правоверных на молитву.

Чего только не найдешь в этих лавках: роскошные ковры, дамасские шелка, драгоценное оружие, посуда и вазы с инкрустацией и насечкой. А лавки ювелиров! Глаза разбегаются от бесценных сокровищ, созданных умелыми руками. Здесь можно найти все, с чем приходят караваны. И отсюда же увозят они изделия местных искусников: иерусалимское стекло, драгоценные камни из Тимны, разноцветный перламутр из раковин Красного моря, всевозможные пряности. Горы невиданных фруктов, разложенных на земле, сладости, восхитительные запахи корицы, ванили и еще чего-то неведомого, от чего сладко сжимается сердце. Иногда из глубины лавки сверкнет огненный взгляд черных очей, легкое позвякивание браслетов выдаст присутствие женщины - и снова все скроет прохладный полумрак.

Огюст и купцы шагали по улочкам Иерусалима. Шли, стараясь не терять друг друга из виду. Потеряться здесь, в этом переплетении улиц и переулков, ничего не стоило, а выбраться потом будет не просто. Хуже того: попадешь в какую-нибудь ловушку. И тогда никто тебе не поможет. Вызволить пленника из такой западни - затея почти безнадежная. Придется, чтобы за тебя хлопотала твоя община, а найдутся ли у нее нужные связи, деньги и желание заниматься таким пленником - тоже вопрос.

Соблазнов вокруг хватает. Продавцы-зазывалы хватают прохожих за руки, предлагая свой товар. Юноша впервые пожалел, что у него нет ни гроша. Так хотелось привезти хоть какие-нибудь подарки матери и братьям, пусть безделицу, но это была бы память о том, что он был на Святой земле.

Старший из купцов перехватил его взгляд, рука потянулась было к кошельку, но, заметив, с каким холодным и неприступным видом отвернулся молодой человек от соблазнительной лавки, понял его. Предложить мальчику деньги - значит оскорбить его. Он не знает, как и когда попадет домой, не в его привычках ходить в должниках кому-либо.

Купцы не спешили: у них свои, четкие, цели и адреса, куда они должны пойти. Ни один из здравомыслящих путешественников не направит свои стопы в незнакомую лавку, не станет покупать то, что ему предлагают, не имея надежных рекомендаций. У синьора Манцони было одно важное дело: необходимо пристроить их подопечного, обеспечить ему быстрый и надежный путь домой. Итальянцы об оплате не тревожились: то, что они вложат сейчас в дело возвращения юного француза, вернется к ним с процентами. Спасение этого юноши даст им дополнительные связи во Франции. Старик Мордехай (а он знает, о чем говорит), убежден, что, помогая мальчишке, они совершат богоугодное дело.

Они нырнули под какую-то арку, поднялись на несколько ступеней, и упёрлись в деревянную, обитую медными бляхами дверь. На стук открылось окошечко в двери. Только увидев условный знак, перед ними, наконец, распахнули двери. Шаг через высокий порог - и за глухой стеной их взгляду открылось зрелище, от которого юноша замер в немом восторге.

Они попали в сад. Посреди двора был небольшой, выложенный мозаикой бассейн, а в нем плескались несколько лебедей. По двору разгуливала пара павлинов, оглашая своими резкими криками не только сад, но и окрестные дома. Вдоль стен тянулась живая изгородь из кустов, украшенных гроздьями красных, белых и оранжевых цветов. Запах неведомых благовоний, тихое журчание невидимого фонтана, прекрасные цветы в вазах и неожиданная прохлада в густой тени. Настоящий патио. В глубине двора, под резным навесом, среди низких диванов и груды подушек, перед богато инкрустированным перламутром столиком на низких ножках, восседал сухой, суровый старик, одетый так, как одевались в Италии лет пятьдесят назад.

Старик жестом указал гостям на подушки вокруг стола, приглашая присесть. Слуги тут же внесли угощения: фрукты, напитки, восточные сладости. Все это быстро и бесшумно расставили на принесенных, таких же низких, столах и исчезли, словно растворились в полумраке дома.

Огюст посмотрел на хозяина дома. Ответом ему послужил быстрый взгляд маленьких черных глаз, пронзительный и недобрый. Густые, неожиданно черные брови, прямой длинный нос, сухие, крепко сжатые губы. И - холеные, белые руки аристократа.

Портрет дополняли почти седые бородка и усы по моде Борджа.

- Это тот юноша, о котором вы мне писали, Манцони?

- Да, Ваша Милость, он самый.

- Ваше имя, молодой человек?

Огюст замялся. Называть свое имя человеку, который вызывал у него безотчетное чувство неприязни, не хотелось, но законы вежливости обязывали: к тому же, если о нем писали, значит, и имя его было упомянуто в письме.

- Шевалье де Ла Фер, сударь.

- На каком языке вам будет проще говорить, юноша?
Французский, итальянский?

- Как вам будет угодно. Я говорю, кроме итальянского, на немецком, английском, испанском.

- А также на латыни и на древнегреческом, - ввернул Манцони. - Не отнекивайтесь - я сам слышал.

Огюст только пожал плечами.

- Вы чисто говорите на итальянском, а это мой родной язык. На нем и продолжим наш разговор. Эти господа просят меня помочь вам переправиться во Францию. Я нахожусь здесь не только как глава купеческой гильдии, но и как представитель Римской Курии. Я надеюсь, вы понимаете, как непрост будет ваш путь домой. Может быть,- старик посмотрел на него, пронизывая взглядом до костей,- может быть, вам имеет смысл остаться здесь, на Востоке. Вы могли бы достойно послужить здесь делу Церкви, а ваше знание языков очень бы пригодилось нам. Вы кажетесь мне очень неглупым юношей. Из вас получится неплохой дипломат.

У Огюста упало сердце. Путь домой снова грозил растянуться на годы.

- Вы предлагаете мне остаться здесь? Но меня ждут. У меня не было возможности даже сообщить родителям, что я жив.

- Молодой человек, я слышал, что за вас требовали огромный выкуп. К тому же, насколько я понял, вы - последний из сыновей. Вы наивны, если думаете, что родители пойдут на условия, которые им поставили за ваше освобождение. Никогда ваш отец не станет жертвовать тем, что принадлежит наследнику, ради младшего сына. Подумайте над моими словами, и вам станет ясно, что я предлагаю вам будущее. Ваши родители для себя давно вас похоронили.

- Я не верю ни единому вашему слову, Ваше Превосходительство.

- Хорошо, тогда поговорим о другом. Наша община и Святая Церковь могут рассчитывать на содействие вашего отца, если мы захотим прибегнуть к его помощи?

Француз опустил глаза. Когда он вновь поднял взгляд на хозяина, в нем читалась непреклонная решимость.

- Я не могу вам отвечать за решение графа де Ла Фер, тем более, не зная, что вам от него будет нужно. Если такова цена моего пути на родину, я не приму её. Поступайте, как сочтете нужным. Я, в конце концов, найду способ добраться до Франции. Но ставить отца в двусмысленное положение: на это я не пойду никогда.

Он стоял, гордо вскинув голову. Красивый, не по возрасту серьезный юноша, Спокойный взгляд удивительных лазурных глаз, смелая осанка - это произвело впечатление на окружающих.

Он не просил: его гордость и достоинство дворянина не позволяли ему унизиться до просьбы. Но и смириться с отказом он тоже не был готов. "Поступайте, как знаете, не сможете или не захотите - это ваше право. Но у меня есть цель, и я ее добьюсь".

Воцарилось молчание, которое никто не хотел нарушать. Купцы мялись, Манцони не находил себе места.
Суровый хозяин тем временем делал вид, что не замечает затянувшейся паузы. Он разглядывал свои пальцы, не спеша перебиравшие агатовые четки, и размышлял.

Плескались в фонтане лебеди. Где-то неподалеку тихо играли на лютне. Огюст стоял, по-прежнему откинув голову, держа руку на рукоятке кинжала. Глаз он не опустил, только чуть щурился от яркого света.

- Садитесь же, наконец! - резкий голос хозяина вывел всех из полусонного ожидания.- Хорошо. Сделаем так. Вы приведете, Манцони, этого юношу ко мне завтра на закате. Пусть захватит с собой все свои вещи. Завтра отправляется посольство. Они едут через Хайфу. Вы поплывете во Францию с ними, молодой человек.

- Благодарю вас, ваше превосходительство.

- Погодите благодарить! Вы до плена где-то служили?

- Да, мессир, я служил на английском бриге.

- Кем? Офицером?

- Нет, лорд Оксфорд ходатайствовал перед его величеством королем Яковом I, и меня определили в обучение к капитану брига. Это было мое первое большое плавание.

- Которое закончилось для вас весьма неудачно. А как вообще вы оказались на Английском флоте?

- Это была воля моего отца. Он пожелал, чтобы я в будущем стал морским офицером.

- Так вы не наследник?

- У меня два старших брата, ваше превосходительство.

- Вот как! Это весьма усложняет дело. Понятно, теперь, почему вы не уверены в ответе вашего отца, юноша. Значит, придется вам самому доказывать окружающим, на что вы годны. Может, это и к лучшему. Если вы, молодой человек, сумеете попасть домой только благодаря своим личным достоинствам, вам гарантировано уважение общества. Сколько вам лет?

Ох, как же он не любил эти вопросы!

- Скоро шестнадцать.

- Да, юноша, вам выпала незавидная участь. Скажите, а вы еще помните, как найти Полярную звезду и определить стороны света?

- Однако же, мессир, вы задаете мне странные вопросы.

- Нисколько. Когда вы доберетесь до Хайфы и поднимитесь на борт корабля, вам придется отрабатывать свое пребывание на нем.

- Я не понимаю смысла ваших слов. Я дворянин, сударь!

- Никто не собирается вас лишать вашего дворянского достоинства. Вы полагаете, что стоять на вахте рядом с рулевым - позор для дворянина? Или помочь капитану прокладывать курс на карте - это недостойно вас?

- Упаси меня бог думать так. Простите мне мою горячность, но я подумал было ...

- Что вас заставят драить палубу вместе с матросами? А если бы и так?
- Никто и никогда не заставит меня делать то, что противоречит чести моего сословия, монсеньор!

- Экий гордец! Идите и приходите завтра к назначенному часу. Да, вот еще: прихватите с собой эту девчонку. Я, кажется, нашел, куда ее пристроить.

- Куда, позвольте вас спросить?

- Успокойтесь, в наложницы ей еще рано. Вам, юноша, ее все равно с собой не забрать, а вот мне нужны ловкие руки служанки в моем загородном доме. Я жду вас завтра всех троих, Манцони.

Когда все откланялись, хозяин позвонил в колокольчик, стоявший на столе. Появился слуга.

- Предупреди синьора Гвидо, что завтра к вечеру он получит эту девчонку. И чтоб немедленно, в ту же минуту, уезжал из Иерусалима. Понял?

- Да, хозяин.

- Иди, и постарайся не столкнуться с Манцони и его компанией. - Старик откинулся на подушки с видом человека, провернувшего выгодное дельце.- "Странный юноша. Кажется, он мне так и не поверил, что девочку я оставлю в служанках."