Глава 11. Хайфа

Все же итальянцу не удалось успокоить Огюста. Осталось ощущение неискренности, какой-то недосказанности. У старика что-то было на уме. Несмотря на свою молодость, юноша очень тонко чувствовал людей. То ли вследствие долгого пребывания на Востоке, то ли из-за тесного общения с представителями Ватикана, но неуловимый налет двуличия, отпечатавшийся на лице старика, заставил Огюста настороженно воспринимать происходящее.

Занятый анализом своих впечатлений и ощущений, он не сразу заметил, как они пришли. Дверь открыли мгновенно, словно за ней их поджидали. На этот раз их провели прямо в дом и он, краем глаза, заметил, как догорает закат в горах.
Комнаты, богато убранные в стиле Ренессанса, освещались высокими, почти в рост человека, канделябрами. Манцони, не желая возвращаться по темным улицам, получил двух сопровождающих с факелами и почти сразу ушел.

Попрощались они заранее, и итальянец старался не смотреть им в глаза. Опытный и пронырливый купец догадывался, какова цена, которую придется заплатить его подопечным. Ему было жаль молодых людей, но ссориться из-за них с могущественной Курией он не хотел. В его делах нередко все висело на волоске, и рубить сук, на котором он сидел, было неразумно.

Огюста пригласили присесть за стол, девочку сразу же увели на женскую половину. Ее с трудом оторвали от француза: она плакала, что-то говорила на арабском, захлебываясь от слез. Из соседней комнаты вышла закутанная с головы до ног в покрывало женщина, негромко сказала Айялле несколько слов на том же языке и, полуобняв за плечи, тут же увела с собой.

Юноша, растерянный, ощущая себя виновным в том, что не сумел помочь той, кому обязан своим спасением, не замечал, что его пристально разглядывают из-за тяжелых занавесей. Хозяин дома и неслышно вошедший мужчина обменялись взглядами. Они могли быть довольны: провернули выгодное дельце, продав девочку в гарем к султану. Теперь неплохо было бы соответственно обставить путешествие этого французского юноши. Если не удастся из него извлечь максимальные дивиденды, они будут выглядеть, как неопытные школяры.

Шевалье наконец-то очнулся от своих мыслей и оглянулся вокруг. Он был уже не один, а хозяин и какой-то незнакомец, сидя в креслах, открыто рассматривали его. Такое "внимание" задело Оливье.

- Господа, могу я узнать, кому имею честь быть представленным?- сухо осведомился юноша.

- Капитан Гвидо Ранти. Ваш капитан на корабле.

- Шевалье де Ла Фер, к вашим услугам!

Взаимные поклоны, быстрый обмен взглядами: ближайшие месяцы они проведут бок о бок, тесно общаясь.

Капитан, не скрывая своего интереса, внимательно рассматривал своего будущего подчиненного. Довольно высок для своих лет. Великолепно сложен. Движения легкие, непринужденные: отличный танцор и фехтовальщик, скорее всего. Лицо сильно загорело, не поймешь, какой цвет на самом деле. Но загар только подчеркивает необычный цвет глаз: чистая лазурь. Черные локоны длиннее, чем принято - отросли в дороге. А вот губы, хоть и сердито сжаты, хранят еще детскую припухлость. Да, с таким красавцем на борту хлопот не оберешься. Впрочем - это не его забота. Он только представился капитаном; истинный капитан найдет, как разобраться с этим Аполлоном. А на корабле должны быть несколько женщин - пассажирки из Хайфы. Да, скучать капитану не придется.

- Шевалье, мне известно, что у вас имеется некоторый опыт в ориентировании на море, и вы даже знаете, что такое морская долгота и широта?

- Вам сказали правду, синьор капитан. Я не думаю, что буду балластом на корабле. Все, что вы сочтете необходимым мне поручить, будет исполнено по мере моих сил и знаний.

- Ну, это мы выясним в море. А пока, шевалье, идите. Вам покажут вашу комнату. Вам не мешает хорошенько отдохнуть: мы выступаем на рассвете. Вас разбудят. До завтра.

Огюста провели в комнату. Он лег в постель, но сон не шел к нему: слишком много событий, мыслей, сомнений кружились в голове. Что-то ему не давало покоя, какая-то мысль вертелась в подсознании, но всякий раз, когда он пытался сосредоточиться, и поймать её, она, подобно рыбешке, уходила вглубь, вильнув на прощанье хвостом почти пойманного воспоминания. Он сдался и возраст взял свое. Нельзя от уставшего мальчишки, после целого дня ярких впечатлений, требовать объективности в суждениях, свойственных взрослому человеку.

Утро началось с воплей павлинов. Потом крик муэдзина призвал на молитву. Несколько минут юноша лежал, с трудом соображая, где он. Потом вскочил, быстро оделся. Он давно привык обходиться без слуг, а валяться в постели не входило в его привычки. Когда за ним пришли, он был полностью готов. В дорогу ему сунули пару лепешек, но он, поглощенный мыслями о предстоящем путешествии, не заметил этой заботы.

Капитан Ранти спешил. Они так быстро миновали сплетения улиц, что Огюст не уловил, когда они очутились за чертой города. Их ждали с десяток всадников и две оседланные лошади. Ранти даже не поинтересовался, умеет ли француз ездить верхом: это само собой разумелось. Не мог дворянский сын быть неопытен в таких делах, как верховая езда, фехтование и танцы.

А вот то, что сам Ранти оказался отличным кавалеристом – это заставило юношу повнимательнее приглядеться к спутнику. Кажется, ему привычнее было седло и шпоры, чем палуба корабля.

Что до самого шевалье, то он только наслаждался скоростью, когда участки дороги позволяли пустить коня вскачь. Спуск с гор занял много меньше времени, чем восхождение в Иерусалим. Уже на следующий день они добрались до подножия гор. Дорога была незнакома для юноши. Он пытался было расспросить, через какие места лежит их путь, но ответа не получил. Отдохнувшие за ночь кони резво бежали по дороге вдоль оливковых рощ и виноградников. Неожиданно Ранти придержал коня.

- Если вам интересно, молодой человек, именно здесь, как гласит предание, проданный братьями Иосиф прощался с родиной.

Огюст вздрогнул: странные интонации Ранти заставили его задуматься. Но виду он не подал; скрыл свое беспокойство за фразой, выражавшей только восхищение страной, где каждый клочок земли так тесно связан с историей мира.

К следующему дню они выехали на дорогу, которая шла вдоль дюн, почти у морского прибоя.

- Теперь до самой Хайфы будем двигаться вдоль моря. Сегодня заночуем в Яффе, а оттуда мимо Кейсарии – до самой горы Кармель.

Дорога заняла несколько дней. За эти дни он убедился, что один плен сменил на другой. Его стерегли. Ненавязчиво, но глаз с него не спускали. Как-то вечером он решил пройтись по берегу. Но, не успел он пройти и ста шагов, как рядом возник рослый детина и жестом преградил ему дорогу. При ярком свете луны Огюст различил, что он улыбается самым приветливым образом.

- Господин Ранти не велел вам уходить из лагеря. Извольте вернуться.

Ему не осталось ничего другого, как покорно вернуться к палаткам.

Они миновали Кейсарию, не заезжая в нее. В другое время он приложил бы все силы, чтобы осмотреть эти места, где так любили отдыхать римляне. Теперь же ему стало все безразлично. В груди разрастался ком тревоги. Она душила его, заставляла не замечать ни дороги, становившейся все более живописной, ни пристального внимания охраны. Огюст полностью ушел в себя, и его постоянно приходилось окликать и подгонять, чтобы он не отставал.

Наконец, наступил момент, когда, подняв голову, он увидел горную гряду, постепенно повышающуюся к северу.

- Где мы? – Огюст вышел из состояния своей отрешенности.

- Это Кармель, господин. Мы почти у цели. Завтра будем уже в море.

Конец пути! Сейчас для него корабельная палуба - самое желанное место. Видеть, как из-за горизонта встает солнце, чувствовать соленые брызги на губах, подставлять лицо ветру! Ах, как это будет прекрасно! Ему до смерти надоели пески, верблюды, жалкая растительность, растрескавшаяся от жара красная земля, редкие пальмы оазисов: все то, что зовется Северной Африкой и Аравией. Он мечтает о дожде, о снеге. И все эти мечты надежно упрятаны под панцирем напускного равнодушия. Инстинкт подсказывал, что эта линия поведения самая правильная, только так он и должен себя вести. Юноша устал, и ему уже все равно, что с ним будет. Пусть они думают, что он смирился. Только бы ступить на французский берег, а там он найдет, как ускользнуть: родные берега помогут ему.

А между тем красавица Хайфа достойна была внимания. Портовый город шумел и бурлил, сохраняя своеобразие, присущее всем южным городам, в особенности, если это приморские города. Отсюда уходили в плавание суда, увозя домой осчастливленных посещением Святой земли паломников. Рассказов и впечатлений об этом путешествии хватит на десятки лет. И даже их потомки, сидя в рождественскую ночь у каминов, будут в очередной раз пересказывать семейное предание о походе предков в Святой город Иерусалим, к Святым местам.

А в еврейских семьях будут хранить, как чудо, бесценный неувядающий этрог- цитрус, способный лежать годами, сохраняя свой цвет и запах: плод земли Израиля.

Сказочно красивая, поросшая густыми лесами, гора Кармель казалась островом среди песчаных волн. Местами подступы к ней пересекали полуразвалившиеся виадуки, возведенные еще во времена Римского владычества. Во многих местах на склонах темнели входы в пещеры: память о проживавших здесь древних племенах.

Рассмотреть город Огюсту не дали. Под предлогом, что его присутствие необходимо на борту, его тут же отправили на корабль. Как не крутил он головой в поисках Ранти, итальянца нигде не было видно. Это только укрепило подозрения шевалье: что это за капитан, если корабль готов к отплытию, а шкипер растворился в толпе, исчез без следа?

Появились и пассажиры. Три дамы средних лет, молоденькая девушка с братом лет пяти, и группа мужчин: все в черном, важные и напыщенные. Настоящие испанские гранды. По нескольким, долетевшим до него словам, Огюст понял, что на борту действительно испанские вельможи. Дамы оказались фламандками, относительно же молоденькой путешественницы с мальчиком он ничего сказать не мог.
Он поймал на себе пристальный, тяжелый взгляд одного из пассажиров. Человек разглядывал его с таким видом, словно хотел сопоставить собственные наблюдения с тем, что уже слышал.

Матрос показал ему крошечную каюту, которую ему предстояло делить еще с двумя: боцманом и каким-то странным не то матросом, не то наемником. Счастье, что он успел в дороге переодеться, сбросив с себя, наконец, личину бедуина.

Ранти не показывался, зато вошел моряк средних лет, коренастый, широкоплечий, в лихо сдвинутой на затылок широкополой шляпе. Одного взгляда на эту фигуру было достаточно, чтобы понять, кто истинный хозяин на борту. Огюст успел достаточно ознакомиться с таким типом моряков, чтобы не задавать лишних вопросов. Сам капитан насмешливо, не таясь, рассматривал нового члена экипажа. Его предупредили о новичке, с которого глаз нельзя спускать, и он теперь сравнивал полученные сведения с собственным впечатлением. Он, кажется, немного сведущ в навигации, этот юноша. Голова его почему-то очень ценна для господ Ранти и испанцев. Юноша знатного рода, неглуп. Капитана предупредили, что он силен не по годам, и способен на самые отчаянные выходки. Для начала – это все; с остальным ему предстояло разобраться в плавании. Море лучше всего выявляет характер человека.

- Молодой человек, у вас есть ко мне вопросы? – обратился он к юноше.

- Да, есть. Господин Гвидо Ранти был еще в Иерусалиме представлен мне, как капитан корабля, но, видимо, в вашем лице я вижу настоящего хозяина судна?

"Мальчишка не промах, разобрался. А надменности хватает. Ишь ты: мне был представлен! Небось, самого представили, а предпочитает так повернуть дело. Спесив!"

- Не тот вы мне вопрос задали, шевалье, что положено задавать капитану. Не мешало бы вам знать, если вы бывали в море, что так не следует говорить со шкипером. Я – наместник Бога на корабле.

- Я знаю и понимаю, что значит капитан на корабле, но извольте предоставить мне доказательства, что вы таковым и являетесь!- Огюст понимал, что претензии не к месту, но взыграла та самая спесь, которую отметил про себя капитан. Какой-то неизвестный будет ему указывать!

- Мальчишка! Или ты прекратишь вести себя так, словно ты у себя в замке и перед тобой толпа слуг, или ты у меня узнаешь, какова морская служба у матроса! - прогремел морской волк.

- Если мы с вами начнем демонстрировать друг другу, на что способны в минуту гнева, я не думаю, что нам удастся прийти к единому мнению, какие у меня обязанности на вашем корабле. Если же вас не устраивает мое присутствие, вы можете меня отправить на берег.

- Я бы с радостью сделал это, не сомневайтесь! - ответил капитан.

-Так за чем же дело стало?

- У мессира Гвидо свои соображения на твой счет, щенок!- пробурчал себе под нос капитан.

Предчувствия не обманули юношу: он пленник на корабле. Очередная нелепость судьбы. Разве он еще кому-то нужен? Родители отчаялись ждать его, уже и не чают увидеть живым, а его все еще считают ставкой в чьей-то игре?

Истинный этот капитан был Огюсту чем-то даже симпатичен; такие люди не умеют притворяться. Он сам терпеть не может двойной игры, и если он поладит с этим морским волком…

- Ваше сиятельство! - капитан отвесил ему шутовской поклон. - Попрошу на палубу. Ваше место - рядом с рулевым. До моих особых распоряжений. Мы выходим в море.

Огюст, не ответив, повернулся, чтобы выйти из каюты. Капитан придержал его за плечо.

- Вот что, парень! Я тебя по–хорошему предупреждаю: без фокусов. Я тебя вижу насквозь. Не вздумай устраивать себе побег – это может плохо кончиться. – И, увидев, что юноша гордо вздернул подбородок, добавил почти неслышно: - Не для тебя, дурачок: для твоего отца.