Русалочья игрушка

      — Ну, вот… А как раз­да­вила она бу­син­ку каб­лу­ком, так сно­ва и ока­залась на ма­ковом по­ле. А вмес­то ведь­ми­ной из­бы толь­ко пыль и дым по вет­ру клу­бит­ся… — за­кон­чи­ла рас­сказ Жень­ка.

      При­тих­шие ре­бята с лю­бопытс­твом смот­ре­ли на рас­сказ­чи­цу.

      — Вот это да… — удив­лённо вздох­нул Вла­дик Кол­дун, под­ки­нув в кос­тёр хво­рос­ти­ну.

      — Ну, Жень­ка, ты рас­ска­зывать здо­рова! — рас­сме­ялась Миш­ка Ива­ниц­кая, — у ме­ня на та­кое фан­та­зии не хва­тит!

      — Да, Же­ня у вас та ещё рас­сказ­чи­ца! — ус­мехнул­ся дед Ах­мет, по­мешав уголь­ки в кос­тре. — Вон как все уши раз­ве­сили. А у нас в строй­от­ря­де то­же бы­ла та­кая дев­чушка язы­кас­тая. Вот та­кая же чёр­нень­кая и уз­когла­зень­кая бы­ла, вро­де те­бя, — Ах­мет щёл­кнул по кур­но­сому но­су Ва­лю. — От­ку­да-то с Ал­тая, то ли бу­рят­ка, то ли ту­вин­ка, я уж не пом­ню. Зва­ли мы её Оля. Как нач­нёт эта Оля рас­ска­зывать… Му­ха не про­летит — слыш­но! Так все её слу­ша­ют. Вра­ла са­мозаб­венно! Да так, что не пой­мёшь, где прав­ду ска­зала, а где при­дума­ла. Но, на­до Оль­ке дол­жное от­дать — в кон­це всег­да чес­тно го­вори­ла, где взап­равду бы­ло, а где наб­ре­хала…

      — А в строй­от­ря­де вы в Став­ро­поле бы­ли, да, де­душ­ка Ах­мет? — хит­ро улыб­ну­лась Ва­ля. — А Олю вы зва­ли — Оль­ка-за­вирай­ка. Учи­лась она на би­оло­га, и зва­ли её по-нас­то­яще­му Ол­ча Мер­ген.

      — Точ­но, как в ап­те­ке! А ты от­ку­да зна­ешь, кро­ха?

      — Так это же моя ба­буш­ка бы­ла! — рас­сме­ялась Ва­ля. — Она и сей­час та­кие ис­то­рии рас­ска­зыва­ет, за­кача­ешь­ся! Вон Пуль­ки под­твер­дят!

      — Ах, ты! Ну, лад­но, пе­реда­вай ба­буш­ке и де­ду Кон­дра­тию при­вет от Саш­ки-кла­до­ис­ка­теля! — Ах­мет пог­ла­дил Ва­лю по го­лове.

      — Де­душ­ка Ах­мет, а ба­буш­ка го­вори­ла, что вас друзья ещё на­зыва­ли Ах­мет ибн Мюн­хга­узен. Это по­чему? — озор­но при­щури­лась де­воч­ка.

      — Да по­тому, что дед то­же лю­бит за­вираль­ные ис­то­рии рас­ска­зывать, — хи­хик­ну­ла внуч­ка Ах­ме­та, Гюль­на­ра, вы­каты­вая из уг­лей пе­чёную кар­то­шину. — Так нач­нёт, что ку­да там ба­рону Мюн­ха­узе­ну! При­чём с са­мым серь­ёз­ным вы­раже­ни­ем ли­ца… — Гу­ля под­мигну­ла де­ду.

      — Ох, Гуль­ка! Снять бы с те­бя шта­ны, да вы­пороть хво­рос­ти­ной, что б де­да не по­зори­ла! И не пос­мотрю, что ты дев­ка на вы­данье! — шут­ли­во пог­ро­зил он паль­цем звон­ко рас­сме­яв­шей­ся Гю­ли.

      — Ну, де­дуль, — Гу­ля ко­шеч­кой при­лас­ти­лась к де­ду. — Рас­ска­жи что-ни­будь!

      — Что бы вам рас­ска­зать-то та­кое, ре­бятиш­ки…

      — Дед, а рас­ска­жи про ру­сал­ки­ну иг­рушку. Пом­нишь? Ты мне всё вре­мя рас­ска­зывал.

      — Ка­кую иг­рушку? — на­пере­бой за­гал­де­ли ре­бята.

      — Да у нас сто­ит ки­тёнок ко­рал­ло­вый, ви­дели? — озор­но под­мигну­ла Гуль­ка. — Вот дед и рас­ска­зывал, что ру­салоч­ка ма­лень­кая иг­рушку по­теря­ла, а он на­шёл!

      — Ой, де­душ­ка Ах­мет, рас­ска­жите!

      — Де­да Саш, ну, по­жалуй­ста! — по­сыпа­лись прось­бы ре­бят.

      — А ты не ми­гай, не­год­ни­ца! Лад­но, так уж и быть, рас­ска­жу! А то вон как глаз­ки-то у всех раз­го­релись, — ус­мехнул­ся дед. — А ты, Гуль­ка, хво­рос­та в кос­тёр под­кинь. А то про­гора­ет уже. Та­кие ис­то­рии на­до при све­те кос­тра рас­ска­зывать, что б зна­чит за спи­ной жуть тем­не­ла…
И Ах­мет, по­шеве­лив пал­кой уг­ли, на­чал не­тороп­ли­вый рас­сказ…

      — Бы­ло это, ког­да я по мо­лодос­ти на ка­нику­лах (в ин­сти­туте учил­ся на ры­бово­да) хо­дил мат­ро­сом на ры­болов­ном сей­не­ре. Толь­ко жил я тог­да не в Се­вас­то­поле, а под Ял­той. И вот как-то та­щим мы сеть. И слы­шим, как Валь­ки­на же­на Зин­ка, что у нас ко­ком хо­дила за­виз­жа­ла с пе­репу­гу. Да и сам Валь­ка Ко­корев — мо­торист наш — кри­чит: «Эй, му­жики, мы, ка­жись ру­сал­ку пой­ма­ли!» Ну, соб­ра­лись мы на па­лубе, смот­рим — и впрямь, ру­сал­ка в сеть по­пала! Смот­рим, в за­тыл­ках че­шем… А тут ка­питан наш, Се­мён Ива­ныч, спус­ка­ет­ся. Пос­мотрел и го­ворит: «Че­го го­гоче­те, ду­рачьё! Это ж де­тёнок их­ний, ма­лой ещё сов­сем. По­мочь на­до! Сги­нет ре­бятё­нок-то, не жал­ко?». Я поб­ли­же смот­рю и впрямь, ру­салоч­ка-то ещё ма­лая сов­сем. Ну, вот как ты, на­вер­ное, — Ах­мет кив­нул на один­надца­тилет­нюю Ви­ку Смир­но­ву.

      — А как она выг­ля­дела? — с ин­те­ресом спро­сил Пав­лик Во­робь­ёв.

      — Как ру­сал­ка, ко­неч­но! Зу­бы, как у аку­лы и хвост ры­бий, в че­шуе! — вы­дал Дим­ка Смир­нов, Ви­кин млад­ший брат.

      — Да нет, ре­бятиш­ки. Ни­какой че­шуи и зуб­ки в рту впол­не обыч­ные. Да и во­об­ще. До пу­поч­ка дев­чо­ноч­ка, как дев­чо­ноч­ка. Та­кая же, как по­сел­ко­вые ре­бятиш­ки. Во­лоси­ки глад­кие, гус­тые, до ло­паток. Тём­ные, изум­рудно-зе­лёные. И, кста­ти, подс­три­жен­ные, так ак­ку­рат­но, и лен­точкой, как буд­то шер­стя­ной, пе­рех­ва­чены у шей­ки. Ли­чиком то­же, ре­бёнок, как ре­бёнок. Бро­вей толь­ко нет, а рес­нички длин­ные, гус­тые, вверх заг­ну­тые…

      — То­же зе­лёные? — спро­сила лю­бопыт­ная Зой­ка Че­ред­ни­чен­ко.

      — Нет, рес­нички бе­лень­кие. Но­сик кур­но­сый, губ­ки бан­ти­ком, под­бо­родо­чек ос­трень­кий. А уш­ки, как эль­фов из сказ­ки, ос­трень­кие свер­ху. Паль­чи­ки на ру­ках длин­ные, «му­зыкаль­ные», но­готоч­ки то­же подс­три­жен­ные — ухо­жен­ная дев­чушка-то. Толь­ко меж­ду паль­ца­ми (кро­ме боль­шо­го) пе­репон­ки, до сред­не­го сус­та­ва. И ни­какой че­шуи на ней нет. Ко­жа, как у дель­фи­на. До пуп­ка бе­лая, мо­лоч­ная с го­лубиз­ной. А ни­же, там, где у вас по­пы… Ну, что рас­хи­хика­лись, — доб­ро­душ­но ус­мехнул­ся дед, — буд­то на мо­ре, ку­па­ясь, друг дру­га не ви­дали не ра­зу. Ну, так вот… А даль­ше тель­це, как у дель­фи­нён­ка. Ко­жа се­рова­тая и хвост, но не как у рыб­ки. У ры­бы-то плав­ник вер­ти­каль­но сто­ит, а у неё, как у ки­та или дель­фи­на — го­ризон­таль­ный. Одёж­ки на ней не бы­ло, толь­ко по­яс ко­жаный с су­моч­кой, на спин­ке кос­тя­ной пряж­кой зас­тёгнут. А су­моч­ка-то пор­ва­лась… Да, чуть не за­был, и жаб­ры у неё на шей­ке — по че­тыре ще­ли по бо­кам. Но, смот­рим, на воз­ду­хе-то она, как и мы, но­сом ды­шит — вид­но, как груд­ка ту­да-сю­да хо­дит.

      А са­ма ру­салоч­ка от ис­пу­га-то ви­дать в об­мо­роке — гла­за зак­ры­тые и не ше­велит­ся. Жал­ко нам дев­чушку-то ста­ло. Всё же хоть и мор­ской, а ре­бёнок. Ну, Се­мён и го­ворит: «Вы её ак­ку­рат­но во­дой ока­тите, а то ведь пом­рёт, бед­няжка на сол­нце. Не­бось иг­ра­ла, за ры­бами го­нялась, вот в трал и по­пала». Ну, мы ру­салоч­ку из се­ти ос­во­боди­ли, по­ложи­ли на бре­зент в тень­ке, во­дич­кой мор­ской ока­тили. Ру­салоч­ка в се­бя приш­ла. Под­ня­лась на ру­ках, смот­рит на нас ис­пу­ган­но. Гла­за у неё боль­шие, зе­лёные. И вдруг, как зап­ла­чет, пря­мо нав­зрыд, ла­дош­ка­ми слё­зы по ще­кам раз­ма­зыва­ет. Смот­рит на нас жа­лоб­но, пи­щит что-то по-сво­ему.

      «Ис­пу­галась, бед­нень­кая, от­пустить, на­вер­но, про­сит, до­мой к пап­ке с мам­кой», — Зи­на к нам про­тис­ну­лась.

      «Ну-ка, му­жики, при­готовь­те шлюп­ку, — Се­мён тут рас­по­рядил­ся. — На­до дев­чонку-то до­мой, в мо­ре вы­пус­тить».

      А Зин­ка к ней наг­ну­лась, об­ня­ла, ус­по­ка­ива­ет, по го­лов­ке гла­дит. «Да не бой­ся ты, ма­лыш, сей­час по­можем те­бе в мо­ре вер­нуть­ся». Де­воч­ка-то вро­де по­вери­ла ей, ус­по­ко­илась, при­жалась до­вер­чи­во так.

      Ну, а мы лод­ку спус­ти­ли, Се­мён в неё сел. Ру­салоч­ку мы ак­ку­рат­но взя­ли под мыш­ки, да под хвос­тик, как де­тишек ма­лень­ких бе­рут. Ему пе­реда­ли. Он её на ру­ки по­садил, а Валь­ка на вёс­ла сел. От­плы­ли они по­даль­ше, ак­ку­рат­но ру­салоч­ку в во­ду сса­дили. А она об­ра­дова­лась, зас­ме­ялась да­же, ныр­ну­ла, поп­лы­ла. По­том, прав­да вы­ныр­ну­ла, к нам обер­ну­лась, ла­дош­кой мах­ну­ла: спа­сибо, мол. А Се­мён ей крик­нул: «Плы­ви до­мой, толь­ко смот­ри, в сеть не по­падай­ся боль­ше!»

      Ну, так вот… уп­лы­ла, зна­чит, на­ша ру­салоч­ка. А в се­ти-то мы ещё кое-что наш­ли.

      — А что вы там наш­ли? — с не­тер­пе­ни­ем спро­сила де­да Ах­ме­та Алис­ка Ко­рабель­ни­кова.

      — А наш­ли мы там фи­гур­ку дель­фи­нён­ка. Та­кую, вро­де кук­лы. Из… ка­кой-то ма­тери­ал стран­ный… Вро­де как из губ­ки, а свер­ху пу­шис­тый, как… что-то сред­нее меж­ду шерстью и шёл­ком. Я по­думал, что кто-то из ре­бят по­сел­ко­вых ку­пал­ся и в мо­ре упус­тил. А Зин­ка Ко­коре­ва тог­да сра­зу по­дума­ла, что ру­салоч­ка на­ша об­ро­нила — су­моч­ка-то у неё на по­ясе пор­ва­лась. Ну, а те­перь-то что уж сде­ла­ешь — дев­чушка-то уп­лы­ла… Ну, ре­бята мне её от­да­ли, фи­гур­ку эту. У ме­ня как раз уже Агиш­ка был и Зуль­ка ро­дилась. Вот, мол, бу­дет тво­им ка­рапу­зам иг­рушка.

      А ве­чером вста­ли мы на ноч­ную сто­ян­ку. Все в по­сёлок по­дались, а мы с Валь­кой на вах­те. А сто­яли с са­мого краю, не­дале­ко от по­сел­ко­вого пля­жа. И вот, уже око­ло по­луно­чи зо­вёт ме­ня Валь­ка. «Глянь, — го­ворит, — Саш, кто-то там хны­чет на пля­же, ре­бёнок вро­де. Мо­жет оби­дел кто, да и поз­дно уже». Я смот­рю и впрямь, вро­де, как дев­чушка лет де­сяти си­дит у са­мой во­ды и всхли­пыва­ет. Ну, ду­маю, на­до схо­дить про­верить. Вдруг дей­стви­тель­но, кто из по­сел­ко­вых ре­бяти­шек или мо­жет кто-то из де­тишек ту­рис­тов. Мо­жет заб­лу­дил­ся, а мо­жет и кто оби­дел — шпа­ны-то в по­сёл­ке хва­тало.

      Ну, вот… По­шёл я ту­да. Бли­же-то под­хо­жу и гла­зам не ве­рю! Си­дит у во­ды на­ша се­год­няшняя ру­салоч­ка. Хвос­тик по­дог­ну­ла и си­дит, как ре­бятиш­ки си­дят на пя­точ­ках. И пла­чет. Го­рес­тно так. Я её ок­ликнул. Она ис­пу­галась по­нача­лу, а по­том, ви­дать, уз­на­ла, за­улы­балась. Ну и пи­щит что-то по-сво­ему, жа­лу­ет­ся.

      — Де­да Саш, — спро­сила Юль­ка Во­робь­ёва, Пав­ли­кова сес­тра-близ­няшка. — А она на ка­ком язы­ке го­вори­ла?

      — Да ал­лах её зна­ет, на ка­ком, Юля­ша, — по­жал пле­чами Ах­мет. — Та­кой го­вор свис­тя­щий, как вро­де дель­фи­ны свис­тят, но толь­ко так мяг­ко, с ка­ким-то мур­лы­кань­ем.

      Ну, вот, зна­чит… Я ей ру­ками раз­во­жу: не пой­му, мол, язы­ка не знаю. Она-то по­нача­лу рас­те­рялась, а по­том взя­ла ме­ня за ру­ку и опять го­ворит. А я чувс­твую, что вро­де как по­нимать на­чал. Не сло­ва, а… смысл об­щий… И го­ворит ру­салоч­ка, что, мол, иг­рушку она свою по­теря­ла, ку­кол­ку. Из про­рехи в сум­ке она вы­пала. А иг­рушка-то лю­бимая! Пап­ка с мам­кой её доч­ке-то на день рож­де­ния по­дари­ли…

      — А у них то­же, как и лю­дей? Па­па с ма­мой? — не­довер­чи­во спро­сил Паш­ка Ко­рабель­ни­ков, стар­ший брат Алис­ки.

      — А по­чему ж нет, Пав­лик? Их так же, как и вас, мам­ка на свет ро­жа­ет.

      — По­это­му у неё и пу­пок, как у нас есть, — сде­лала вы­вод Ир­ка Жуч­ко­ва по проз­ви­щу Жуч­ка.

      — Ну, вот… — про­дол­жил Ах­мет. — Она и рас­ска­зыва­ет, что по­теря­ла его, ког­да в трал уго­дила. Ду­мало на дно об­ро­нила, да не наш­ла. Ре­шила, что при­бой на бе­рег вы­нес. Дож­да­лась тем­но­ты, чтоб лю­дям на гла­за не по­пасть­ся, да и тут не­уда­ча. Про­пала кук­ла… Я тут и до­гадал­ся, что дель­фи­нёнок-то и есть её ку­кол­ка.

      Я и го­ворю ей: «Ты тут по­сиди, а я сей­час. Наш­ли мы тут фи­гур­ку ка­кую-то, мо­жет это она и есть?» Ру­салоч­ка го­лов­кой кив­ну­ла: мол, по­дож­ду. Я бе­гом на сей­нер. Дос­тал тю­ленён­ка из сум­ки, да тут сом­не­ние взя­ло. Вро­де уж ре­шил сво­им ка­рапу­зам по­дарок сде­лать, ду­мал, как они об­ра­ду­ют­ся. Но ведь нель­зя же у од­но­го ре­бён­ка иг­рушку от­нять, а дру­гому по­дарить. Ру­салоч­ке-то то­же ку­кол­ку свою жаль. Да и по­дарок всё ж…

      При­шёл я на бе­рег, смот­рю, ждёт ме­ня ру­салоч­ка. От­дал я ей фи­гур­ку. А она об­ра­дова­лась: точ­но, её иг­рушка и есть, при­жала к се­бе, вро­де как ука­чива­ет и шеп­чет ей что-то. По­том су­нула в су­моч­ку. Я ей кив­нул: мол, за­шила мам­ка су­моч­ку-то, опять не по­теря­ешь? А она сме­ёт­ся, го­ловой мо­та­ет и су­моч­ку по­казы­ва­ет: за­шила, не по­теряю! А по­том пос­мотре­ла на ме­ня, опять ру­ку взя­ла и спра­шива­ет: «Что ты та­кой за­дум­чи­вый?» А я от­ве­чаю ей, что у са­мого то­же ка­рапу­зы есть. А она улыб­ну­лась так озор­но, ис­ко­са гля­нула, ну и го­ворит мне, что, мол, по­дож­ди ме­ня, а я те­бе сюр­приз пре­под­не­су. И са­ма лов­ко так, как тю­ленё­нок, к во­де поп­ры­гала. А хвос­тик-то у неё не как у дель­фи­на. А вро­де как нож­ка, в ко­лен­ках и бёд­рах гнёт­ся. Ныр­ну­ла она в во­ду и мне мах­ну­ла: жди, мол, я быс­тро!

      Я вер­нулся на сей­нер — вах­та всё-та­ки! Час, на­вер­но, про­шёл. Стою я на па­лубе и слы­шу: за бор­том свис­тит кто-то. Выг­ля­нул я, а у са­мого при­чала ру­салоч­ка вы­ныр­ну­ла и ма­нит ме­ня. По­дошёл я, а ря­дом с де­воч­кой взрос­лая ру­сал­ка всплы­ла. Дев­чушка к ей при­лас­ти­лась, про­мур­ка­ла по-их­не­му. Но тут-то уж я без вся­кого пе­рево­да по­нял. По­тому как «ма­ма», оно на всех язы­ках «ма­ма», хоть по-че­ловечьи, хоть по-ру­салочьи.

      Ну, вот мам­ка её ме­ня так­же за ру­ку взя­ла, и опять по­нимаю я. А та мне и го­ворит, что, мол, за то, что по­мог её доч­ке, она мне по­дарок хо­чет сде­лать. И де­тиш­кам мо­им. И про­тяги­ва­ет мне та­кую же фи­гур­ку. Толь­ко не тю­ленён­ка, а ки­тён­ка. Взял я по­дарок, поб­ла­года­рил. А де­воч­ку по го­лов­ке пог­ла­дил и го­ворю: «Ты смот­ри, боль­ше не по­падай­ся! А то это мы доб­ры ока­зались. А лю­ди-то они раз­ные: дру­гие и оби­деть, и по­губить мо­гут». Кив­ну­ла мне ру­салоч­ка, что, мол, не по­падусь боль­ше, и ще­кой так к ла­дони при­жалась, лас­тится. А по­том ныр­ну­ли обе и уп­лы­ли к се­бе. Толь­ко на се­реди­не бух­ты обер­ну­лись обе, по­маха­ли на про­щанье…

      И вот, ре­бятиш­ки, хо­тите верь­те, хо­тите нет, а ры­бы мы в тот раз взя­ли!.. Как буд­то кто-то нам её спе­ци­аль­но в се­ти за­гонял!

      — Ой, как здо­рово! Зна­чит, это­го ки­тён­ка вам ру­сал­ки по­дари­ли! — рас­сме­ялась Миш­ка.

      — Ох, Ми­ха­эла, ка­кая ж ты на­ив­ная! — ус­мехну­лась Гу­ля. — Дед наб­ре­хал, а ты и уши раз­ве­сила!

      — Это в чём же я, вну­чень­ка моя, наб­ре­хал? — по-маль­чи­шечьи озор­но при­щурил­ся Ах­мет.

      — Так это­го ки­тён­ка отец на­шёл с при­яте­лями, ког­да та­ким же, как вы был! В Де­вичь­ей бух­те при­бо­ем вы­нес­ло!

      — Ох, Гуль­ка, вы­деру я те­бя, хоть и ни­ког­да не драл! — дед наг­ра­дил внуч­ку звон­ким шлеп­ком.

      — Гуль, а мо­жет это ты наб­ре­хала, а не дед? — при­щури­лась Жень­ка.

      — А мо­жет и я. Я то­же на вы­дум­ки го­раз­да, — с неп­ро­бива­емо-серь­ёз­ным ви­дом от­ве­тила Гю­ли.

      — Лад­но, ре­бятиш­ки, га­сите кос­тёр. Вре­мя уже поз­днее, по­ра по до­мам.

      Вла­дик и Жуч­ка за­лили кос­тёр, и ре­бята со сме­хом об­суждая ис­то­рии, ус­лы­шан­ные се­год­няшним ве­чером, по­тяну­лись к по­сёл­ку. Не­ожи­дан­но Ва­ля, ог­ля­нув­шись, дёр­ну­ла за ру­ку Миш­ку и Жень­ку.

      — Ой, дев­чонки, смот­ри­те!

      На фо­не блес­тевше­го в лун­ном све­те ртут­ным блес­ком мо­ря чёт­ко ви­делись приб­режные кам­ни. На од­ном си­дели де­воч­ка и маль­чик при­мер­но Ва­лино­го воз­раста и вни­матель­но смот­ре­ли на ре­бят. Де­воч­ка, уви­дев, ог­ля­нув­шихся дев­чо­нок, хи­хик­ну­ла в ку­лачок, а маль­чик по­махал ла­дош­кой. И, не ус­пе­ли Ва­ля и де­воч­ки, ах­нуть, как оба ныр­ну­ли в мо­ре, толь­ко дель­финьи хвос­ти­ки мель­кну­ли в лун­ном све­те…