СБ2. Ч6. Глава 26. Призраки прошлого

Часть Шестая. Преступление и наказание
Глава 26. Призраки прошлого

***
А дальше… дальше и вовсе пришла беда на мой порог. Да только нет худа без добра: маски пали… и на многие ответы я получила уже окончательные ответы. Как говорится, ху из ху.

Как и боялся отец, так и свершилось. И пусть он удержался на должности, на работе (вопреки всем запретам врачей), за жизнь удержаться - так и не смог.
Малому только-только три года исполнилось, как пришла жуткая, убийственная (как для меня новость): Соколова Николая Артуровича не стало. Папы не стало.
И если я убивалась от горя потери (даже не смотря на прежние обиды и размолвки) столь близкого, горячо любимого человека, то… остальные пришли в шок от последующего за всем этим сюрприза - завещания. Покойный оставил распоряжение, согласно которому практически все отходило его новой жене Аннет и их маленькому сыну.
Я же (как я это для себя оправдываю) - уже пристроенная взрослая личность, и у меня есть муж, который всем меня и наших детей обеспечит, а потому – по нулям.
Вот только Леня никак не ожидал такого поворота событий. Как и мать, они пришли на оглашение «приговора» боярами, желающими получить если не всё, то львиную долю богатств, а ушли…
Да ладно вечно сетующая на отца мать сорвалась и начала его грязью полевать! Взорвался в негодовании и Серебров. Столь разъяренным и разочарованным в жизни я его еще никогда не видела:
- Вот теперь всё сходится! – бешено выплюнул мне спьяну в лицо, едва мы добрались после бара домой. – Ты даже папане на*** не нужна! Даже он считал, что ты глупая, бесполезная тварь, не стоящая ни копейки! Потому и спихнул! Потому и бросил вас! Ушел из семьи и матери вернул! А я, наивный баран, повелся: выгодный брак! Обоюдное преумножение! Стерпится, слюбится! Сколько придури, дерьма твоего терпел! И вот она – благодарность. Получите, распишитесь!
- Леня, не надо… прошу! – отчаянно взмолилась я, уже захлебываясь слезами. – Не при ребенке же, - попытка обнять малыша, как тотчас вырвался тот из моей хватки – и к отцу.
- Да пусть знает! – проигнорировал движение сына, но и не оттолкнул. – Каким дед у него оказался г**доном! И мать шл*ха! Небось, все знала?! Да?! Что болел, что осталось недолго?! Что дох*ра на больницы спустил! А остальное, - едкое, заливаясь сарказмом, - п*зде этой своей… Аннет, ***ть ее * **т! Да з**бали! З**бало все ваше семейство! И ты в первую очередь!
Виновато опустила я голову. Молчу.
- Пусть только хоть раз к нему на могилу поедешь – собственными руками тебя удушу. ПОНЯЛА? – бешено, сплюнув мне в лицо.
- Поняла, - покорно.
- Всё, не было его в нашей жизни – и вовек не будет! Мрази кусок! Это же надо! Все своему малому ублюдку, а этой - *** лысый! Ну-ну… - шумное, надрывистое дыхание. – Чего замерла?! – вдруг вновь ожил, рявкнул мне в лицо. – Жрать иди готовь! Голодный я! Или что, тоже на всех *** забьешь, как папенька твой?!
Поспешный, покорный разворот – и шмыгнула из коридора на кухню.
- А ты уйди, - вдруг гребанул мальчика, оттолкнул от себя. – Не до тебя сейчас, - уже более сдержано. – Буду у себя в кабинете.

***
Но не выгнал. Не прогнал меня, да и… орал, зло сгонял не столь уж долго.
Конечно, проследил, чтоб ни на сорок дней не попала к отцу, ни на годовщины (день рождения, смерти), а в остальном – «простил», смирился.
Как потом однажды вновь спьяну сознался, что хоть «вариант навязали нормальный».
Деньги. Плацдарм всей нашей семьи – сделка, желание иметь много денег.
А я-то думала, все голову ломала, почему… почему вопреки всему он терпел и подстраивался, уступал. Да даже гордость где? Коль видишь, что живешь с тем, кто тобой брезгует, кто тебя ненавидит (по крайней мере, поначалу), терпит.
А вон оно – «приданное» ждал.
Ну что ж, папенька. Тут я с Леней солидарна: продать ты меня продал, вот только… ценного ничего не приложил, ведь без твоего наследства и связей, как выяснилось, я и яйца выеденного не стою.

И пусть мама откровенную войну объявила Аннет (суды, попытки опровергнуть подлинность завещания), я же ее не ненавижу. Это их выбор, да и… по сути, муж позаботился о своей семье как есть. А мы, я - это так… ошибка, пробник, который явно не удался. Разочаровал. А потому и вышло, как вышло.
Зла не держу, но и одобрять сложно.

***
Этот день изначально как-то не задался. И хоть за окном еще вчера бродило бабье лето: сегодня же пасмурно, холодно и безумно ветрено. Вот-вот пойдет дождь.
- Зай, вставай, - окинула заспанным взглядом детскую, а затем уставилась на малыша.

Голова гудит, тошно как-то даже, дурно, но обязанности есть обязанности.
Пора выдвигаться в сад, да поскорее, если не хотим опоздать.

Да что же это такое?! Нет, ну ладно бы хоть погода была нормальная, ан нет! Да какой там сад! Нужно срочно прокатиться на горке, да все качели обойти!
- Сына, родной мой! Зая, ну пошли уже в садик! Кашку кушать! Там детки, друзья твои ждут!
- Не-а, - коварный взгляд и кинулся к песочнице.
Да Ежкин кот! Да никогда еще такого не было! Всегда кроткий по утрам, послушный. А тут – сам не свой. Знала бы, сто раз бы другую дорогу выбрала! А то умудрилась по привычке сократить путь.
- Малыш, ну, - отчаянная попытка достучаться до вредины.
Облокотилась на деревянную лестницу, вперила в сына взгляд.
- За-ец, а то папе позвоню, - не унимаюсь я. - Ты же знаешь, нашего папу злить нельзя!
- Не нано папу! – обмер на миг, в тревоге уставив на меня взгляд.
- А кто тут маму не слушается, а? - от этого голоса за спиной меня тотчас передернуло на месте, внутри сковав всё коркой льда.
Мигом обернулась и в ужасе уставилась нежданному гостю в лицо. И звука не смогла выдавить. Задыхаюсь. Будто кто за шею схватил и принялся отчаянно душить.
- Привет, - несмело, роняя на уста робкую, озорную, родную улыбку.
- Мама! Мама, ну не плаць! - прилип ко мне малыш. - Я поду, поду! Только не плаць!
Невольно рассмеялась я, пристыженная; обняла сына за плечи, прижав к себе:
- Хорошо. И не балуйся больше. Идет?
- Ага, - но миг - и вырвался из хватки. Помчал уже в сторону сада.
Дернулась и я за ним, заодно выскальзывая из удушливого плена.
Последовал.  Последовал покорно и Палач за нами.
- Да стой ты! - визжу, видя, как вот-вот малыш выскочит на дорогу. - Зая, там машины! Стой! - срываюсь на бег. - ФЕДЯ, СТОЙ! - ору уже исступленно.
Еще момент - и ухватила за шкирку, потащила на себя. Визг, крик, драка.
- Успокойся! - рычу, сгорая от переизбытка эмоций. - Ты обещал!
- Не хоцу! Я сам! - попытка вырвать свой ворот из моих рук.
- Да сам, сам! Давай только дорогу вместе перейдем!
- Не хоцу, я сам! - гневное.
- Давай со мной? - внезапно отозвался мой Истязатель. Шаг ближе и протянул ладонь малышу. - Мне одному страшно. Поможешь мне?
Растерянный взор на меня, на молодого человека - и вдруг сдался. Согласился. В момент ухватил того за руку и потащил на проезжую часть.
- Погоди! - тотчас обрывает его Рогожин. Обмерли оба. Взор на меня - подчиняется мальчик, вторит Ему. - А маму-то, маму-то мы не взяли! Обидится же!
Нахмурился. Секунды размышлений – и бросил его, кинулся ко мне - поддаюсь: хватаю ребенка на руки.
Силой толкаю себя в этот жуткий омут. К проезжей части.
- Давай помогу, - потянулся ко мне Федор.
Шарахнулась, отдернулась я в сторону, едва не уронив сынишку:
- Не надо! - Более сдержано: - Я сама. Не тяжело, - вру.

Поспешные шаги в сторону заветного детсада. Не отстает и Гость.
- Мам, мам! А дядю за луку?! - током пронзили слова. - Он зе боится!
- Дядя пошутил. Не ерзайся! Обними лучше за шею.

Еще мгновения, еще метры... и замерли около калитки.
- Ну ладно, нам в группу пора, - черство, не мольбою, приказом. Украдкой взор на Рожу, но тотчас осекаюсь. Уставилась на сына: - И так уже зарядку пропустили.
- До сидания! - радостное.
- До встречи, - приговором.

Как добралась до лавки, как уселась на нее - так и поплыло всё перед глазами. Слабость взяла верх, уступая чувствам. И вновь слезы волной, сплошной пеленой.
- Мам, мам! Я пелеоделся!
- Умница, - заторможено шепчу, пряча от стыда лицо.
- Мам, ну не плаць! Я буду послусным!
- Дело не в тебе, зай, - обняла. Прижала к себе. Машинальный поцелуй в плечо.
- А цего тода? Из-за дяди, да?
- Нет, что ты? - кривлюсь в лживой улыбке. Потрепала волосы на макушке. Взор в глаза. - Просто мне нездоровится. Прости меня. Беги давай, - немного подала в сторону двери в игровую. Послушался.
- До вецела!
- Давай! Люблю тебя, - уже более тихо.

***
Дождался. Будто мог мой Палач отпустить меня добровольно и столь щедро.

- Вань, - тихо, украдкой позвал, едва я попыталась ускориться и сбежать от него.
Миг - догнал - схватил за локоть. Силой остановил.
Вырываюсь. А в голове уже взрыв. Сердце давно в клочья. Сочиться из рванья прощальные потоки крови. Сгораю. Заживаю сгораю в ужасе, стыде, шоке.
Никогда не думала, что можно так сильно чего-то бояться.
Хоть миг, хоть мгновение рядом с ним - и даже ад покажется прохладнее, более щадящим.
- Ваня, я просто поговорить с тобой хочу!
И снова пытаюсь убежать.
Орать. Дико орать хочется - едва сдерживаю вой, давясь слезами.
- Пожалуйста! - и снова мой супостат быстрее, ловчее. Бесчеловечнее.
Хватает силой в свои цепи - и тотчас прижимает к себе.
Рев, удушливые рыдания с визгом вырываются из меня.
- Ваня, Ванечка! Не плачь, прошу! Я просто поговорить! Поговорить хочу! - попытка перекричать мою панику. Истерику.
А его тепло будто раскаленная плазма уже испепеляет мою плоть.
- Я не могу! Не могу! - отчаянно сражаюсь за свою химерную идиллию, к которой столько шла, в которую столько сил вложила. - Я замужем! У нас сын!
- Я знаю, котенок, - еще сильнее его стальная хватка, сужаются кандалы, пробираясь, казалось, к самой душе. - Я знаю! Я же ничего... просто поговорить.
Обмираю покорно.
Попытка взглянуть в лицо ему, но в момент осекаюсь. Отстраниться - и того более недоступно.
- Просто поговорить, - шепотом на ухо. - Прости, - немного помолчав. - Просто иначе не мог поступить. Не мог не увидеть тебя.
- Я замужем, - полоумной мантрой. Не зная... для кого впредь повторяя, напоминая: ему, или всё же себе.
- Я всё понимаю, Вань. Всё хорошо.
Его напор, веление - и вынужденно лицом к лицу, на расстоянии вдоха. Нос к носу. Губы едва не соприкасаются.
- Зачем ты здесь? - горестно я, вымаливая вранье. Грубость. Боль. Но только не то, что может...
- Тебя хотел увидеть, - беспощадным залпом.
- Зачем? - рыком, уже ненавидя себя за столь откровенную слабость, бесхарактерность. Искренность. Его и себя за искренность.
- Хотел убедиться, что у тебя всё хорошо.
Выть, отчаянно голосить хотелось, утопая в агоническом припадке.
- Всё хорошо, - притворной, напускной дерзостью циничный рассудок.
Колкие мгновения тишины - и отваживается:
- Не вырывайся, прошу. Не убегай. Просто поговорим, хорошо? Я ничего тебе не сделаю. Ничего не потребую. Просто поговорим. Прошу.

До боли. И пусть сжимал меня до боли, и я всему противилась отчаянно... казалось, счастливее, чем в этот миг, я никогда еще в жизни не была. Душу дьяволу готова продать... лишь бы это никогда не заканчивалось. Замереть бы так навек. В Его объятиях. Утонуть, захлебнуться, в Его тепле, в Его аромате.
"Мой Федя, Федор. Мой Рогожин", - каждая клетка во мне отзывалась на его имя. И даже пульс, поборов все пределы дозволенного, слился с Его в одном ритме, такте. В одной музыке.
Убей меня, Федь! Убей! Здесь и сейчас. Удуши! Лишь только не дай вернуться обратно в реальность. Не дай... вновь тебя потерять.

Еще один вдох, его давление молчаливой не то просьбы, не то веления - и сдалась.
Склонила голову в кротости, зажмурившись. Кивок головы - и вновь замерла.
- Только давай не здесь, - тихо, хрипло. - Не под окнами. Не хочу, что Ф... ребенок видел.
- Хорошо.

Каждый шаг, едва ли не плечом к плечу, чувствуя родное тепло, чувствуя чуть ли не тактильно вожделенное, по эшафоту. По эшафоту наших жизней. Еще немного - и будет самосуд. Нас самих над нами же самими. Самобичевание, переросшее в жестокое самонаказание. Высшую кару. Конечный вердикт.

Еще немного - и замерла посреди все той же детской площадки. Покорно застыл и Рогожин рядом.
Лицом к лицу, повесив головы. Жгучие минуты тишины - и не выдерживаю:
- Ну? Что хотел?
И снова убийственная тишина, робость.
- Федь, - лезвием внутри по тому, что еще осталось чувствительно, что еще не сожрал огонь. - Мне домой пора. Дела ждут, - каждое слово ровня раскаленным углям. Вранье. Ради себя. Ради тебя. Ради нас. Или глупое плацебо.
- Давай проведу, - стиснул зубы, заиграв скулами.
Вдохи. Прощальные вдохи, прежде чем нас погребут. Понимаю. Хочу. Потому и соглашаюсь: сдержано киваю головой. Разворот в сторону дома - и неспешно.
Еще немного. Хоть немного побыть с ним рядом, прежде чем встанет окончательная точка во всем том, что было. Во всем том, чем вот сколько лет... тайно жило, грезило сердце, даже если и никогда не суждено было сбыться.

Спрятались под козырьком подъезда. Замерли у табло домофона. Разворот. И снова лицом к лицу, не имея сил коснуться друг друга взглядом.
- Что ты хотел? - несмело. - Федь... говори, и я пойду. Мне пора.
А саму уже трясет откровенно. Пальцы в замок - и ломать до боли, дабы хоть как-то удержать видимое равновесие, покой.
Да колени подкашиваются - вот-вот упаду.
Разрыдаюсь, кинусь в ноги... моля не отпускать. Забрать к себе, с собой. Куда угодно. Или просто добить. Но не оставлять, не оставлять меня здесь. В этом аду. Где есть цель, есть условия жизни - но нет ни желания, ни сил.
- Прости, - громом.
Поежилась. Казалось, волосы зашевелились на голове. Окоченела я от шока.
Продолжил:
- Прости меня... за что, что подвел. За то, что был слабым. Что упустил. Не уберег тебя.
Я думала, не может быть уже хуже. Больнее. Ан нет.
- Это всё?! - лживая грубость, а по щекам уже новой волной сорвались слезы. Отворачиваюсь.
Жуткие, разящие мгновения тишины, что, закладывая уши, громче канонады звучит.
Звонкий, со свистом вдох, глотая нелепую влагу - и осмеливаюсь в ответ (еще рачительней отворачиваясь, пряча от стыда уже не только глаза, но и всю себя):
- И ты прости... Но у меня есть сын. И ему нужен отец. Родной отец. А остальное - неважно.
Зажала кнопки - запиликал домофон. Тотчас ухватил меня за руку Рогожин, подал на себя. С ужасом вырвалась я. Глаза в глаза. Осеклась, опустила взгляд в пол:
- Не надо, Федь, - испуганно, визгом. Прижала руку к груди, будто больную, будто кто ее к пираньям засунул, и те кинулись ее глодать.
- Позвонить можно?
- Что? - ошарашено. И снова взор в лицо. Откровенно дрожу, схожу с ума уже.
Это просто... пере-дози-ровка.
- Можешь дать телефон? Мне позвонить надо.
Дико таращу очи от столь резвой приземленности в пекле душ.
Но минуты, дабы совладать с растерянностью, с собой, и закивала головой.
Нырнула в сумку и достала аппарат - несмело протянула. Аккуратно взял.
Живо заплясали пальцы по кнопкам.
Заныло сердце, вторя одно единственное жуткое имя: Инна. Зато она его приютит. Зато она будет умнее. Мудрее. Сговорчивее.
Тотчас раздался какой-то звук. Звонок. Запиликало и покорно стихло.
Протянул обратно мне телефон.
Странная, добрая, горькая улыбка, пряча куда большие эмоции:
- Это мой номер. Прошу, - кивнул головой, ткнув взглядом на вещицу, что я все еще никак не осмеливалась взять обратно. – Звони, если что... в любое время суток. Я всегда рад тебе помочь. Друг так друг. Не привыкать, да? - хмыкнул, а затем вдруг рассмеялся. Лучезарная, озорная, родная улыбка. Да только за ней столько слез, что даже я... захлебнулась.