Прабабушка. Еремайская сказка

Еремайе населён добродушными рыбаками — хитрецами и острословами, которые подманивают рыб чародейскими напевами, и их жёнами, ведьмами добрыми, нежными, с подрастающим поколением строгими и к традициям внимательными. Всякий был бы счастлив жениться на еремайке, если бы не их короткая молодость. В 25 лет они уже — перестарки, и если одна всё-таки забеременеет, родится мёртвый трёхлапый вурдалачек. Поэтому заботливые мамы своевременно подыскивают шестнадцатилеткам женихов.
Устраивать замужество юной Йетхен, впрочем, было уже поздно. Родила она по весне дочку. Семья отступилась, конечно, чтобы сестрам её от злых языков не доставалось, выставили позорницу за дверь.

Построила Йетхен на берегу домик из обломков лодок, скрепила нутряным чародейством и стала рыбу ловить. Подвесит дочь в платок на спину и стоит по колено в воде, леща за лещом тащит.
Почуяли дитя синявки-утопленницы: за ноги хватают, вглубь тянут. Не раз выскальзывала девчушка в воду, но мать её у лихоедеек отнимала. Разозлилась нечисть, давай сети да лески рвать! С лодки Йетхен рыбачит - всё равно кровь детскую учуют, дно пробьют или весь улов вынут. Родня уговаривает дитя в Храм Морской Змеи передать, мол, там его столичным гномкам пристроят в услужение. Йетхен ревёт, отдавать дочь не хочет.

Вот идёт она однажды голодная и плачет. А навстречу старуха. Я твоя прабабушка, говорит, давай за ребёнком присмотрю. Денег не возьму, рыбки принесёшь — и ладно. Два условия только: засветло дочь забирай и у чужих не засиживайся.
Призадумалась Йетхен. Бабка древняя, чуть не рассыпается. А ну как уронит малышку? Но делать нечего. Оставила дочь. И дела на лад пошли. Заводь спокойная, водяной народ не безобразит. С таким уловом возвращалась, что всем на удивленье. Стала Йетхен позже и позже малышку забирать. Как-то в сумерках домой явилась — ни старухи, ни дочери.
Рыбачка к семейным побежала. Нет у тебя никакой прабабки, говорят. Давно умерла, на кладбище в Белых Холмах лежит. Йетхен — туда. Видит: сидит кто-то на одной из могил. Большой, чёрный, согнутый, ветром его мотает, и в лунном свете тени у твари нет. Подошла рыбачка: точно, прабабушка, только громадная, страшная, а на коленях у неё дитя спит.
- Не ешь правнучку свою, - просит Йетхен, - съешь меня, я ослушалась. Прости!
- Прощу, - отвечает покойница, - на первый раз. Будь внимательней, и никакой беды не случится.

Поутру явилась прабабушка в дом у воды, как ни в чём не бывало. Подумала Йетхен: не голодать же! Стала сети на продажу плести, лодку новую купила. По осени на ярмарке встретила хорошего парня, михинского кузнеца. На закате оттолкнула его рыбачка, вырвалась, быстро, словно злой наговор, полетела домой, на порог ступила, когда еремайки первые свечки в горницах зажигали.
- Светло! Ещё светло! - кричит, а прабабушка ей:
- Нарушишь слово — знаешь, что будет.

Наступила зима, зашла Йетхен сестёр проведать. Присела к огню, согрелась, но в окошко поглядывает, не темнеет ли. А родня ей, мол, как мы тебя брали в дом, сиротку лиодскую, не думали, что из тебя толк выйдет. Но теперь видим. Молодец. Заходи ещё. Без мелкоты, конечно.
Поднялась Йетхен с замёрзшим сердцем, вышла из чужого дома, побрела тихонечко к себе. Избушка стоит пустая. Рыбачка в тоске на кладбище поплелась. Там над холмами злые огоньки вьются, с ветвей железноклювые вороны глядят. А вдалеке отворилась земля, кто-то в холодную тёмную могилу спрятался. Кинулась Йетхен вслед чудовищу, а оно накрылось промёрзлым дёрном, будто одеялом, вздрогнул могильный холм, как вздохнул, и всё стихло. Зарыдала рыбачка, стала землю царапать — не достать, не вернуть!
Вдруг слышит рядом голос прабабушки:
- Беда. То у чужих засидишься, то в сумерках придёшь. Сама обходись теперь, как знаешь.
Йетхен поднялась, носом шмыгнула, дочку выхватила.
- Спасибо, - говорит, - что зла не совершила и без наказания отпускаешь.
- Наказания, - отвечает старуха, - тебе не избежать.

И правда. Выросла дочка в чужих людях, пока мать рыбачила да рукодельничала. Не научилось дитя сберегать впрок тепло материнское. Подросла, стала упрекать за своё детство одинокое. Потом сбежала в Буролесье - и не навестит, весточки не пошлёт.
Приходит Йенхен на Белые Холмы, садится рядом с прабабушкой и молчит.
Знала, что будет.