Все мужики - ну, вы сами знаете

               


                (из записок злобного сексиста)

           Убейте меня,  не вспомню,  как её звали.  Почти сорок лет прошло. Ну,  да и не важно.  Допустим… м-м-м… Оля. Да! Оля.

            Оля была девушкой (более того - невестой!) Виктора,  нашего "руковода" - руководителя спортивной группы горных туристов в тогдашней терминологии. 

            Занесло меня именно в эту группу случайно, что с самого начала нельзя было считать хорошим признаком удачного путешествия.
          Дело в том, что на горных маршрутах особенно важно,  насколько участники знают и понимают друг друга, иными словами, как они "схожены". 

          Я же к тому времени был  довольно опытным спортсменом,  прошел серьезные  Кавказские, Тянь-Шаньские и Памирские  маршруты,  а также имел свою собственную  постоянную  группу,  в составе которой предпочитал  пускаться во всякие авантюры (по-нынешнему – "экстрим").

            Но то был восьмидесятый год! Олимпиада в Москве!  А я  -  молодой и,  при этом,  совершенно "твердокаменный" коммунист, в порядке партийного поручения  (Господи! Какая восхитительная архаика!)  возглавлял комсомольскую организацию нашего доблестного НИИ.   

            Задействовали нас в тот год по полной.  Чего я только не строил, какие только завалы не разгребал со своими комсомолками (НИИ был на девяносто процентов женским) на бесконечных субботниках и воскресниках! Само собой, заниматься подготовкой традиционного летнего путешествия оказалось совершенно невозможно. Просто некогда.  Тем более что  Олимпиада выпала, как раз на то время, которое совпадало с самым напряженным и ответственным периодом организации летних горных маршрутов.

            А меня, едва прочихавшегося от пыли субботников,  кинули руководить одной из групп "общественно-политической" программы в интерклубе Ленинского района Москвы.
           Ну,  кто не знает, интерклубы  - это были такие специально организованные на время Олимпиады места, в которых как бы совершенно случайно зашедшие туда представители советской молодежи могли,  как бы экспромтом, встречаться с иностранными гостями и вести с ними, как бы абсолютно свободный, обмен мнениями по, как бы совершенно любым, темам.

           Недаром говорят,  что экспромт хорош только тогда, если он отлично подготовлен.

           Группами "общественно-политической программы"  как раз и назывались дежурившие в интерклубе в соответствии с установленным графиком, тщательно, по персоналиям, отобранные и всесторонне проинструктированные  бригады "случайно  забредшей" на встречу с иностранцами  советской молодежи.

          Ребят подобрали отличных.  Умницы,  большинство из научных институтов и аспирантуры МГУ. Все превосходно понимали условия игры и блестяще компостировали мозги  любым  "веденецким" "индийским" и  "варяжским" гостям. 
   
           Про то,  как удавалось избегать попадания в наш заповедник несертифицированных  посетителей, честно говоря,  не знаю.  Не наша была задача. Мы-то имели пропуска с фотографией и шикарной надписью: "ВСЮДУ" – а прочим, видимо, вежливо объясняли, что клуб, дескать,  переполнен и "ну совсем нет мест".

          Впрочем, это отдельная и довольно забавная тема, на которую я по старческому своему обыкновению, омытому умильной ностальгической слезой,  отвлекся совершенно не по делу.

          К сути описываемых событий все это имеет только то отношение, что по окончании выполнения партийного долга, в части моей основной страсти того времени  -  горных путешествий  -  остался лишь шапочный разбор.  Я уже не мог выбирать,  куда и с кем отправляться. Абы куда, абы с кем!

                * * *

          Меня пригласили присоединиться  к группе, руководимой Виктором, прежде всего (не побоюсь это утверждать даже под угрозой очередного обвинения в заскорузлом сексизме) из-за моей половой принадлежности.

         Так уж получалось (ну, это факт бытия!), что большинство активных участников спортивных туристических клубов того времени  составляли молодые женщины. 
              По данному поводу можно  выдвинуть ряд версий, и среди них такие, за которые меня  наверняка побьют дуршлагами.  Но, в конце концов, сей опус -  не социологическое исследование, а  основная проблема,  которая вытекала из названного выше  демографического перекоса, состояла в потенциальной способности спортивной группы тащить необходимый в сложном маршруте груз продуктов, топлива и снаряжения.

          Прямая пропорциональная зависимость: чем маршрут продолжительней,  протяжённей и технически сложнее – тем тяжелее мешки. 
          А, скажу вам по секрету (шёпотом!): способность женщин к перетаскиванию тяжестей заметно уступает соответствующим возможностям у мужчин. Да и вредно им   это – страсть!

        Ныне, конечно,  и материалы для снаряги новые,  легкие, и что такое примус "Шмель",  давно забыли,  и сублимированные продукты в ассортименте… А в те времена при подсчете стартового веса в среднем, на одну путешествующую душу, запросто выходило от сорока,  до сорока пяти килограммов.  Представляете, какой нужно  быть сволочью, чтобы навесить на даму такой груз? Это ж не до дачи доехать!  Это ж надо на себе по десять-двенадцать часов в день переть в условиях сложного горного рельефа! 

         Понятное  дело,  производилось перераспределение по формуле: "М" плюс 5кг от среднего,  "Ж" минус  5 кг от среднего.   Суммарная разница в 10 кг.  Но это  - если парней в группе хотя бы половина. А если меньше?  Тогда альтернатива – или женщин изуродуешь, или мужиков угробишь.  Были, как говориться, прецеденты.

        Вот и старался любой вменяемый руковод  обеспечить  соответствующий гендерный баланс среди своих подопечных.
Обратная пропорциональная зависимость: чем больше  ты заботишься о здоровье  женщин,  тем меньше их должно быть у тебя в коллективе.

                * * *      

          К моменту, когда я, наконец,  смог освободится от вериг общественной деятельности, Виктор уже находился на Северном Тянь-Шане, где совершал с частью своей группы небольшой тренировочный поход по предгорьям, являвшийся прелюдией для по-настоящему спортивной  -  высотной части путешествия.

            Другая часть группы, состоявшая аж из целых трех мощных самцов (включая меня) и нежной руководовой невесты – Оли - в придачу,  должна была прибыть из Москвы в точку рандеву –  курортное местечко  Чолпон-Ата , что на берегу  Иссык-Куля.

           В задачу нашего маленького отряда входило привезти упакованное во многих  картонных  ящиках продовольствие на весь дальнейший маршрут, специальное альпинистское снаряжение для прохождения сложных участков и примусное хозяйство для высотных ночевок.

           При этом,  на самолете везти  такую массу груза  было слишком затратно.
            В ходе короткого обсуждения выяснилось, что из  нашего мужского междусобойчика только я один не испытываю запредельного дискомфорта при мысли о четырехсуточном переезде (в том числе по пустыне!)  в тесном купе с неработающим кондиционером. Почему в то время нигде, кроме вагонов "СВ"  не работали кондиционеры,  я объяснить не могу. Это одна из загадок советского периода (как  и лечение зубов  без анестезии).

           Решили так: мы с Олей отправляемся на поезде в качестве экспедиторов при грузе, а Саша  и Миша (так звали моих новых товарищей), вылетят  из Москвы через три дня,  и,  опередив на быстрых крыльях наш медлительный караван, будут тут как тут, уже на перроне во Фрунзе (теперь - Бишкек).   

                * * *

           Олю я знал по клубу. Точнее – видел в клубе. Знал,  как зовут.
           Не по интерклубу (упаси Боже!), а по туристическому.

           Вот уж туристические клубы, и тогда можно было бы отнести к немногим образцам настоящей самодеятельности, существовавшей на принципах почти полного самоуправления.

           Оля тоже меня знала. Столь же шапочно.

           Встретившись  первый раз по-настоящему тесно (куда уж теснее – купе вагона!), мы умудрились  с первых же минут встать "в контры".

           Есть в жизни случаи,  когда  между едва увидевшими друг друга людьми, не успевшими  произнести и  по полслова, возникает внезапная тяга взаимной и совершенно необъяснимой симпатии.

           А бывает -  наоборот.
           Это и был наш вариант.
           Не знаю как у кого, а у меня,  начальная, подсознательная антипатия может  возникнуть на пустом месте. Вот что-то во внешности такое… необъяснимо отталкивающее. Именно меня.  На другого человека та же внешность может произвести  самое благоприятное впечатление.

           Или, например, тембр голоса, модуляции речи просто бесить могут. Ни с того ни с сего. 

           Нет. Не подумайте. На людей я не бросаюсь.  Спасибо маме с папой -  научили сдержанности.   Могу долго переносить психологический дискомфорт, но, естественно, пребывать в таком состоянии не люблю.

           Видимо и у Оли имелись свои заморочки,  которые сразу позволили ей  квалифицировать меня как неприятного, наглого, заносчивого, самоуверенного…  (придумайте – какого ещё?) типа.  Во всяком случае,  она стала сразу вести себя со мной именно так, как и заслуживают подобного рода субъекты, а именно: осадить, дать по рогам,  доказать полное превосходство женского  интеллекта, воли, организованности и,  вообще – понимания жизни перед носителем примитивных инстинктов и грубой физической силы.   

          Такому восприятию Олей моей персоны, возможно, способствовали два обстоятельства. 

          Первое из них состояло в том, что моя визави оказалась природной феминисткой. А данная категория  особей женского пола, каким-то особенным чутьем (как правило, еще до произнесения первых слов),  почему-то видит во мне заядлого сексиста и немедленно стремиться  окоротить обнаруженного супостата,  подходящим намордником, которого только и заслуживает вся эта подлая порода.

          Впрочем,  этот самый мой "сексизм", как мне самоуверенно представляется, не самого вредного свойства.  Просто я очень люблю женщин, в первую очередь, именно за то,  что они  - женщины,  а уж потом  за то, что они  несравненно добрее,  значительно умнее,  гораздо более талантливы, милосерднее,  миролюбивее… (ну, что еще?) и вообще -  лучше,  чем мужчины.

         Такой подход обычно   обеспечивает мне  буквально лучезарные отношения со всеми дамами…  кроме феминисток.

     Второе обстоятельство, приведшее к неблагоприятному развитию наших с Олей взаимоотношений, скорее всего,  вытекало из того, что она была без пяти минут женою нашего руковода Виктора.  А жены, невесты и любовницы начальников, коли они одновременно являются составной частью руководимого коллектива  – есть, как известно,  совершенно  особая каста женщин, чему можно найти массу примеров,  как в отечественной, так и в зарубежной классической художественной и исторической литературе.

       Совершенно неожиданно для себя оказавшись в одном купе с начинающей мадам Пуассон я смог испытать все  неудобства,  которые может причинить властная от природы особа сотрудникам  своего главного мужчины.

     Я всё делал не так. Во всяком случае,  мне постоянно разъяснялось в весьма безапелляционном тоне, что я все делаю не так.
     Я не так размещал в неприспособленном для перевозки грузов купе всю нашу многочисленную кладь, я не так, не туда и не в то время садился (ложился) сам.  Я не так разговаривал с проводниками, не вовремя собирался есть или пить,  всегда некстати выходил и заходил в купе,  а все мои мнения по любому вопросу являлись исключительной чушью, продуцируемой незрелым умом…

     Не исключаю,   конечно, что Оля таким своим поведением хотела убедить саму себя в своей абсолютной недоступности (в её невестинском статусе)  для случайного попутчика мужского пола.  Может быть,  ей казалось,  что  третирование оказавшегося в опасной близости самца, есть самый достойный способ продемонстрировать (прежде всего,  себе самой) умение сохранить верность суженному в любой самой пиковой ситуации?  А для этого проще всего доказать себе, что навязанный привходящими обстоятельствами спутник -  не представляющий никакого интереса придурок?

          Не, знаю… Не знаю…    

     В общем-то, я человек не слишком конфликтный. Возможно – это от некоторой житейской трусости. Даже самого процесса ссоры – боюсь. Поэтому я способен довольно долго терпеть, всякую словесную хрень, просто пропуская её мимо ушей.  Особенно – женскую. Особенно – если вокруг нет зрителей,  и, следовательно,  ущерб самолюбию, ввиду отсутствия публичности невелик.

           А тут,  по счастью,  в четырехместном купе мы оказались вдвоем. Совершенно, скажу я вам,  нехарактерная вещь для загрузки пассажирских вагонов в советское время в летний период.

          Но напомню: только-только закончилась Олимпиада-80. На срок её проведения Москва была плотно закрыта от приезжих и не содержала в своей утробе никого, кроме стопроцентных иностранцев и в  особом порядке  приглашенных соотечественников. Да и, собственно,  москвичей имелось немного. Всех,  кого только возможно,  выгнали в отпуска,  а детей вывезли в загородные лагеря. Просторно, тихо, благолепно… Даже метро. Даже  в "час пик".

     Так что,  для разъезда "гостей столицы", в том числе на среднеазиатском направлении не было никаких оснований. Некоторое время поезда шли полупустыми.   

       Короче,  я морщился, вздыхал, в чем-то, чтобы не усугублять и без того неуютную для общения атмосферу  -  уступал,    что-то, уж совершенно вздорное – игнорировал или саботировал…. 

         В душе, конечно, мучился и мечтал о возмездии, поскольку человек я не только трусоватый, но и злопамятный.

                * * *

           Ангел мести сошел в мирок нашего  купе с перрона какого-то маленького поволжского городка  еще до истечения первых суток путешествия.

           Ангела звали Викторией:  двадцати пяти лет; обладательница вполне достойной фигуры и весьма миловидного лица; нрава доброго, характера легкого. Путь ангела пролегал в тот же  город Фрунзе (Бишкек), где служил,  не помню уже в каких войсках,  её муж - то ли старший лейтенант, то ли даже капитан.
           Сразу отмечу, что поведение Виктории не обнаруживало никаких признаков немедленной готовности к заведению суперскоростных дорожных романов. Просто она была стандартно доброжелательна, и уже один этот факт после многочасового существования в антагонистической атмосфере нашего купе, заставил меня бросится к источнику положительной энергии,  как к открытой форточке в набравшей угара бане.

            Я кинулся помогать новой попутчице укладывать её аккуратный чемоданчик  в рундук под сидением не просто с готовностью или даже радостью, а прямо с каким-то полу-пристойным вожделением. 
   
         При этом, в молчании Оли у меня за спиною,  казалось,  физически ощущалось нарастание электрического потенциала. Как в лейденской банке.  Аж разрядник потрескивал.   

           Собственно никакого плана страшной мести уже и придумывать не требовалось. Он создавался и осуществлялся прямо на ходу,  по мере возрастания нашей взаимной с Викторией симпатии.

           Едва чемоданчик улегся на положенное место,  как мой милый ангел (мщения!) намекнул, что ей надо бы переодеться во что-нибудь более подходящее,  и я немедленно вылетел в коридор, уже почти наверняка зная, что произойдет через пять минут.  Ошибки быть не могло. 

          Все произошло в сроки и с точностью лабораторного физического опыта: дверь купе тихо съехала вбок, и через образовавшуюся щель в коридор выскользнула Виктория, одетая в дорожный халатик, едва-едва открывавший симпатичные коленки. Прям,  по Александру Сергеевичу: "Она, пророчествуя взгляду неоценимую награду, влечет условную красой желаний своенравный рой…"

            Мы расположились у окна, что напротив двери в наше купе,  и для начала уставились в мелькание  лесистого пейзажа за окном. Руки наши лежали близко-близко на облитом светлым пластиком поручне, плечи почти соприкасались,  а через стекло неровными импульсами били, проскакивающие между летящими вдоль состава деревьями, солнечные лучи. Со лба Виктории кокетливо свешивалась длинная и легкая прядь  волос, по которой тоже носились вверх-вниз случайные солнечные зайчики, а она,  ангел мой (мщения!!),  периодически  и весьма грациозно встряхивала головкой, в  игривой попытке отбросить "помеху" в сторону.

                В спину мне жгло.

            Это не могло быть солнце, светившее прямо в лицо. То был Олин взгляд,  паливший мне в позвоночник из глубины купе длинными злыми очередями предельной неприязни,  грозившей, очевидно,  перерасти в ненависть.

            И вот я – гад, подонок, негодяй (сволочь, само собой)…ну, кто еще? – понял,  что плод созрел и можно вполне насладиться особо изощренным издевательством в крайне извращенной форме над самолюбием бедной женщины.   
         
            Плавно повернувшись от окна, и скользнув  хорошо отрепетированным взглядом замороженной трески по грозовому Олиному лицу, я тихо и "деликатно"  закрыл дверь купе, плотно вжав её в пружины автоматической защелки, звонко клацнувшей,  подобно взводимому курку дуэльного пистолета.
            Как и следовало ожидать,  буквально через две секунды дверь с треском отлетела в сторону.
            - Прошу не закрывать! – натянуто-требовательным голосом произнесла Ольга.
            - Может быть, отойдем к другому окну? – кажется,  уже принимая и понимая игру, в слегка в извинительном тоне предложила Виктория.
           - Да-да… Не будем мешать… - изображая христианское смирение ответил я и мы переместились  дальше по вагонному коридору в совершенно "мертвую" для просмотра из купе зону.

          Поскольку высовывать голову из купе с целью наблюдения  - означало бы для Оли полную потерю лица,  она поступила опять же совершенно предсказуемо, хотя и не вполне логично по отношению к заявленному незадолго до этого требованию -  а именно закрыла дверь теперь уже сама.    

            - А ваша девушка не обидится? -  заботливо, но с оттенком легкого лицемерия поинтересовалась у меня Виктория и, при этом бросила красноречивый взгляд в направлении шмякнувшей двери.   

            Вот тут я с наслаждением и в необходимых подробностях разъяснил своей новой знакомой,  до какой  степени  эта самая  "девушка" действительно-таки не моя. Со всеми вытекающими из этого следствиями, выводами и возможностями.

                * * *
        Ко всем уже перечисленным мною выше моим собственным порокам,  я,  надо заметить,  еще и довольно говорлив. Причем,  не считаю зазорным основательно приврать,  если, какая-нибудь милая ложь или симпатичная полуправда способны украсить повествование, вливаемое мною в уши слушателя (предпочтительно – слушательницы).

         Если принять за истину тот трюизм, что женщины, будто бы, "любят ушами" – можете себе представить, сколь опасным типом я могу оказаться в определенных ситуациях.

         Вот скажем моя супруга (замечу, первая и последняя!)  скоро уже сорок пять лет, как не может от меня отделаться, несмотря на все мои шалости.  Мне всякий раз удается её уболтать, уговорить, заставить поверить…

         Правда,  после лет так тридцати нашей совместной жизни она однажды  выдала мне  отчеканенный в форму афоризма принцип её отношения к моему словоблудию: "Я тебе верю всегда! Даже, когда совершенно точно знаю, что ты врёшь!"

                * * *
                А это-то я  к чему?  Ах, да!

                Я распустил перед Викторией, весь свой павлиний хвост, представлявший собою в первую очередь самые занимательные речи, на которые у меня только хватало способностей. 

         А что Виктория?  Вика, как она предложила сама называть себя вскоре после начала общения…

         А Вика – была молодой, интересной,  уверенной в своих силах,  и уже три года,  как замужней женщиной, которая не чувствовала никакой необходимости доказывать  себе очевидную способность отстоять собственное целомудрие, в тех случаях,  когда это действительно потребуется по ситуации.  Скорее всего, ей были чужды и все эти  заморочки,  заставляющие видеть в существах противоположного пола не  естественный,  данный самой  природой,  компонент взаимного дополнения, а  досадную помеху для реализации своих  ролевых, интеллектуальных, карьерных или даже физических амбиций.

         Она,  с удовольствием человека, выскочившего на маленькую переменку после длинного,  трехгодичной длительности урока,  от которого уже начала немного уставать, позволила себе включиться в легкую  игру, чтобы немного перевести дух.  Даже не во флирт! А в игру во флирт.
               
         Сразу предупреждаю, тех,  кто ждет рассказа о дорожном адюльтере -  этого здесь не будет!  Никаких охов-ахов и страстного сплетения потных тел в незанятом купе, пустом тамбуре или иных подсобных помещениях подвижного состава МПС СССР!

                * * *
         
                Возможно,  Викин старший лейтенант (или капитан) был не слишком разговорчивым человеком.  Суровому воину такое качество вовсе и не обязательно. 
                А,  может, за три года совместной жизни обычные в их общении темы приелись, исчерпали ресурс интереса?  Ну,  бывает же?

         А тут, изволите ли видеть, свежий человек с целым ворохом новых слов и историй…

         До конечной  станции  оставалось двое с половиной суток пути. На это время   у меня имелся более чем достаточный запас из области  разговорного жанра, чтобы занимать  внимание Вики почти без  перерыва и, при этом,   ни разу не повторяясь.

         Одних только стихов - от Пушкина до Возненсенского -  часов на пять непрерывного чтения. А еще черноюморные медицинские истории (я по первому образованию - медик), а еще  разглагольствования на литературные темы с кратким пересказом модных романов и цитированием ударных мест, а еще политические анекдоты (если кто утверждает, будто за них в то время сажали – врут!),  а еще романтические истории про горные путешествия и восхождения с леденящими подробностями смертельных опасностей (ну, если и привирал, то самую малость…), а еще смелые мысли про взаимоотношения полов и  прогрессивную организацию семьи (вообще неисчерпаемая тема!)… и…. и… и…   Нет, иногда, я конечно давал говорить и Вике… Но в основном она слушала и все подбрасывала и подбрасывала новые вопросы… Явное свидетельство того, что я ей со своим словесным водопадом (чтобы не сказать поносом) надоесть не успел.

                * * *
          Но ведь и не в словах была главная примочка, а в том,  что все это безобразие развивалось прямо на глазах у Оли. При этом мы с Викой вели себя так,  будто настолько увлечены друг-другом, что почти ничего  не замечаем вокруг.

         Нет! Не подумайте только, что с нашей стороны имелось какое-то намерено  хамское игнорирование попутчицы. Боже упаси!  Игра была гораздо тоньше. По всем бытовым вагонным мелочам мы демонстрировали в отношении Оли крайнюю степень заботливости и предупредительности:
         - Оля, тебе принести чаю?
         - Оля, вам не дует?
         - Оля  мы  тебе очередь в умывальник займем…
         - Оля у меня есть журнал интересный, вам дать почитать?
         - Оля, мы, пожалуй,  выйдем, чтобы тебе спать не мешать…   
          
                Развлечения с дверью купе тоже продолжались.  Я всегда осторожно притворял её,  всякий раз когда Оля выходила в коридор,  и каждый раз демонстрировал смущенную суетливость нашкодившего пуделя, как только  она, как всегда рывком, входила обратно…  А Вика мне замечательно подыгрывала.   
   
         Зачем она это делала,  я до сих пор понять не могу. Может она была немножко стервой?  В общем-то,  я люблю немножко стерв. С ними интересно. А полных стерв – боюсь. Лучше не надо!

        Конечно,  Оля могла бы легко развалить нашу игру, не будь она до такой степени в плену своих установок и комплексов.

           Повисла бы у нас на хвосте с видом бесцеремонной простушки, влезла бы во все наши разговоры третьим участником,  разыграла бы с Викой карту чисто дамского интереса к развитию наших "отношений"… Куда б мы делись?

        Но тогда Оля не была бы Олей. А она только все холодела и холодела, демонстрировала презрительное  безразличие к нашему щебетанию и брезгливо отворачивалась к окну,  когда мы с Викой дружно поднимались, чтобы вместе выйти из купе…

        К тому же,  насколько я смог уловить,  её начало мучить дополнительное беспокойство.
Она ведь точно знала,  что я женат и что у меня ребенок трех лет.  И такое, понимаете ли,  открытое свинство!

               Это ж знаете,  какие мощные основания для самых неприятных экстраполяций в область поведения её собственного, без пяти минут,  мужа?  А новые тревоги на предмет возможных осложнений в обеспечении безопасности будущего семейного очага от покушений со стороны?  Это ж… Да…

               Надо сказать,  что Оля при первой же возможности и по первому же притянутому за уши поводу выдала Вике страшную тайну  о моем семейном положении. Но и здесь случился облом. Вика уже была в курсе.   

         У меня был принцип: по возможности немедленно ставить любую новую знакомую в полную известность о моих семейных обстоятельствах.  Могучий сепарационный эффект. Сразу отсекало тех, кто интересовался мною как таковым, от тех,  кто  рассматривал меня только в матримониальном смысле.  "О, сколько лишних и ненужных связей"  миновало меня благодаря этой действенной методике.   

                * * *
         Если бы мы, скажем,  ехали не во Фрунзе (Бишкек), а,  например,  во Владивосток, то,  я думаю,  мне пришлось бы сдать Олю с нервным срывом на руки медикам уже где-нибудь в Чите.  А так,  на железнодорожном этапе нашего путешествия,  все закончилось благополучно. 

         Поезд тихо причалил к раскаленному перрону среднеазиатской столицы, где Вику должны были поджидать свёкор со свекровью, а нас с Олей -  прилетевшие на самолете Саша с Мишей.  Вагон был почти пуст. Мы намерено задержались,  чтобы не мешаться со своими ящиками при выходе других пассажиров.

           Задержалась и Вика.  Когда спина последнего из обитателей вагона скрылась за дверью выходного тамбура, она сказала мне:
         - Проводи меня чуть-чуть…

         Я подхватил её небольшой чемодан,   и мы вышли из купе. В узёхоньком проходе  между служебным помещением проводников и отсеком с  "титаном",  в месте,  не просматриваемом ни из какого окна,  она остановилась, повернулась ко мне, взяла меня двумя  руками за виски, и, наклонив мою голову к себе,  очень коротко и очень крепко поцеловала в губы. Затем подхватила свой небольшой чемоданчик, а свободной рукой слегка толкнула меня в грудь,  возвращая назад, в вагон.  Потом узкая дверь тамбура открылась,  и она выпорхнула туда – в жаркий солнечный свет. Сами понимаете – навсегда.      
                * * *

                А у  нас, спешивших на встречу с горными высями,  началась бешеная и физически напряженная скачка, сопровождавшаяся бесконечной загрузкой-выгрузкой и перетаскиванием с места на место здоровенной груды рюкзаков и картонных коробок с провиантом и снаряжением. 

         Из вагона – на перрон, с перрона в - здание вокзала, из здания вокзала – на привокзальную площадь. Потом загрузка в городской автобус (в несколько приемов, несколькими рейсами) и выгрузка на автовокзале, наконец - загрузка в чрево междугородного  автобуса… Уф-ф-ф-ф…  Все! Последняя выгрузка в Чолпон-Ате -  прямо в объятия встречавшей нас основной группы.

                * * *

            На душе у меня скребли кошки. Причиной тому был по непонятным причинам возникший и обещавший самую  туманную перспективу разрешения конфликт между мною и Олей.
Случись это в Москве, в клубе  – я бы просто наплевал. "Что он Гекубе, что ему Гекуба?"  - в конце концов.

        Но тут было совсем другое дело: микрогруппа,  работающая в условиях повышенного риска. Напряжение в отношениях между отдельными личностями практически невозможно скрыть. Оно, так или иначе,  прорывается наружу, нередко ведет к расколу коллектива, может стать косвенной причиной возникновения и развития аварийной ситуации. 

               При этом, если у меня хватило сдержанности хотя бы молчать про наши с Олей непонятки,  то девушка,  ясное дело,  не смогла не поделиться своим негодованием по поводу моего мерзкого поведения с парой подружек,  имевшихся у неё в почти незнакомой мне группе. Надя и Света – так их звали – стали демонстрировать в отношении меня неприязненную настороженность, в странной смеси с опасливым интересом. 

                Хоть с Виктором, слава Богу,  все было в порядке!  Тут у Оли хватило ума не высказываться. Да,  собственно,  на что она могла пожаловаться жениху?  На то, что я  во все время пути игнорировал её как женщину  и вовсю ухлестывал за первой встречной девицей?  Думается мне, что с позиции жениха,  такое мое поведение можно было бы назвать совершенно образцовым, имея ввиду  абсолютную гарантию сохранения половой неприкосновенности невесты.   

           Но в целом - нехорошо мне было. Провести три недели в горах с мало знакомыми людьми при наличии тлеющего конфликта, как минимум с  одной из  участниц группы  – значило основательно испортить впечатление обо всем  долгожданном путешествии. Во всяком случае,  по моему характеру. 

          Впрочем,  с мужиками я сошелся моментально. Совместная работа и постоянная спонтанная взаимопомощь на маршруте мгновенно сближает людей, делает их если и не друзьями, то,  как минимум,  хорошими товарищами.

              Правда,  Виктор относился ко мне с некоторым беспокойством.  По тому, как мы с Олей тщательно избегали всякого общения друг с другом, он не мог не догадываться, что между нами пробежала какая-то кошка.  Но и выяснять - не выяснял.

         А вскоре,   наше с Олей супостатство, к счастью,  закончилось самым странным и нелогичным образом. И я бы сам "не в жисть"  не догадался почему, если бы мне, много позже описываемых событий,  не объяснили…

                * * *

         Уже на следующее после нашего приезда утро, вся группа,  распределив по рюкзакам стартовый вес, снялась с ночевки на берегу Иссык-Куля.  Напоследок, чтобы не оставлять за собой уж совсем никакого мусора мы собрали с песка,  на месте нашего становища,   с полсотни опустошенных упаковок от презервативов…

               А!?...  Что!?... 
               Да,  как вы могли подумать!!!

         Еще раз клятвенно подтверждаю, что в этой истории ничего про секс не будет. Ни в каком виде!

                Дело - в спичках.
           Спички - как известно любому путешественнику, рожденному до эпохи одноразовых зажигалок,  являлись одним из самых стратегических, и безо всякого сомнения - жизненно важных стратегических ресурсов. 
 
         У каждого участника должно было храниться минимум по два коробка. Если бы на маршруте в аварийной ситуации (не дай Бог!) было бы утрачено даже несколько рюкзаков (всякое бывало), то у кого-то средство для добывания огня все равно осталось бы в целости.  Ну,  а чтобы спасти столь ценную вещь от главного врага - воды и, вообще, от  сырости – нет ничего проще,   надежнее и удобнее презерватива.  Запускаешь внутрь коробок и завязываешь горловину мертвым узлом. Все! Хоть на дно морское.

          Таким же, кстати, образом заядлые курильщики хранили свои сигаретные НЗ.

           А для чего я про это вспомнил? Да – так… Колориту добавить. Знаков времени.

                * * *
                На первый перевал  мы вышли где-то к полудню второго дня. Поздновато, конечно для прохождения,  но  допустимо, ввиду небольшой его технической сложности обещанной в описании маршрута: с юга (на подъеме) осыпи и простые скалы; с севера (на спуске)  довольно крутой,  но не более тридцати пяти градусов снег метров через триста выводящий на пологую часть ледника.

                Но вышла небольшая "бамбарбия-киргуду" – шутка. Две недели перед нашим выходом стояла превосходная солнечная жаркая погода,  и снег на северном спуске с перевала полностью стаял,  обнажив на всем протяжении склона голый лед.  А голый лед крутизной тридцать пять градусов – это уже совсем другой коленкор. Кто лично пробовал - тот меня поймет. Кто не пробовал - уж поверьте как-нибудь.  Даже на кошках, но с весом за сорок кг у ребят и за тридцать - у девчонок… очень опасно.  Добавьте к этому усталость после подъема стартового веса на высоту около трех тысяч метров. А нагрузка на ноги при спуске еще больше. Один неверный шаг: цепанул, скажем,  кошкой за кошку, и полетел,  кувыркаясь и подскакивая по голому льду. А в нем понатыканы,   как изюм в булке, торчащие каменные обломки,  каждый из которых может стать последним препятствием в твоей жизни…   В лучшем (или худшем?) случае – инвалидность.

                Короче,  руковод  решил вешать перила.  Две веревки вниз и одну -  от нижней точки - почти горизонтально в сторону,  до первой пологой скальной полки. А там,  чуть вниз - и переход на  спокойную среднюю осыпь.  Правильное решение. Почему не прямо по льду  до конца?  Это, чтобы десять веревок не вешать  и поскорее от кошек избавиться.
(Постараюсь поменьше в технические подробности вдаваться. Скучища это.)

                В общем - навесили.

                Мне было поручено, находится без рюкзака и на кошках  в месте стыка вертикальных и горизонтальных перил. Задача -  помогать  гружёным  участникам группы  освобождаться от схватывающего узла на вертикали и перестегиваться на скользящую страховку горизонтальных перил. Надо заметить, что  с грузом весь перильный  участок  шли только ребята, отчего некоторым пришлось сделать по два рейса туда-сюда. Та еще работёнка. Девочек пропускали налегке, ибо замечено,  что передвижение по льду на кошках, одно из самых сложных для женщин занятий.

                В свою очередь подошла  к точке перестёжки Оля. Я молча совершил все, необходимые манипуляции и вщелкнул карабин её самостраховки  в горизонтальные перила. На этом моя роль кончалась. Дальше она должна была двигаться самостоятельно.

               Я развернулся лицом к перевальной седловине и заорал как положено: "Веревка свободна!", - давая понять оставшимся наверху, что вертикальные перила можно снова грузить. 

              В ответ раздалось: "Камень!"

              Крикнуто было правильно, хрестоматийно, я бы сказал: громко,  четко, но без панических интонаций. 
             Стандартный голосовой сигнал  - "Камень!" -  означает,  что замечено падение по склону в направлении находящегося  ниже по тому же склону человека (людей) любого размера каменных обломков в количестве от одного до N в степени N. 

         Если склон,  на котором вы имели счастье оказаться в момент получения предупреждения о камнепаде,  совершенно открыт (вот прямо как тот самый голый лёд), то обобщенный в разного рода руководствах опыт предписывает каждому и всем   следующее: не бегайте, не мечитесь, закрывая голову руками (для этого есть каска), не кричите: "Мама!".  Мама может не прийти.  Повернитесь лицом к склону,  приняв,  по возможности,  устойчивую позу, позволяющую в нужный момент отпрыгнуть в сторону. Попробуйте,  как можно раньше визуально обнаружить камень,  движущийся в вашем направлении,  и следите за ним,  стараясь поточнее определить траекторию. Не следует пытаться убежать в сторону  заблаговременно. Там, в стороне,  могут лететь другие камни, которые вы не смогли засечь. А тот камень,  который вы заметили, способен  на каком-нибудь случайном отскоке резко изменить направление полета и поразить торопыгу в тот момент,  когда показалось, что опасность уже миновала.  Короче,  уходить от столкновения с неприятностью в виде летящего с горы булыжника предпочтительно в самый последний момент. Если вовремя отскочили, или камень просвистел  мимо по собственной воле – все нормально! Можно спокойно стирать и сушить нижнее бельё.   

                * * *         

         Я стоял на ледяном склоне,  на полусогнутых,   расставленных чуть шире плеч ногах, грузя по четыре передних зуба кошек  на каждой. Ледоруб  - поперек груди: правая рука - за головку, клювом к склону, левая – хватом сверху сразу за  штычком. Возьми-ка меня, "за рупь за двадцать"!  Подняв голову вверх я внимательно следил за барахтающимся вдоль перильной веревки средних размеров "чемоданом", который, надо полагать,  кто-то из наших случайно спихнул при выходе к спуску. "Чемодан", видимо,  не имел ни к кому из нас никаких личных счетов.  Вскоре после  отрыва он,  все время ускоряясь,  начал забирать  в  сторону, и наконец,  просвистел справа от меня   метрах аж в десяти. Все.

         Можно было расслабиться. Я распрямился, уперся штычком ледоруба в склон,  и снова проорал насчет свободной веревки.

         Раздавшееся сзади и снизу  тихое позвякивание заставило меня  обернуться. 
         Батюшки! Оля!

         Я-то полагал, что девушка  уже, как минимум, у середины перильной веревки,  а она все еще здесь и смотрит на меня как-то необычно. Как-то умиротворенно, что ли? Это при том, что последние пару дней мы вообще друг на друга глядеть избегали.

         Чего стоит? Вернулась за чем-то?
         В информационном ключе произношу в пространство: "Надя спускается. Скоро подойдет".

         Слышу в ответ: "Да, да! Уже ухожу!" 
         Ангел прям.

         Глазами внимательно слежу за Надиным спуском, а ухом слышу – влево застучали-завизжали удаляющиеся кошки, через некоторое время стуканул ледоруб по скале,  скрежетнули стальные зубья при переходе со льда на камень… Всё. Дошла.       

                * * *
         Никаких приключений больше в этот день не было. Во всяком случае,   таких, которые  могли иметь  значение для наших с Олей взаимоотношений.
 
         А в них - что-то резко, по совершенно непонятной для меня причине, изменилось.

         Оля не только начала со мною здороваться по утрам – "Привет, Эдик!" – но и периодически проявлять  обо мне какую-то, чуть ли не сестринскую,  заботу:
         -  Эдик, осторожнее на солнце! Сгоришь!
         -  Эдик, смени ты этот  пластырь уже! Я тебе новый дам.
         - Эдик! Добавка осталась! Будешь?

         Чертовщина, да и только!  Ну,  я из себя Чайльд-Гарольда тоже корежить не стал,  и с того момента установились у нас с Олей вполне нормальные отношения.  А все мои опасения, что впечатления  от гор окажутся испохабленными  атмосферой тягомотного межличностного конфликта улетучились без следа.

                * * *
         Никогда больше не случалось мне оказаться в одной походной компании с Олей. Может, оно и к лучшему.

         А вот с Надей (Надюхой!) мы подружились. И вместе прошли несколько маршрутов на Кавказе и Памире.   

         Как-то выпивая вместе по какому-то подходящему поводу, в какой-то веселой компании,   мы уединились с ней в каком-то углу, под какой-то, кажется пальмой в кадке, и, перекрикивая громыхавшую  из динамиков "Аббу", стали вспоминать былые совместные подвиги и говорить друг-другу приятные вещи.  Пришел на память и наш первый общий поход. И Надюха поведала мне, как она поначалу невзлюбила меня с Олиной подачи "за наглость, высокомерие и распущенность нравов".  Мы расхохотались и  с удовольствием выпили за всё перечисленное в моем исполнении.

        - Слышь, Надюха, а вот я так и не понял, почему она  потом гнев на милость сменила?
        -  Так ты ж тогда ради неё жизнью рискнул!
        -… Я-а-а!!??? Когда!!!??? Ты чего мелешь, Надюха, моя дорогая!?
        - Ну,  тогда…  На ледовом склоне… Когда я случайно на вас камень спустила…
        -  Не, Надюха, погоди!  Камень помню… А как я рисковать-то ради неё умудрился?
        - Погоди, Эдька… Я пьяненькая, но я всё точнёхонько помню!  Она сама рассказывала!  Когда камень пошел на вас,  ты встал перед ней и заслонил собою… 

         Вот тут я протрезвел сразу и совершенно,  без нашатыря и алкозельцера.  Мне  вчерашним числом стало по-настоящему страшно.

         Воображение у меня богатое и я представил:
         Камень, тот самый "чемодан" (килограммов на сто пятьдесят), не скачет себе спокойно в сторону, а идет прямо на меня.  Я – достойно, во всеоружии тренированного тела и знания, спокойно жду… Вот он, зараза,  делает последний длинный прыжок, целясь мне  в грудь, а я,  оттолкнувшись  ото льда заранее напружиненными ногами,  легким боковым скоком перелетаю на полтора метра влево (или вправо),  впиваясь в новую точку длинными когтями кошек и зазубренным клювом ледоруба…  Обманутый зверюга пролетает сквозь то место, где секунду назад был я… а там,  в полутора метрах позади… эта…  эта… ЭТА!!! Которой там быть никак не должно!!!

         Да я,  вообще,  о ней не думал!   Пересадил на скользящую страховку и - до свидания! Не детский же сад! "Каждый солдат должен знать свой маневр".  А Оленька, имея замечательное поперечное движение  по склону и сказочный обзор, вместо того, чтобы действовать по инструкции,  шмыгнула ко мне за спину.

         Неужели она серьезно полагала, будто, словив в охапку стопятидесятикилограммовый булыжник плюс ускорение, я смогу его остановить!? Хотя бы и ценой жизни?  Или Оле принципиально желалось упокоиться со мною в одной могиле?  Эпитафию представляете?  "Они жили не долго,  и не счастливо, но умерли в один день…"

         Нет! Никогда  не постичь мне  загадочной  женской души!
         А почему?
         Да потому, что все мужики… ну, вы сами знаете!