Нерехотские забавы

(или рассказ о том как поссорился Степан Истеренко с Николаем Квадратовым)


Центральный лирический баритон Николай Квадратов из Костромы и глубокий фактурный бас Степан Истеренко из Владимира прибыли в уездный город Нерехта, Костромской губернии, чтобы посостязаться в искусстве пения классических и неоклассических романсов композиторов девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого веков. Они были хорошо осведомлены о деятельности друг друга в кулуарах и заранее чувствовали обоюдное отвращение.
    После блистательно исполненного цикла Мусоргского "Песни и пляски смерти", Николай стоял в холодной гримерке, терпеливо ожидая своих поклонников. По ощущением певца они должны были с минуты на минуту появиться в дверях.
   Шестое чувство Квадратова не подвело. Двери распахнулись и в просторную комнату безмерного тщеславия и нескончаемой лести вошел Степан со своей супругой:
- Добрый вечер-с, - сдетонировали стены православного собора, где проходил концерт, - меня зовут Степан.
- Приветствую Вас. Николай, - вяло пожимая руку Степану, засвидетельствовал баритон.
- Пришли, вот тут-с, послушать Ваше исполнение песен-с Мусоргского-с.
- К сожалению, я уже цикл отпел, - довольно сухо ответил Николай.
- Да-с? Печально-с... Значит, опоздали-с... Ну, ладно-с. А почему, собственно-с, к сожалению-с? - высокопарно задал вопрос певец из Владимира.
Баритон из Костромы помялся, на месте потоптался, но на вопрос отвечать не стал.
    Тогда Степан в отместку, снимая пальто со своей жены, начал мычать некоторые фрагменты из только что спетого Николаем цикла, показывая свою обширную информированность. Николай же стоял молча и внимал, как Степан готовится к своей части выступления, разогревая голосовые связки закрытой манерой.
    После пропевания вполголоса отдельных, наиболее каверзных, вокальных партий цикла Мусоргского, Степан перешел на свист. Затем он присел на стул, чтобы поменять домашние носки на концертные. Николай продолжал стоять, ожидая какого-нибудь подвоха. И дождался.
    Сняв домашние носки, Степа положил их на ноты "Песен и плясок смерти", которые принадлежали Коле:
- Степан, Вы в своем уме? Вы что делаете? Это же мои ноты!
- Ну, во-первых, это ноты не Ваши-с, а Модеста Петровича. А во-вторых, у меня носки не пахнут-с, я только утром их поменял-с.
- А я трусы только что перед концертом новые надел. Я же не надеваю их Вам на голову!
- Че ты сказал-с???!!! - взъерепенился было Степан, но тут же извинился, потупив свой взор в пол.
Степа старался держать себя в руках, хотя у него были связи с преступным миром, да и у самого прошлое было далеко не светлое.

    После концерта был шумный банкет. Всем было весело, кроме двух вокалистов. Они сидели по разным углам небольшого зала для приема гостей и изредка глазели друг на друга, глотая горькие комья обиды.
    Первый, кто не выдержал молчаливого испытания гневом, был Николай. Невзирая на общие позитивные высказывания в адрес исполнения Мусоргского, баритон встал из-за стола, наспех попрощавшись со всеми, прыгнул в машину и уехал в Кострому.
    После этого у Степана на душе стало спокойно. Он медленно потягивал теплую "Смирновку" из соломки и тихо хвалил себя за удачное исполнение вокального цикла "Времена года" Д.Лукьяненко. Но больше всего он был от себя без ума, что не ввязался в драку с Николаем. Ведь с тех пор, как Степа связал свою судьбу с классическим пением, он стал культурным человеком.


                05/12/16