Глава 4. В море

Средиземное море. До самого горизонта простирается это лазурное чудо. Сегодня почти полный штиль. Огюст, отстояв свою вахту рядом с рулевым, (так лучше усваиваются азы кораблевождения), вместо того, чтобы идти спать, сидел на палубе и, прищурив глаза, лениво наблюдал, как расцветает заря. Легкие облачка, оставшиеся с вечера, наполнялись изнутри золотом, края их, подсвеченные солнцем, испускали блеск, спорящий с блеском светила. Наконец и само Солнце, отбрасывая широкие лучи, отражающиеся на морской глади, величавое, золотисто-оранжевое, выплыло из-за горизонта.
 
Этот спектакль он созерцал каждое утро. Спектакль, который ему давала сама природа дважды в день. И нужно быть неблагодарным зрителем, чтобы не оценить зрелище, предоставляемое на закате и восходе солнца. Жаль только, что времени у него было до обидного мало, и просто предаваться этой тихой радости он не имел права. Море - это море, и на корабле шевалье не просто пассажир.
 
У него промелькнула мысль: когда–нибудь он специально приедет сюда и, сидя на берегу, будет часами созерцать небо и море.

Сейчас они шли вдоль побережья Алжира. Красные скалы, белый песок и синее море.

Даже в этом однообразии была своя прелесть: линия скал никогда не повторялась. Плавание в этих водах становилось опасно: совсем рядом расположилась пиратская столица Джиджелли.

От пиратов, как и двести, и сто лет назад, по-прежнему нет покоя ни на суше, ни на море.

Слава братьев Барбаросса не канула в Лету. В христианском мире достаточно отступников, которые, потеряв в своей стране все, став изгоями, соблазнялись деньгами султана и, приняв ислам, вступали на дорогу раисов, возглавив разбой и насилие.

Пощады не знал никто. Грабили торговые суда, уводили в плен, требуя огромный выкуп, женщин и девушек продавали в гаремы, тех, кого не сумели выкупить, ссылали на галеры. Справиться с пиратами пока не удавалось, хотя им и противостояли великие державы и рыцари Мальтийского ордена. Шло сражение двух миров, двух культур. Христианскому миру противостоял мир ислама.
 
Из разговоров матросов он четко уяснил себе: случись что, офицерам его корабля живым не уйти. Может, за него и потребуют выкуп, но он на такое никогда не пойдет. В конце концов, он - не наследник и его жизнь не стоит выкупа. Для себя юноша решил твердо - никакого плена: только побег или смерть!

Вахтенный не спускал глаз не только с горизонта: пираты могли подойти и с моря. Прячась за береговой линией и прибоем, они могли нагрянуть и со стороны берега. Глаза слезились от яркого солнца. Долго смотреть на море и на песок было невозможно: от сияния, исходившего от песка, воды и неба, легко потерять зрение. Глаза опухали, слезились. Горячий ветер, дувший со стороны берега, мгновенно высушивал пот. Белая линия прибоя четко очерчивала границу между морем и сушей. Иногда над скалами можно было заметить верхушки пальм: оазис в этой плавильной печи.

Люди устали. Торговые корабли, сопровождаемые их бригом, маячили вдали. Без такого эскорта редко кто решался на плавание в водах Средиземного моря. С нетерпением ждали ночи: прохладный ветерок от остывающих скал скрадывал тепло, поднимающееся от нагретых глубин моря.

Закат наливался зловещим пурпуром. На его фоне легкие облака становились багровыми, стремительно меняя свой цвет на фиолетовый. Откуда-то с запада надвинулась дымка, превратилась в плотную стену на горизонте. Там, за морем, за этой стеной, лежал дом - Франция. Почему он не альбатрос? Перемахнуть через море, поймать крыльями восходящий поток, оседлать бурю...

- Эй, на мостике! Не зевай!

Резкий порыв ветра, капитан, мгновенно возникший на палубе, на ходу застегивая мундир, отрывистые команды боцмана, хлопанье спускаемых парусов, И чья-то рука, ухватившая его за локоть...

- Вниз! Немедленно! И не сметь показываться на палубе! Если понадобитесь - вас позовут!

Огюст, не сказав ни слова, чуть не кубарем скатился вниз, в кубрик. Наука - наукой, но наверху он может сейчас только помешать. Обидно это сознавать, но опыта для такого буйства стихий у него было еще маловато. И силы пока не те. Может, он посильнее юнги, но его никто не пустит сейчас лазить по вантам: похоже, на его счет есть какой-то приказ.

К ежедневной рутине морского дела его не подпускали, словно берегли по чьему-то указанию. Капитан, однажды в беседе о Франции, сделал странный намек: по окончании похода шевалье ждут в Шотландии. Он там ничего не забыл, он даже не знал этих родичей, но, если это пожелание отца, то подчиниться ему придется: граф ничего не делает и не говорит просто так. Впрочем, не время сушить голову над этой проблемой; сначала надо вернуться: буря разыгралась не на шутку.

Пользуясь тем, что команде не до него, юноша выбрался на палубу. Ветер свистел, завывал в снастях. Счастье, что паруса убрали вовремя; ветер все время менял направление и порывы его становились все яростнее. Дождя не было. Вместо него в лицо летела тончайшая пыль, не давая дышать, забивая нос и рот.

Черно-красное небо, черное море: их настигла пыльная буря. Если гроза, сверкание молний, еще могут вызвать восхищение, то этот кромешный ад способен был подавить все чувства, кроме одного: чувства безнадежности.

Определить, где они находятся, было немыслимо: исчезли все ориентиры, а стрелка компаса беспорядочно вращалась. Рев сталкивающихся валов не давал расслышать шума прибоя. Но бриг держался на волнах. Они неслись в неизвестность, в полном мраке, не представляя, где небо сливается с морем. Только стремительное скольжение вниз, а потом захватывающий дыхание полет вверх - вот и все ориентиры!
 
Его уже никто не гнал вниз - не до него. А для него сидеть в запертом кубрике - само по себе было невыносимо. Если уж суждено погибнуть, то смерть надо встречать лицом к лицу.

Постепенно он начал испытывать что-то, похожее на упоение боем. И, хотя в настоящем бою ему пока не привелось участвовать, но то, что он ощущал в азарте тренировочных поединков в фехтовальном зале, было сродни этому чувству. Разум оставался холодным, анализируя обстановку, А чувство полета заставляло трепетать все внутри.

В этой борьбе исчезло представление о времени. Понемногу скорость ветра падала - буря выдыхалась. Волны не стали меньше, но ветер уже не срывал с них пенных шапок. Мгла приобрела красноватый оттенок, и откуда-то сверху, с медно-рыжих небес, глянуло круглое, туманное пятно - Солнце. Но и оно не в силах было пока рассеять полумрак. Зрелище было фантастическим: красные небеса, медное море, словно впитавшее в себя небо, и ярко-алые шапки пены на гребнях волн.

Моряки, все еще не решаясь поверить в спасение, оглядывали себя, истово крестясь и бормоча те немногие молитвы, что еще помнили. На графского сына посматривали с уважением: мальчишка не отсиделся в кубрике: в самые трудные минуты был наверху, рядом с рулевым. Помогал удерживать штурвал: сил у него оказалось немало - никто и не ожидал от него такого.

Горизонт светлел. И по мере того, как отступала темнота, все яснее вырисовывались прибрежные скалы. Сам черт не разберет, куда их занесло бурей! По компасу - они идут на восток: значит, это вполне могли быть скалы Алжира. Вокруг - никого. Торговые корабли, которых они сопровождали, исчезли без следа. Нет и признаков эскадры сопровождения.

- Корабль! - голос вахтенного вывел всех из оцепенения. Совсем рядом мелькнул фальшборт незнакомца. И тут же на палубу полетели абордажные крючья.

Дальше все смешалось. Каким-то чудом в руках Огюста оказалась шпага; он выхватил ее из слабеющей руки какого-то раненого. Наглость пиратов, решившихся на захват военного корабля, превосходила разумные пределы. Либо удача так сопутствовала им, что они решились атаковать, не видя для себя препятствий в бою, либо безвыходность положения погнала их на этот риск, но пройти мимо возможности завладеть такой добычей они не смогли.

На стороне морских разбойников была внезапность, На стороне англичан - превосходство в силе. Но пушки брига были бессильны в таком бою. И те, и другие, понимая, что побежденному не ждать пощады, дрались отчаянно.

Огюст больше не думал ни о чем, кроме боя. Голова была совершенно ясной. Отражая и нанося удары, он не имел возможности наблюдать, что происходит вокруг. Постепенно он становился центром, к которому стягивались все, не занятые в схватке.

- Живым! Брать только живым! Мальчишку - мне!- он даже не осознал, что приказ, отданный на чистейшем французском, относится именно к его персоне.

Прижавшись спиной к двери кубрика, он отражал удары уже троих. Силы были на исходе. Пот заливал глаза. Несколько царапин на руках и плече в счет не шли; боли он в азарте боя не ощущал, а вот потеря крови делала свое дело, Спасало его и то, что его пытались взять живым. Так долго продолжаться не могло: слишком неравны были силы. Он чувствовал, что перед глазами все плывет. И, почти тут же, ловко брошенная петля захлестнула плечи. Резкий рывок, и юноша покатился под ноги пиратов. Падая, он ударился головой о палубу и потерял сознание.

В наступившей на смену звону стали тишине, слышалось тяжелое дыхание только что сражавшихся, да стоны раненых.

Пиратский капитан не спеша осмотрел сгрудившихся на корме англичан; оставалось их немного: те, кого не поглотило ранее море и те, кто выжил в бою. Капитан и несколько офицеров, обезоруженные и связанные, стояли, опустив головы. Пират с насмешкой глянул в их сторону, потом, подойдя к неподвижно лежавшему французу, присел рядом с ним. Рукой коснулся груди, проверяя - жив ли. Сердце билось. Он рванул крючки камзола, и на шее юноши, рядом с нательным крестом, блеснул золотой медальон. Резким движением пират рванул цепочку, и под его пальцами медальон раскрылся. Внутри были две миниатюры. То, что это портреты родителей, не оставляло сомнений. Слишком явным было сходство между изображенной четой и этим, неподвижно лежащим, юношей.
 
Капитан, побледнев, как стена, смотрел на своего пленника. Он слишком хорошо знал людей, изображенных на этих миниатюрах. И то, что в руках у него оказался теперь их сын, наполнило его душу неистовой радостью. Такого подарка он не ожидал! Это - дар небес!

- Этого - ко мне в каюту. Офицеров - на рею. Остальными займемся по прибытии в порт. Курс - на Джиджелли!