9. Суша, мясо и костер

Наконец, я дождался рассвета, в маленькое окошко заглянули первые лучи солнца, но я не торопился выходить из лодки. Во-первых, это было раннее время для прекращения свечения, во-вторых, я никогда не ступал на землю. И не спешил с первым разом, боясь нарушить то правило, которое соблюдал десять зим. Завернувшись в одеяло, как и в момент ухода Ирбруса, я колебался. Огромный интерес рождали во мне размышления о том, что там — снаружи. Но и ощущение было такое, будто ничего после этого выхода уже нельзя будет вернуть назад. Всё изменится, и правила, имевшие когда-то значение и регулировавшие всю мою жизнь, станут пустыми и не устрашающими. Я почему-то боялся потерять этот страх и эти правила, сидел и чего-то ждал. Уже рассвет порвал темноту окончательно, но я всё еще не мог решиться выйти. В это время снаружи лодки послышался грозный голос Ирбруса.
– Тан Ра, выходи! Или ты решил подождать особого приглашения?
Я встал и пошел к выходу. Солнце меня ослепило на несколько секунд, и я стал в полный рост на носу лодки. На берегу стоял Ирбрус, бородатый и рыжий, довольный собой и ночной вылазкой, судя по всему. Ноги он широко расставил, а руки скрестил на груди, положив на них пышную бороду. 
Я, держась за край борта, спустился на песчаный берег, погрузив сначала одну ногу в набегавшую волну, потом другую. Ноги завязли в холодном песке, хоть берег реки и приморозило за ночь.
– Я никогда не чувствовал, как кусается суша. Она холодная и неприятная, не то что полированные доски пристаней, — сказал я Ирбрусу, подходя ближе.
– Жизнь, не только пристань, Тан. Но я это тебе говорю не для того, чтобы ты следующей ночью засиял всеми цветами радуги в лесу от своих глупых вопросов. А для того, чтобы ты понимал пристани, даже если они и будут в твоей жизни после вашего изгнания, станут только частью ее, но не будут твоим домом навсегда. Это понятно? – спросил Ирбрус командным голосом. На эту речь нельзя было ответить по-другому, и я ответил: «Да», подчиняясь этому сильному человеку.
Ирбрус пошел к деревьям, растущим около берега. Я направился следом. Вокруг лежали камни и шумели деревья — пейзаж странный для меня. Мы поднимались вверх от реки по песчаному склону. Ноги скользили, цеплялись за корни кустов. Моя обмотка с ног слетела, пришлось идти босиком. Было холодно и неприятно. Мы поднялись на ровную поверхность и направились к огромным деревьям.
– Это лес, — сказал Ирбрус, — привыкай к названиям, Тан Ра. На этом берегу вдоль реки Сома растет лес. Этот лес с характером, в нем есть жители. И поверь мне, лучше тебе не торопиться встречаться с ними.
Чтобы отогнать мысли обо всех незнакомых существах, которые тут живут, я отвлек себя размышлениями о семье и спросил у Ирбруса:
– Где Маар, где мама?
Ирбрус, не поворачиваясь ко мне, быстро ответил:
– Они в безопасности, мы сейчас к ним придем. Только вот насобираем хворост.
И чтобы исключить мой вопрос, предугадав его, он быстро нагнулся и, подняв тонкую палочку, показал мне:
– Хворост выглядит так.
Я стал нагибаться за этими палками, и очень скоро у меня разболелась спина, я не жаловался, но и молча не шел. Я тащил этот хворост, как назвал его этот уже ненавистный мне великан, и постанывал. Палки разодрали руки и иногда попадали в лицо. Очень хотелось спросить, долго ли идти осталось, но у меня не хватало духу. Ведь Ирбрус тащил в руках вязанку куда больше моей и при этом чувствовал себя очень бодро, как мне казалось. Я уже ничего не видел перед собой из-за веток, когда он скомандовал:
– Бросай, Тан, пришли.
Я бросил ветки и уселся сверху на них, мои руки и спина очень ныли от боли. Ноги замерзли, а земля мешала мне идти. Никак я не мог привыкнуть к этой твердости под ногами. Да и всякая ерунда попадалась постоянно и колола ступни. Поначалу я вздрагивал при каждом уколе в ногу, а Ирбрус пояснял:
– Шишка, ничего страшного, ветка, палка…
Вот, наконец, я сидел, а голова немного кружилась. Но нигде я не видел маму и сестру, вокруг только камни и деревья. Я с удивлением смотрел на рыжего человека, а он что-то пытался найти в мешочке, привязанном на его широком поясе. Через минуту он достал из кармашка маленький шарик белого цвета и вытянул его перед собой. Я подумал, что Ирбрус сошел с ума, это на него так лес действует, наверное. Но тут произошло что-то необъяснимое. На земле перед вытянутою рукою Ирбруса появилась огромная птица, невероятно большая и красивая. Она была розового цвета, но на ней блестели красные, синие и бирюзовые тона. Были даже такие, о существовании которых я и не догадывался. Птица размером с нашу лодку сидела, пригнув голову набок и чуть расставив крылья. Потом она подняла голову и встала на мощные ноги. Она казалась такой огромной, что я не мог от нее оторвать глаз. Птица с необыкновенным оперением подняла крылья, и под одним я увидел маму и сестру, они спали на земле, видимо, она их грела и оберегала. Я бы сейчас заснуть не смог на этой ледяной земле. Значит, им было тепло и комфортно под крылом чудо-птицы. Разноцветная красавица сделала два шага вперед, расправила крылья и взлетела, меня чуть не отбросило порывом ветра из-под ее крыльев на ледяную землю. Но я устоял. Она взлетела, поднявшись высоко над деревьями, разогналась и направилась на нас. Я от испуга упал на землю и вжался в вязанку хвороста спиной всем телом. «Она же нас снесет!» — пронеслось в голове. И через секунду, когда я уже отчетливо видел перед собой пеструю грудь этого чудища, она исчезла в руках Ирбруса. А точнее превратилась в сияние в шарике в его руках. Я оглянулся и встал. Страх проходил, но ничего не было понятно. Ирбрус потер шарик с пестрой начинкой и сказал, поднеся к губам:
– Молодец, девочка, спасибо тебе.
– И это и есть твой «маленький» друг, который подпер нашу дверь в лодке? — спросил я, нарочно подчеркивая слово «маленький».
– Именно, — одним словом ответил великан.
Непонятности этого дня только начинались. Но слава небесам, я об этом еще не знал. Ирбрус подошел к маме и, потрепав ее за плечо, громко сказал:
– Гея Ра, пора вставать!
Мама почти сразу открыла глаза, но подняться не смогла, несмотря на попытки. Глаза у нее были испуганные, она ими обводила всё вокруг, не понимая, где находится. Руками мама нащупала рядом с собою Маар и, посмотрев на меня, протянула ко мне руки:
– Та-а-ан, — тихо позвала она.
Я быстро подбежал к маме и помог ей сесть. Пришлось ей объяснить, что Ирбрус охотился за нами, вытащил на берег, а ночью около лодки что-то сияло, внутри и снаружи. Там находились серые прозрачные облака, и что мама спала под большой птицей, которая теперь в кармане у Ирбруса. Мама слушала, глядя на меня с широко открытыми глазами, и было видно, что ничего не понимала. А Ирбрус, смотря на нас, громко сказал:
– Значит так! Мне нужно до вечера сделать много дел. Вам, кстати, тоже.
– Каких дел? — спросила мама и встала на ноги.
– Тех, которые я вам скажу делать! — очень громко заявил Ирбрус.
– Ты не можешь нас заставить. Мы уже не подчиняемся правилам деревни, а значит, и тебе тоже, — пыталась отстоять нашу свободу мама.
– Ты права, теперь для вас одно правило — мое слово! В деревне вы были кем-то, теперь вы никто! Теперь вы не сможете выжить без меня! И я советую понять это сразу без пререканий, я всё равно вас не собираюсь отпускать, в клетке ли, либо добровольно, но вы будете со мною. Ясно?!
И он так заорал, что стало ясно всем, что никто никуда не сможет сбежать или уйти без его ведома.
Я сжал мамину руку, отвечая ему тихо и вкрадчиво, перебивая мамин порыв начать спорить с Ирбрусом. Она ведь не видела его птицу и ничего не знает про ночную жизнь этих мест. Только он может нам помочь. Даже если нам за это придется платить. Пока мне еще не было понятно, чем именно:
– Мы всё понимаем, мы согласны, мы не сможем сами себя уберечь в этих местах. А ты нам можешь помочь. Но вот вопрос, что мы за это можем тебе дать? Зачем ты следил за нами от самой деревни?
Ирбрус сел на вязанку хвороста и посмотрел на меня.
– Ты не глуп, хоть и мал, а я даже не знал, нужен ты мне или нет. Но, видимо, ты единственный из всех, кто мыслит правильно. Я тебе скажу так, с вами ничего не случится, вы будете жить лучше, чем раньше, но только со мной вместе.
– Для чего? — не отставал я с вопросами.    
– Для вашего блага и для моего. Теперь вы не можете заботиться о себе сами, я вам в этом помогу, а вы мне можете дать то, в чем не очень-то нуждаетесь, то, чем вы не пользовались, и то, чего у вас не было раньше.
– А теперь будет? — спросил я.
– Да! Как только люди перестают принимать черное лекарство, они начинают видеть сны. Мне нужны именно они. Вы не пострадаете от того, что я их у вас буду забирать. Ведь и раньше вы без них не страдали. А теперь мы друг другу будем очень выгодны. — С этими словами Ирбрус встал и объявил:
– Я хочу есть, вы, наверное, тоже. До вечера я вернусь с добычей. Разожгите костер и грейтесь. Дрова можно не экономить, все использовать днем. Ночь вы всё равно проведете на лодке.
– А ты где ее пловедешь? — просила маленькая Маар Ра, немного картавя.
– А я займусь делом в эту ночь, девочка. И пусть говорит только твой брат со мной! Или мама. Понятно?! — Ирбрус сорвался на Маар, и она захныкала, обняв ногу мамы.   
– Мы не умеем разводить костер, — сказала мама раздраженному великану. Кстати, это для меня он был великаном, рядом с мамой он не казался высоким.
Ирбрус, уже собравшийся уходить, повернулся и подошел к вязанке, которую принес я. Она была из более мелких веток. Взял горсть, положил на землю и, поковырявшись у себя в карманах куртки, достал два камня. Несколько раз чиркнул ими друг об друга, и искры посыпались на хворост. Я видел такое в первый раз, Маар перестала плакать и подошла ближе, чтобы разглядеть это чудо. Разгорелся костер. Я отшатнулся. Мне казалось, что где-то когда-то я его видел, но не мог вспомнить, где и когда. Инстинктивно я сказал:
– Это опасно! — и потянул сестру назад к маме.
– Ты прав, Тан, это очень опасно, но если уметь пользоваться этим даром небес, он не враг, а друг, — сказал Ирбрус.
Он подкинул еще несколько хворостин в огонь, и тот разгорелся сильнее. Маар подошла близко к пламени, но Ирбрус громко сказал:
– Стой, девочка! Этот теплый друг кусается, он теплый до тех пор, пока ты его уважаешь. Не трогай его, он этого не любит! Бросайте в него постоянно ветки, а то он погаснет, но не бросайте много, а то он станет жить своей жизнью. Я вернусь, как только найду, чем подкрепиться.
И он нагнулся за своей сумкой.
– У нас есть рыба в лодке и водоросли, — прокричал я уходящему великану.
– Я не хочу больше есть рыбу, я устал за столько лет от нее, — не поворачиваясь, сообщил нам Ирбрус и удалился в лес.
Много времени не прошло, а «наш хозяин», как прозвал я Ирбруса, уже вернулся. Он принес кусок чего-то и еще что-то. Я всего этого не понимал. Но он назвал это всё мясом.
– А что такое мясо? — спросила мама.
– Это мною убитая дичь, живущая в лесу.
Мама кивнула головой, не желая задавать еще вопросы. Но меня было не остановить:
– Что такое дичь?
Видно было, что Ирбрус раздражен моим любопытством, но все-таки ответил:
– В реке живет рыба, в лесу живет дичь, в небе птица. Всё это ест человек, если умеет поймать. Ты будешь уметь ловить не только рыбу, ты мне будешь помогать кормить твоих маму и сестру.
Это вносило какую-то ясность в мое будущее, и я, наверное, даже обрадовался.
– А теперь, — продолжал Ирбрус, — пошли принесем дров, на этой мелочевке мы ничего не приготовим.
Опять-таки мало что поняв из его слов, я отправился с ним. Теперь мы собирали большие куски деревьев и обломки упавших мощных веток. После возвращения мы бросили их в костер, он стал большим и очень теплым. Днем, пока «хозяин» отсутствовал, мы грели руки и ноги около огня, но теперь можно было согреть тело и даже спину. Ирбрус жарил дичь. И я в первый раз слышал, как пахнет мясо. Ах, какой это был запах! От этого запаха осмелела даже запуганная Маар и подошла к нему очень близко. На что Ирбрус строго сказал ей:
– Не мешай, — и показал на ее место около мамы. Еда была приготовлена, куски розданы, мы наслаждались новым для нас вкусом, облизывая пальчики. Ирбрус взял себе кусок не больше, чем раздал всем остальным, это было странно. Будучи из торговцев, он должен был себе оставить лучшее, а он вел себя совсем не так. Доев зайцев, так назвал эту дичь «хозяин», мы, возможно, в первый раз до отвала сытые, сидели около костра и молчали.
– Гея Ра, — начал говорить первым Ирбрус, — сейчас вы все вместе пойдете на лодку. И будете на ней находиться до тех пор, пока я не вернусь, а после будет видно, что будем делать. Если у вас есть желание сбежать этой ночью, я вам этого не советую. Вы можете удрать от меня, но чем вам это грозит, не знает никто. Сегодня вас чуть не забрали Искатели, потому что вы не светились. Вам повезет, если вас не заметят ловцы душ. И те, и другие не будут с вами так же добры, как я. И отберут у вас что-то большее, чем сон. На этой реке нет друзей или правил. Тут нужно уметь постоять за себя. А именно этого вы, закованные в правила жители поселения Гай, не умеете делать. Я вам советую дождаться меня. И не делать резких движений в эту ночь. Завтра будет интересный день, я вам это обещаю.
Закончив свой монолог, он обвел нас глазами и, обнаружив полную покорность с нашей стороны, добавил:
– А теперь засыпьте костер землей. И обратно на лодку.
Обратно шли молча, после тепла и света от костра, виденного нами впервые, всё казалось мрачным и холодным. В лодке тоже было холодно. Мы забрались внутрь, и Ирбрус сказал, перед тем как уйти:
– Тан, обними маму и сестру. Важно, чтобы вы светились как одно целое. Тогда Искатели не увидят, что двое не светятся. Но накройтесь всеми тремя одеялами, чтобы свечения не было видно с неба, ловцы душ особенно внимательны у берегов реки Сома.
– Если бы ты был благороден как Рок Хэм, — сказала мама тихо, — ты б никогда не оставил нас ночью и не вверил нашу жизнь мальчишке десяти зим и небесам. Для него существовали правила, и он их соблюдал. А для тебя нет ничего святого. Ты просто торговец.
– Что?! — воскликнул Ирбрус. — Благороден как кто? — заорал он что есть силы.
Мы уже доставали одеяла, когда от шагов Ирбруса содрогнулась лодка. Я отскочил к задней стене, схватив сестру, прижал ее к себе поближе. Она почти расхныкалась снова. Но эмоций на лодке хватало и без слез Маар. Ирбрус шагнул к маме и закричал громче прежнего:
– Гея, ты что ослепла?! Это же он вас выгнал из деревни!
– Нет, мы виноваты сами в этом, Ида и я, мы нарушили правила. Нас должны были выгнать. В этом и заключается его справедливость, — тихо проговорила мама, опустив глаза вниз, чтобы избежать встречи с глазами Ирбруса. Они сверкали лютой злостью.
– Да он же сам их неоднократно и нарушал, Гея! — не унимался Ирбрус.
– Не смей! — на этих словах мама подняла голову, она могла выдержать всё, лишь бы оправдать своего кумира. — Он помогал нам в голодные дни, он давал нам рыбу, он спасал нас…
– Дети, — обратился к нам великан, оборвав мамину речь на середине, — оставайтесь в лодке и делайте всё, что я вам велел до этого. А ваша мама пойдет со мной.
После этих слов он сильно дернул маму за руку, подтягивая к выходу. Взрослые вышли и захлопнули за собой дверь. Не подавая виду младшей сестре, что жутко испугался этого гнева, я, как ни в чем не бывало, продолжил готовить постель ко сну. Обнял Маар и накрылся всеми одеялами. Ночь пришла на реку Сома. А в мою голову заходили, как в гости, всё новые и новые мысли. И я всё сильнее и сильнее светился где-то внутри одеял. Больше всего меня светило то, что я понятия не имел, куда Ирбрус потащил нашу маму.