19. Удачная охота. Благодарность гостя

Стоя у руля лодки, я думал о том, какой же огромный этот саргус. А ведь он, как говорил Ирбрус, еще не достиг зрелого возраста, значит, может вырасти еще больше. Всё его тело покрывал мех, недлинный, но очень теплый, темно-коричневого цвета. Плоская морда, на которой располагались большие темные глаза, треугольные уши и жесткие длинные усы. На голове имелось белое пятно, лапы были толстыми и короткими, правда, каждая из них начиналась выше моей головы. Но по сравнению с длинным и широким туловищем они выглядели как невысокие столбики с «маленькими» коготочками, закругленными на концах. Ирбрус не врал, рассказывая, что Ортрист, желая его поднять с нашей пристани десять зим назад, не мог этого сделать лапами, потому что у него нет когтей. Но у него были шикарные зубы, которыми он тогда изорвал одежду друга, желая ему помочь.
На его широкой спине красовались крылья как у птиц, но гораздо больше, у основания они были настолько мощными, что я с трудом смог бы обхватить их. Как-то Ирбрус сказал, что саргусы рождаются без крыльев. Только приблизительно в возрасте десяти зим  начинают прорезаться маленькие крылышки. В это время малыши особенно капризны, родителям с ними сложно. Заканчивают  крылья прорезаться к тридцати зимам, а потом уже растут вместе с саргусом. Поэтому иногда Ирбрус шутил над моим юным возрастом, когда я хотел казаться взрослее: «В твоем возрасте только крылья начинают прорезаться, а ты уже намерен полететь.» У Ортриста имелся коротенький хвостик, которым он забавно вилял, когда хотел показаться важным.
Пока я раздумывал стоя у руля, мама готовила завтрак для нас двоих. Маар есть не хотела, у нее всё еще был жар. Лекарство Ирбруса не подействовало. Огонь в печи мама не стала разводить только ради нас двоих, и, съев по куску мяса с хлебом, мы стояли у руля вместе. Ей хотелось что-то приготовить для нас всех, порадовать, это было видно по тому взгляду, которым она смотрела на стоящую без дела печь. Но мама находила утешение в том, что скоро всё будет по старому, а может, и лучше. Вернется Ирбрус, выздоровеет Маар, и ей будет для кого развести огонь в печи.
Через полдня, как и обещал Ирбрус, мы увидели по левому борту гроты, видимо, это и были те самые природные убежища, в которых жили люди поселения Миис. Якорь был сброшен в реку далеко от берега, как и учил Ирбрус. А я спустился к маме и Маар. Сестра спала, мама вышивала самую большую из всех подушек нитями, которые сама окрасила в разные цвета краской из поселения Медей. Мы оба молчали, чтобы не будить Маар.
Дело шло к обеду, и мама, оставив рукоделие, вышла на морозный воздух.
– Что тебе приготовить? — спросила она. — Теперь я умею делать блины и варить суп, у нас есть продукты и много специй. Их купил Ирбрус у мудрой Га.
Но я ничего не хотел. И она грустная из-за того, что не может проявить себя как хорошая хозяйка, пошла за куском вяленого мяса и хлеба. Я остался внизу. Но тут до меня донесся женский голос снаружи, не принадлежащий маме. «Откуда по центру реки взяться девушке», — подумал я. Слышать голос с берега я не мог, мы находились слишком далеко от него. Я вышел посмотреть, что же происходит снаружи. Мама стояла на палубе, а внизу в другой маленькой лодочке, управляя легко веслами, действительно сидела молодая девушка. Я стоял так, что они меня не видели, и слушал.
Немного разочарованная появлением мамы, а не мужчин, наверное, гостья не ожидала, что на лодках могут плавать женщины, она сказала:
– Добрый день, ты путешествуешь сама? А где же мужчины?
– На лодке есть мой сын, а чего ты хочешь? — раздраженная таким обращением спросила мама.
– Говорить с ним, — ответила девушка.
– Я сомневаюсь, что вы знакомы.
– Я уверяю тебя, мы быстро познакомимся, и даже подружимся, если ты его позовешь.
Понимая, к чему клонит эта девица, мама улыбнулась и прокричала мое имя, чтобы я подошел. Еще большее разочарование настигло девушку.
– Он так юн? — произнесла она грустно. — А больше нет никого? Постарше, — добавила она.
– А зачем тебе мужчина, — спросила мама, прекрасно понимая, что девушка хочет заработать немного, продав себя торговцам или рыбакам, причалившим у берегов ее поселения. Но девушка ничего не ответила, а просто взяла весла в руки и отплыла в сторону гротов.
Мама достала из бочки кусок мяса, и мы уже хотели идти обратно вниз, как к нашей лодке снова подплыл человек. Это была взрослая женщина, она предложила нам свою помощь по хозяйству за мелкую плату. Но мама гордо сообщила, что она сама всё умеет и ни в чьей помощи не нуждается. Потом нас потревожил мужчина приблизительно возраста Ирбруса, он предлагал переделать всю мужскую работу, если таковая имеется на лодке. Но и ему отказала мама, сказав, что на лодке есть кому заботиться об этом. Ближе к ужину, когда она снова шла за куском мяса из бочки и печально разглядывала новенькую печку из кузницы Луд, снизу ее позвал голос старика, дряхлого и, как показалось маме, такого беспомощного.
– Дитя мое, — обратился он к ней, — накорми меня. Я не ел так долго, я не могу охотиться и рыбачить, мои глаза почти не видят свет, а руки не могут поднять оружие. Если ты добрая женщина, ты не оставишь меня умирать.
И на этих словах мамино сердце дрогнуло.
Она бы могла просто сбросить этому старику кусок хлеба или мяса. Но так уж ей хотелось разжечь для кого-то печь, накормить и позаботится, что она скинула веревочную лестницу в лодку старца и велела подняться к нам. Старик еле двигался, он с трудом преодолел расстояние от его лодки до нашей палубы, еле дыша перелез через борт. Мне казалась, мы не должны его принимать, но он выглядел таким худым и дряхлым, что по моим суждениям не мог причинить никакого вреда. Иначе бы я его быстро отправил к рыбам реки Сома.
– Я рада, что у нас гость, — сказала любезно мама, и представилась: — я — Гея Ра, а это мой сын — Тан Ра.
Еле отдышавшись, старик назвал свое имя:
– Цши, — сказал он.
– Отлично, Цши. Ты, наверное, устал и замерз, как смог ты преодолеть такое расстояние от берега? — любопытствовала мама, радуясь гостю.
– Это долгое путешествие для меня и очень тяжелое, но в надежде, что тут найду добрые сердца, я не прекращал грести.
Старик еле стоял на ногах и говорил с длинными перерывами между словами.
– Я понимаю еще как сюда могли доплыть те, кто помоложе, но как это удалось тебе?
И мама, восхищаясь силами дряхлого старика, растапливала для него новенькую печь.
– Тан, — сказала она мне, — проводи Цши к нам, пока я приготовлю ужин.
Цши благодарно кивнул и, окинув слепым взором печь, спросил:
– Что это?
– Это — чудесная вещь, — начала нахваливать мама обновку. — Видите?
Но старик видел очень плохо, и ему пришлось щупать железную кормилицу. Потом по пути в нашу часть лодки он держался за бочки, чтобы не упасть. Зайдя с трудом в нашу половину, он, пока не было мамы, обошел несколько раз место нашего обитания, рассматривая всё, что было перед ним. Ему приходилось дотрагиваться, до всего, чтобы оценить качество и размер и понять, что же за предмет перед ним. «Что взять со слепого нищего, пусть смотрит, если бы я попал на чужую диковинную лодку, я бы, наверное, тоже светился от любопытства», — думал я.
Появилась мама, держа в руках поднос с едой, и поставила его на стол, застеленный скатертью, купленной у жительниц поселка Сокол специально для торжественных случаев. Она поставила тарелки и разложила на них еду. Старик пощупал все тарелки, которые были поставлены на стол, это меня удивило, ведь они все одинаковы, может, он думал, что наша посуда разная. Во время ужина он хвалил наш дом и спрашивал, кто приплывал до него. Мама весело рассказывала про всех, кто сегодня нам предлагал помощь, а старик только улыбался, медленно поглощая мясо. Мы сидели на мягких подушках, вышитых мамой. И она очень радовалась тому, что может похвалиться своим рукоделием, угодить гостю и быть хорошей хозяйкой, как мудрая Га, но не в старости, а сейчас, пока молода и способна на много хороших дел.
Старика не отпустили ночью, а оставили спать у нас. Я лег на перину с сестрой, а гостю постелили на моей. Хотя он и предлагал положить его на месте хозяина лодки, чтобы не смущать нас с мамой своим присутствием, но строгий запрет Ирбруса не ходить на его половину мы нарушать не стали. Так прошла ночь, на утро мама засобиралась готовить завтрак для всех, даже маленькая Маар захотела, наконец, кушать, и мамина мечта начинала сбываться. С нею были те, кому она нужна, и она чувствовала себя от этого очень счастливой. Но старик быстро засобирался домой. Сказал, что его, наверное, обыскались, и он всех напугал своим отсутствием. Меня удивило то, что, идя по палубе к веревочной лестнице, он больше не держался за бочки с водой и едой, расставленные вдоль стены. К тому моменту, как мы подошли к веревочной лестнице, с неба послышался радостный крик Ирбруса:      
– Эгей! Я голоден, как дикий зверь, надеюсь, завтрак уже готов?
Он соскочил на крышу лодки с Ортриста, а тот, махнув могучим крылом, улетел, не став приземляться. Ирбрус находился в хорошем расположении духа, видимо, охота оказалась удачной. Он выглядел уставшим, но счастливым. «Ура! – подумал я, — наконец, нас ожидает мир и забота друг о друге» .
– Ирбрус! — крикнула Гея с палубы, подняв голову, чтобы видеть хозяина лодки. — Посмотри, у нас гость. Я его хочу оставить на завтрак, а он отказывается. Может, у тебя получится уговорить его?
По голосу мамы я понял, что она рада его возвращению.
Но тон Ирбруса резко изменился, он спрыгнул с крыши и зло, но пока тихо произнес:
– Какие гости, Гея?
Он стоял рядом и обращался к нам, но смотрел на старца. Мне показалось, что теперь старец стал моложе, не древним доходягой, которым он вчера поднялся на нашу лодку, а мужчиной средних лет. Ирбрус вытянул шею от злости и изумления и пристально смотрел на старика.
– Это — Цши, — тихо сказала Гея, понимая, что Ирбрус гостю не рад. «Какой же у него скверный и вспыльчивый характер, я же пыталась быть гостеприимной, чтобы он мог мной гордиться», — думала она в тот момент.
– Это — вор! — закричал Ирбрус вне себя от ярости, его лицо багровело.
– Он ничего не взял, — хотел защитить маму я. — У него ничего нет в руках. И он уже уходит.
– Да?! А сколько он тут пробыл?! — кричал как оглашенный хозяин лодки.
– Всю ночь, — ответила мама и чуть не заплакала, не понимая, почему на нее кричат.
– Всю ночь?! — как будто его поразило громом, произнес Ирбрус, — Что он делал, где он был?
– Мы поужинали и легли спать, — ответил я.
– Он поднимался ко мне? — Ирбрус уже не кричал, а говорил нервно, но тихо, как будто ему мешал ком в горле. Он стоял с видом человека, у которого отобрали лодку, а не погостили на ней.
– Нет, он спал у нас, — сказала мама.
– Уходи, — сказал Ирбрус, обращаясь к Цши. — Уходи, и пусть всё, что ты взял, принесет тебе только боль. Убирайся отсюда! Пошел вон!
Под этот крик обезумевшего Ирбруса, как мне тогда казалось, Цши спокойно спускался вниз по веревочной лестнице. Наверное, он тоже подумал, что хозяин спятил, летая по небу на саргусе. Цши отплыл, а мы не знали, что сказать. Ирбрус молча присел и оперся о борт лодки. Он смотрел на нас с таким видом, будто говорил: «Вас нельзя оставить ни на минуту, вы как дети, Маар умнее вас». Взгляд его казался насмешливым, но снисходительным. Он молчал. За это время мама подбирала слова и ничего не нашла лучше, чем сказать:
– Ты обвинил человека в воровстве! Правду говорят, чем сосуд наполнен, то из него и льется! Тут только один вор — это ты!
Не стоит говорить, что после маминых слов, которые, я сам не знаю, на что были рассчитаны, Ирбрус взорвался. Он вскочил на ноги, и от его жалостливого взгляда не осталось и следа.
– Во-первых, ты живешь с моего умения воровать, во-вторых, тебе нравится такая жизнь. «Я хочу печку, Ирбрус», — перекривлял он маму, — а в-третьих, ты не умеешь сохранять то, что я умею добыть! Ты не женщина ты — беда! И молчать тебя нельзя заставить!
Эти слова пришлись маме словно лезвием по сердцу. Она развернулась от обиды и побежала к себе, я остался стоять на палубе напротив Ирбруса. Ничего не понимая, я ждал, когда он объяснит мне, что произошло. Но объяснения посыпались на меня и без его слов. Из нашей части лодки послышался мамин крик:
– А-а-а! Ирбрус, что происходит!?
Мы оба побежали вниз, мама стояла, прикрывая лицо ладонями и изумленно смотря по сторонам. Было чему изумляться: по одной, в нашей части лодки растворялись все вещи, все, до которых вчера дотрагивался Цши. Стол, тарелки, перины, натянутая на стены ткань, краски, подушки, сундуки с одеждой, скатерть и игрушки Маар, а также сама одежда и мой арбалет. За несколько минут такого зрелища нижняя часть лодки опустела и выглядела так, как до момента посещения нами торгового острова. Я выскочил на палубу и увидел, как по одной испаряются в воздух бочки и мамина новая печь, на которой всего один раз она успела приготовит ужин самому недостойному человеку в ее жизни.
Мама опустилась на колени, обессилив от ужаса. Потеря всего была кошмаром для нее. И гнев Ирбруса, и все его слова были справедливы по отношению к ней, а она еще его и оскорбила. Но больше всего ей терзало душу то, что ее обманул человек, которому она подарила кусочек своей доброй души. Просто так, не за деньги, не за еду, а потому, что верила в свою нужность ему в тот момент. И вот, что из этого вышло. 
Мама заплакала, ее душила обида и злость, слезы лились рекой, их было не остановить, и стоявший рядом Ирбрус не знал, что делать. Он мог бороться со стихией и ловцами, Искателями и трудностями реки Сома, но что делать с этими слезами он не знал. Выйти и оставить маму саму было, как ему казалось, самым правильным решением. Я стоял на пустой палубе и смотрел, как последней исчезает веревочная лестница. Ирбрус, ничего не сказав, прошел мимо меня и поднялся к себе. Через секунду оттуда донесся дикий крик:
– Гея Ра!!!
Он выскочил из своей части и хотел, наверное, убить маму, как мне показалось, но быстро взял себя в руки, овладев эмоциями. Ирбрус смотрел на заплаканную маму, вышедшую на палубу, ожидавшую нового приступа справедливого гнева, за ней, держась за подол красного платья, стояла абсолютно голая Маар. Ее одежда пропала из лодки последней. Что Ирбрус мог теперь сказать.
– Цши побывал и у меня ночью, — спокойно произнес он. — Нам нужно подумать, что делать дальше. Давайте успокоимся и решим вместе.
Его слова были неожиданны для всех. Мудрый и спокойный, а не взрывной и неудержимый, он пошел на нашу часть лодки, а мы отправились вслед за ним. Не зная, что можно решать в случае, когда потеряно всё.