20. Может не быть рыбаков и охотников, но воры буд

В пустой лодке было холодно, Маар дрожала как лист на ветру. Не спасал даже подол маминого платья, который та оторвала для того, чтобы согреть дочь. Я отдал сестре свою куртку, но по сравнению с прежней одеждой она ее не согревала, да и в лодке было слишком холодно, не то что прежде. Мы находились посреди реки. Наш дом покачивался на волнах, пригвожденный ко дну тяжелым якорем, «хорошо хоть до него не дотронулся подлый Цши», — думал я.
Маар сидела у мамы на руках и держала в руках куклу, которую она обнимала во сне, и Цши к игрушке не смог прикоснуться. В руках у сестренки находилась именно та кукла, которую сплел ей я, а она назвала ее Ирбрусом. Кукла с маминым именем исчезла, да что говорить — всё исчезло: расчески, маленькое зеркальце, одеяла, многочисленные ракушки и бусы, подаренные Маар торговцем тканями, мамины нитки и иглы. «Зачем это всё старику, неужели он продаст наши вещи?» — думал я.
Я сидел напротив мамы, поджав под себя ноги. Ирбрус долго стоял, не говоря ни слова, а потом все-таки решил присоединиться к нам и сел посередине лодки, подальше от мамы и сестры. Мы долго молчали, боясь его гнева, а он — слез мамы. Но, наконец, мои вопросы переполнили край сосуда, и я начал разговор. Ирбрус сам, видимо, хотел прервать молчание, но не знал, что говорить и с чего начать, чтобы не разразился новый скандал. Обреченная же мама была готова принять любое решение хозяина теперь разоренной лодки. Ведь именно она была этому виной.
– Зачем ему все наши вещи? — спросил я. — Он их продаст?
– Нет, Тан, они ему не нужны.
Я вопросительно посмотрел на Ирбруса, а мама даже не подняла головы: она скорбела не по вещам, а по собственной доверчивости. «Где же мудрость, о которой говорила Га? Наверное, если небеса не дали мудрость при рождении, то найти ее в жизни или накопить невозможно. У меня есть только сны, этим меня щедро наградили небеса, а мудрости нет, вообще. Куда я без помощи Ирбруса со своим незнанием мира и наивностью, хорошо, что он умеет превращать мои сны в ценности и делиться ими со мной и детьми. А я неблагодарная и глупая. Не умела ценить то, что получала от него. Так мне и надо, поделом. Жаль только, что страдают все остальные от моего легкомыслия и неосторожности», — корила себя мама.
– Всё украденное вашим гостем, — добавил Ирбрус, — просто придало ему сил и как бы растворилось в воздухе, насытив его энергией. Без подобной энергии поселенцы этой деревни истощаются и слабеют. Могут умереть, не подкрепившись ею вовремя.
– Но ведь мы отнеслись к нему хорошо, накормили, положили спать. Разве не это дает человеку энергию? — не улавливая логики в словах рассказчика спросил я.
– Не всем. Некоторые, как подлый Цши и все в его поселении, питаются за счет лжи, воровства и зависти.
– Откуда ты это узнал, ведь еще вчера не говорил об этом? И не предупреждал нас.
– Если бы я знал, я бы никогда не разрешил бросить якорь в этих местах и ждать меня, лучше бы вы плыли вниз по течению баз паруса, тогда бы Ортрист вас к вечеру догнал. Но, во-первых, я не мог предвидеть, как быстро мы справимся на охоте, а во-вторых, я ничего не знал про это селение. Мне про нравы жителей поселения Миис рассказал Ортрист. Он тоже не сразу вспомнил об этом. Но мы не думали, что вы окажетесь в опасности.
– Но почему? — удивился я.
– Да потому, что, по его мнению, взрослая женщина с двумя детьми должна быть мудрой и стоять на защите интересов семьи, а не пускать первого встречного на лодку, — повышая тон сказал Ирбрус.
Мама подняла голову и, посмотрев на Ирбруса, тихо сказала:
– Да, я виновата, простите меня, но откуда мне было знать? Ведь в нашем поселении Гай никогда не воровали, — чуть не расплакалась она.
– Да, мудрая Га была права, сказав, что у тебя доброе сердце, но ты глупа, как птица, ни разу не вылетавшая из гнезда, — тихо, уже без упрека в голосе произнес Ирбрус. — Я виноват не меньше, я не предостерег вас от опасности и подлых здешних нравов.
Он таким образом хотел прекратить начинавшуюся мамину истерику. И это подействовало. Больше слез не было.
– Что ты еще знаешь об этих людях из поселения Миис? — спросил я, когда взрослые, наконец, закончили свою пустую болтовню. «Какая разница, кто виноват, вопрос в другом: что делать дальше?» И пока ответов мы не находили, я задавал другие вопросы.
– Цши крадет силой мысли, ему ничего не нужно брать с собой, он не приобретает то, что украл. То есть если бы он хотел, он бы перенес все наши вещи к себе домой и вернул бы их прежний вид. Из энергии получились бы снова вещи. Но ему это не нужно потому, что у него всё это тут же украдут жители его деревни или его же дети, или жена, а может, и родители. Стоит ему только что-то превратить из энергии в материю, как он сам рискует быть обворованным, и это обязательно произойдет — жители этой деревни пойдут на все ради кражи, даже на убийство. Поэтому все они живут в скалах и ничего не имеют, некоторые даже одежды. У них не заведено облагораживать свое жилище, приумножать какие-либо ценности, передавать что-либо по наследству или коллекционировать. Они пойдут на всё, что бы заполучить вещи, принадлежащие не им.
– Значит, нам еще повезло? — спросило я.
– Ну как сказать, — задумчиво добавил Ирбрус. — Как я понял со слов Ортриста, а ему это его дед рассказывал, убивать, заниматься разбоем и грабить они могут только в чертах своей деревни. В других местах им разрешено только мошенничать, хитрить. И только неявным способом добывать новую энергию.
– Кем разрешено? — удивился я. — Как такое можно разрешать?
– Те, кто нами правит, не в силах запретить этому поселку существовать, потому что разгневанные жители Миис страшнее самой смерти для тех, кто нами правит.
– Отчего же? — не понял я.
– Если деятельность жителей этих гротов попытаются запретить, признать вне закона, они направят к тем, кто нами правит, одного из жителей своего поселка, снабдят его достаточным количеством энергии, чтобы ему хватило добраться до тех, кто нами правит, и месть свершится. Этих людей не отличить от обычного человека, вы же сами вчера видели, имея достаточное количество энергии, они становятся молодыми сильными и красивыми, а главное, имеют очень изворотливый ум, это отличительная черта жителей этого поселка. Стоит такому человеку попасть во дворец, а он, поверьте, найдет немало способов туда проникнуть, как у тех, кто нами правит, исчезнет всё! Всё то, ради чего они живут, все блага и богатства, а также чудесные лекарства. То есть всё, что можно украсть, житель поселка Миис украдет, оставив тех, кто нами правит, без денег, а значит, и без власти. Вся отлаженная система власти держится на деньгах. Не будет денег — начнутся неконтролируемые бунты среди охраны, ловцов и так далее. Они потеряют сначала контроль над ситуацией, потом власть. И вот чтобы этого не допустить, те, кто нами правит, дают жителям поселения Миис возможность заниматься их промыслом, то есть подпитываться с помощью воровства, но делать это тихо. Тем самым сохраняя баланс.
– Но как те, кто нами правит, достигли такого баланса? — изумился я. — Ведь жители этого жуткого селения могут иметь всё, что захотят, стоит им только нарушить закон, но тем не менее, довольствуются такими крохами. При всех своих жутких талантах они очень скромны.
– Да, те, кто нами правит, тоже далеко не глупы. Весь механизм отточен до деталей и мелочей. Для того, чтобы сплотится против власти, жители гротов, что перед нами, должны иметь одну цель — свергнуть власть, изменить закон или взять его в свои руки, узаконив беззаконие. Но этих целей у них нет!
– А почему? Какая тогда у них цель? — ничего не было понятно, зачем всё так усложнено, если всё поистине так просто.
– Большинство поселенцев Миис живут с мыслью как обокрасть соседа, с завистью в сердце и с подозрениями. Как, скажи, им сплотиться, если каждый видит только подвох в словах другого и мошенника в каждом? В их сердцах живет другая цель: хвастовство и показуха. Если вор совершил хорошую, достойную и крупную кражу, как Цши, он молодеет. Поверьте, он уже ходит юнцом по деревне. Все это видят и завидуют ему. Что очень радует удачливого вора.
– Что, всё это только ради зависти соседей? — недоумевал я.
– Не совсем, тут плохие места для воровства, редко приплывают лодки и кто-либо останавливается. А значит, им нужно уходить из села, чтобы воровать по крупному. Они стараются сменить место жительства, для этого нужна молодость и силы. Для этого нужно изловчиться украсть не мелочь, а огромное количество.
– Им разрешено законом покидать деревню? Зачем? Пусть бы они жили только тут и воровали только друг у друга, — ничего не понимал я.
– Так не бывает, нужны поступления свежей энергии. Если бы они не могли выходить из деревни, их бы это обозлило на власть, и произошло бы то, что я тебе описывал ранее. А так им дан шанс. Те, кто нами правит, понимают, что большое количество жителей Миис выйти отсюда не сможет, а тем, кому это удалось, запрещено приходить в каменный город, где живут во дворце те, кто нами правит. Они себя обезопасили со всех сторон, и их не очень, поверь мне, волнуют судьбы тех, кто встретился на пути воров из селения Миис.
Я понимал, что ничего не понимал. И это было написано на моем лице. Ирбрус продолжал объяснять, терпеливо ожидая, когда мой рот, раскрытый от удивления закроется, а глаза примут обычную форму и перестанут быть круглыми, как мамины блюдца, которые выкрал этот подлый Цши.
– Понимаешь, — продолжал рассказывать Ирбрус, — каждый рожденный в этой деревне человек наследует чистопородную мерзость от своих родителей, лживость и алчность. От этих пороков он быстро стареет, в твоем возрасте они уже старики. А для того, чтобы быть молодыми, им нужно постоянно подпитываться энергией извне.
Кроме того, что сама кража им как награда за труд и изворотливость ума, они получают удовольствие от горя тех, кто пострадал от их нечестных рук. Чужая боль им доставляет радость. Хороший цвет лица и горящий взгляд — признак недавнего обмана и предмет завести окружающих. И Цши становится всё сильнее и сильнее, пока мы продолжаем страдать. Я больше чем уверен, что наш негодяй Цши уже покидает свою нищую деревню под завистливые взгляды менее удачливых поселенцев и бредет в какую-нибудь другую. Где о его сущности никто не знает, и он сможет получать все блага, доступные ему от порядочных людей.
– А если он заведет семью? Его ребенок унаследует такую же силу, как и он?
– Они этого не делают. Не умея отдавать и жертвовать, они лишены радости понять, что такое семейные узы и любовь. А ребенок, рожденный от связи с человеком из других поселений, заберет у вора-подлеца все силы и энергию. Жители поселка Миис не делятся ни с кем, даже со своими детьми, поэтому они воры-одиночки, странствующие по миру всю жизнь.
– А сколько они живут?
– Этого никто не знает. Долго, пока их ум и изворотливость дают возможность красть у честных людей, — ответил, пожав плечами, Ирбрус.
– А как же они не исчезли до сих пор, если у них нет детей?
– Дети у них есть, только ребенок двух коренных жителей не способен отобрать у родителей энергию, так устроила природа.
Мой рот, конечно, немного прикрылся, но от таких сведений дыбом вставали волосы на голове. И я не мог поверить в то, что слышал.
– Это одни из самых древних поселений на нашей земле. Если о нем говорил дедушка Ортриста, а видел он его молодым, то им более двух тысяч лет. Может не быть рыбаков, охотников и кузнецов, но воры будут всегда. А также те, кто покрывает эти преступления! И сколько отпрысков этой местности бродит по миру, никому не известно.
Дальше последовало молчание. Маму рассказ Ирбруса не очень удивил. Она, опустив низко голову, качала на руках дочку и думала о чем-то своем.
– Что мы будем делать дальше? — нарушил я тишину очередным вопросом, рассчитывая на то, что Ирбрус за это время что-то придумал.
– Я думаю, — сказал, не торопясь, он, — пока светло, нужно плыть вниз по течению. И ждать, когда появятся пологие склоны, выходящие к воде. Нам нужна еда, а значит, мне необходимо охотиться. Правда, я не знаю, когда нам удастся их увидеть, с высоты полета саргуса таких мест поблизости я не видел.
– А как мы спрячемся от ловцов и Искателей ночью, ведь в лодке больше нет чудесной ткани, сотканной из шерсти бергеров?
– Я дам вам каждому по одному шарику. В каждом из них сидит бергер, он будет нашей охраной. Они защитят вас.
– Кстати, как прошла твоя охота? Ты нашел яйцо, за которым летал? — спросил я напоследок.
– Да, всё вышло очень удачно, и мы подоспели к гнезду как раз тогда, когда родителей малыша в нем не было. Ну а потом, конечно, немного нас погонял мощный отец семейства, и вот я здесь.
– Они вас преследовали? — спросил я, очень возбужденный этой новостью.
– Они же родители! Они должны охранять свое чадо, правда, Ортристу досталось сильно, бергер-папа изодрал ему всю спину своими мощными лапами, пытаясь сбросить меня с него, — косо улыбаясь объяснил Ирбрус.
– Как же вы вырвались?
– Моему саргусу не впервой уходить от погони.
– И вы всегда удирали? Да? — спросил восхищенно я.
– Мне везло. А вот некоторых менее удачливых разорителей гнезд бергер может сорвать со спины саргуса, а потом, подняв высоко вверх, сбросить на скалы.
– Но ведь он таким образом не вернет детеныша? — не понимал я связи.
– Да, но ему в этот момент важен не ребенок, а возмездие.
– Откуда ты знаешь про менее удачливых разорителей? Их кто-то видел? Их находили? Или после такого падения можно еще выжить и вернуться домой?
– Нет, я знаю, потому, что я однажды получил от умирающего разорителя гнезд лист дерева Пайтэ.
– Значит, он был твоим настоящим другом? — спросил я, удивленный тем, что Ирбрус настолько разоткровенничался в эту трудную для всех минуту.
– Значит, был, — сухо сказал он.
– А как его звали? — не прекращал я спрашивать, уже не очень заботясь о чувствах рассказчика и проявляя бестактное любопытство.
– Такир.
Это последнее, что сказал Ирбрус. Он резко встал и вышел наружу. Я присел ближе к замерзающей маме и погладил сестренку по голове. У нее снова начинался жар.


Рецензии