НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
НИНОЧКА
Ирина Петровна с мужем прожили недолго. Года через три после рождения дочери они разошлись. И не то чтобы муж был плохой человек, вовсе нет. Вполне пристойный, но, как это часто бывает, жизнь не заладилась. И, чтобы навсегда вычеркнуть из своей памяти этот период, Ирина сменила район, сменила работу. На новом месте она говорила, что вдова и, кажется, сама даже в это поверила. Она даже дала себе зарок – дочку от печальных опытов обязательно уберечь.
Но однажды она едва не повторила свой опыт. За ней стал ухаживать симпатичный молодой мужчина – они познакомились в детском саду, куда приводили детей. Он на самом деле был вдовец и у него был сын, ровесник Ниночки. Он стал бывать у Ирины Петровны.
Как-то Ирина Петровна сказала дочери:
- Ты хочешь, чтобы у тебя был папа?
И неожиданно услышала:
- Нет, не хочу!
- Но почему же? Он будет с тобой гулять, играть.
- Это дядя Вася, да? Ты и так только с ним и разговариваешь, ты со мной дружить перестала! И его Вовка со мной дерётся. И никто мне не нужен. Разве нам с тобой плохо было?
Ирина Петровна отступила. Василий Сергеевич сказал ей:
- Зря вы поддаётесь детскому эгоизму. Девочка привыкнет, и мы подружимся.
- Нет уж, не хочу искушать судьбу. К тому же у нас это был брак по расчёту.
- А это самый прочный брак, Ирина Петровна. Ведь мы считаем не квадратные метры, не зарплату, хотя и то и другое необходимо. Мы рассчитываем на поддержку и взаимопомощь в воспитании детей. А брак по любви – это как в омут головой, а там что будет. Нет, здравый смысл важнее.
Ирина была согласна с доводами, но замуж не вышла.
Ниночка уже пошла в школу и Ирина Петровна подумала, что нужное её учить музыке. Она мечтала, как в их квартирке вдруг зазвучит пианино, и она будет слушать Моцарта - дома! Ирина любила музыку. Не то чтобы она очень уж понимала программную музыку, симфонии, нет. Но музыка оказывала на неё какое-то магическое действие. Она не могла бы определить словами, о чём это, но могучие волны звуков вздымали её душу и иногда, слушая, она плакала или замирала от восторга
Конечно, девочку нужно учить, но она уже опоздала.
Главным препятствием было отсутствие инструмента, точнее – денег. Она долго думала, как ей выкрутиться, и в конце концов приняла решение – не покупать зимнее пальто. Пальто было необходимо. Старое уже не только не модное, - это пустяк – но она из него «выросла». Всё-таки: решила «перебьюсь». И поехала покупать пианино.
И вот в квартире красивый полированный инструмент.
Ниночка крутилась на круглом стульчике и слегка побарабанила пальчиками по клавишам, особого интереса не проявила.
Конечно, по настоянию матери она стала учиться, но лениво и нехотя. Но Ирина Петровна всё ждала, когда у них дома зазвучит Моцарт. Ниночка, подрастая, стала проявлять внимание к обычным домашним делам. Однажды она чистила картошку и порезала палец, Ирина Петровна была в ужасе:
- Не смей брать нож! Береги руки! Ты должна играть, а не чистить картошку!
- Я хотела тебе помочь, да и царапина пустяковая.
- Нет, я всё сделаю сама – твоё дело учиться. Ты должна хорошо играть!
- Но я уже не буду музыкантом, зачем зря тратить деньги?!
- Не твоё дело. Учись. Я пока работаю и всё необходимое у нас есть.
Главной заботой Ирины было обеспечить Ниночке условия для учёбы и оградить её от влияния улицы, сомнительных друзей. Поэтому чаще всего дочь знакомила маму со всеми подружками.
Она уже заканчивала школу и в свои семнадцать лет была как бутон, готовый вот-вот раскрыться. Это время – как начало цветения вишни. Белоснежный, как-будто восковой, бутончик в обёртке нежных зелёных листочков, веет от него ещё холодком, угловатостью. Но он манит и уже обещает всю роскошь первого весеннего цветения.
И у Ниночки ещё не исчезли резковатые по-мальчишески движения, но глаза сияли, светлые кудри оттеняли высокий, красивый лоб, а улыбка была весёлой и лукавой.
Однажды она пришла домой с мальчиком.
- Мама, это Миша Агеев, мой одноклассник. Мы в кино пойдём, ладно?
- Садитесь пока пить чай, – пригласила Ирина Петровна.
Она собрала на стол и потихоньку присматривалась к Мише. Мальчик был симпатичный, скромный, и, собственно, ей понравился. Но одет он бы, не то чтобы скромно, а совсем бедно. Это не смущало Ирину Петровну – они тоже не богачи. Но узнать о нём она всё же решила. Через некоторое время она выяснила, что семья Агеевых неблагополучная: отец пьёт, в семье ещё трое детей.
Ирина Петровна решила, что этот мальчик для Ниночки в друзья не годится. Нет, запрещать ничего не стала. Миша иногда заходил к ним, но регулярно, хоть и не навязчиво, она внушала Нине, что это не её «герой».
- Нина, говорят, что Мишиного папу уволили за пьянку. Как теперь им трудно будет!
- Уволили, да. Но не за пьянку, их цех вообще закрыли и помещение продали. И очень им трудно, ты права. Его мама на вторую работу устроилась.
- Ну, теперь дети совсем брошены будут. Где уж тут Мише учиться? Он школу-то кончит или оставит?
- Не знаю. Ведь бросать нельзя, он так переживает.
- Тебе не стоит ему мешать. У него есть обязанности перед семьёй, братьями. Может, ему лучше работать?
Начались экзамены. И Нина действительно стала реже встречаться с Мишей. Кончила школу она не блестяще, но без троек. И с помощью репетиторов поступила в педагогический институт на физмат.
Ирина Петровна ждала и боялась момента, когда повзрослевшая дочь полюбит кого-нибудь и захочет построить свою семью. Она не хотела отпускать Нину. Вот если бы хороший парень появился и жил бы с ними, все одной семьёй. Сложится ли так?
Однажды Нина пришла весёлая и оживлённая. Ирина Петровна пекла блины.
- Мама, ну давай я тебя сменю, отдохни!
- Да ты сможешь?
- Ну, подумаешь, кривой блин получится – всё равно съедим!
- Действуй, я посижу.
Через несколько минут Нина воскликнула:
- Ой, ну я всё-таки обожгла руку!
- Я же говорила – не лезь, береги руки!
- Ладно, сдаюсь, - и она упорхнула в свою комнату.
Вскоре появилась, сияющая, нарядная.
- Ну и как я вам? – и сделала реверанс.
- Прелесть! Только по какому случаю такой парад?
- На свидание иду, мамочка, на свидание!
- О, господи! Это с кем ещё! Ты ничего не говорила…
- С очаровательным лейтенантом!
- Этого только не хватало! С военным!
- Да что же в этом плохого?
- Неизвестно откуда, неизвестно кто, неизвестно кто родители – ничего неизвестно.
Нина нахмурилась:
- Я попрошу чтобы принёс личное дело.
- Ты не шути. Это всё важно.
- Но не для первого же свидания!
- Пригласи к нам, мы с ним поговорим.
- На собеседование в «отдел кадров», да?
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток.
- Приглашу, приглашу в своё время, - и она ушла.
И через некоторое время действительно пришла в сопровождении молодого военного. Он вежливо поздоровался и, крепко пожав Ирине Петровне руку, представился:
-Воробьёв Семён.
Парень был ладный, очень серьёзный. И он не стал крутить вокруг да около, а сказал сразу:
- Ирина Петровна, я заканчиваю академию и скоро получу назначение. Мы с Ниной решили создать семью и просим вашего согласия.
- То есть, вы должны будете уехать
- Конечно, мы только начинаем служить. Наше место в войсках, скорее всего на востоке.
- Я ещё не готова ответить. Вы так вот сразу меня ошеломили. Давайте не спеша обсудим и решим, - отговаривалась она.
-Да ведь мне ждать некогда. И Нина скоро заканчивает. Очень удобно, вместе начнём работать. Знаете, ведь преподаватели – это такая специальность, везде нужна...
- Но Нина не жила самостоятельно…
- Ну, а кто жил сразу умеючи. Вот и будем всему сразу учиться. Так что собирайте дочь в дорогу.
Ирина Петровна не могла на это согласиться. Она убеждала Нину:
- Ты представляешь, где и как ты будешь жить? В глухомани, там же ничего нет!
- Но ведь люди же живут!
- Да неужели туда из Москвы едут? Никогда не поверю! Променять Москву на гарнизон в тайге, без удобств, может, и без тепла и света. Почитай, что пишут о такой жизни в этих богом забытых городках!
Наконец она обратилась к Семёну:
- Сеня, я очень уважаю вас, вашу профессию и ваш выбор. Но вы поймите, это не для Ниночки. Изолированный городок, в котором нет интеллектуальной среды, да что там! Там же простых удобств нет! Жизни нет – ни для души, ни для тела! Ниночка – москвичка, она привыкла к определённым условиям. Тут же театр, филармония. Что вы ей там дадите?
- Ирина Петровна! Я вас не понимаю! Вы не хотите счастья для своей дочери?
- Дорогой мой! Ну какое же это счастье? Пусть у вас даже любовь. Так ведь для таких испытаний любви мало, мужество нужно. А я свою дочь знаю, она не осилит. И вместо счастья, о котором вы мечтаете, будет разочарование и разрыв. Зачем это допускать?
- Да, я вас понял. Пусть будет по- вашему, если Нина сама ничего не решит.
Нина ничего не решила, и Семён уехал один. А она получила назначение в школу. Коллектив встретил её доброжелательно. Правда, с учениками она общий язык нашла не сразу, на уроках было шумно. Многие её коллеги, зная, что она живёт с мамой и домашних забот у неё немного и стали просить её:
- Ниночка, подмени меня во вторую смену. Я тебе потом урок верну.
- Ниночка, забери пожалуйста, Вовку из садика, а то я не успеваю.
- Ниночка, подежурь за меня в субботу – у меня стирка!
Так она стала палочкой-выручалочкой для уставших, задёрганных своих коллег. Она не отказывалась или очень редко, когда шла с мамой на концерт или в театр.
После отъезда Семёна она как-то замкнулась, её оживлённость исчезла. Ирина Петровна как будто не замечала этого. Уехал – и хорошо. У них в доме опять тихо и спокойно.
Как-то они пошли на выставку современного искусства, очень уж восторгались ею в прессе. Постояли с многозначительным видом около какой-то чертовщины в рамках и груды металлолома на постаменте. Слушали почтительные голоса:
- Да это непревзойдённо…
- Восхитительно! Какая экспрессия!
Около полотна с хаотичной мазнёй Ирина Петровна тихо спросила:
- А это что же такое изображено?
Нина посмотрела в каталог:
- Ну, всё очень просто, называется «Дорога в будущее».
- Да с дорогами в России всегда видно плохо – и в настоящем и в будущем. Нет, я уже окончательно устарела, мне этого не понять.
Огорчённые своим непониманием пошли домой.
Время, не отмеченное какими-то яркими событиями, летит быстро и незаметно. Особенно если не часто заглядываешь в зеркало. А смотреть на себя Нина не любила, довольствовалась беглым взглядом – в порядке ли причёска. Да и что увидишь – неизбежные следы старения. Ей – тридцать три года. Совсем немного ещё, но у губ – горькие складочки и эти тонкие паутинки у глаз. Она как-то похудела, поблекла. Из Ниночки уже превратилась для коллег в Нину, а затем в Нину Алексеевну. Она уже не бегала для них за детьми в садик, она учила их детей математики. И мастерство преподавания постепенно осваивала. Как-никак математике – ведущий предмет, и дети, особенно в старших классах, учились старательно.
Мама ухаживала за дочерью, старалась уберечь от домашних забот. Но чем больше она старалась, тем раздражительнее и замкнутее становилась Нина.
Как-то не выдержала и решила поехать в отпуск на юг.
- Нина, с кем ты едешь? И вообще, разве в наше разбойное время можно ехать на юг? Там же чеченцы всякие.
- Не говори глупости мама. Я еду со знакомой семьёй. И ни одному чеченцу я не нужна. Не хочу скандала, решила – и поеду!
С юга Нина вернулась загорелая, отдохнувшая, но огорчённая. Перед отъездом она купила орехов и, пытаясь разгрызть крепкий орешек, сломала зуб. Пошла в районную поликлинику, там её поставили в огромную очередь на протезирование. По совету знакомой решила обратиться к частнику. Пришла по адресу и нашла полупустое, только что хорошо отремонтированное помещение. На двери кабинета изящная табличка
- А.К. Кудрявцев.
Зубных врачей она боялась панически. Дверь в приёмную открыла с трепетом. Её встретил невысокий плотный мужчина лет сорока, с добродушным взглядом и белозубой улыбкой под чёрными усами.
- Ну что у нас случилось? Проходите смелее.
Нина как то успокоилась, села в кресло, рассказала о своей беде. Внимательно осмотрев, он предложил:
- К сожалению, осколки придётся удалить. Но вы не огорчайтесь – я вам сделаю отличный протез.
Договорились о сроках, цене. Она была немалой, но Нина согласилась. Уходя, она спросила:
- Вы только переехали сюда?
- Да, вот только организую всё. Жаль, что компьютер плохо знаю, нужно наладить приличный учёт. Что-то вот не клеится.
- Можно посмотреть, я немного знаю.
Она подошла к столу и занялась наладкой. Ей удалось компьютер оживить.
- Вам нужно заказать программу с нужными данными. Впрочем, наверное, есть и готовые.
- Ба, да вы – мастер. С вами можно бы организовать отличную картотеку. Кстати, как вас зовут?
- Нина.
- А дальше?
- Нина Алексеевна? А вас?
- Аполлон Кимович.
Она чуть улыбнулась:
- Очень необычно.
Он засмеялся:
- Да, родители хотят создать нечто грандиозное. А тут получился я – полное несоответствие! Да ещё, представьте, Кудрявцев, а у меня вот уже лысина пробивается. Не может же Аполлон быть лысым! Я нашёл простой выход – все зовут меня Поль. Поль Кимович – очень кратко, прошу любить и жаловать.
Через пару сеансов он ей предложил:
- Нина Алексеевна, давайте с вами сотрудничать. Вы будете вести весь учёт, и представлять нашу фирму. И зарплата у вас будет больше школьной. И я думаю, мы с вами отлично поладим. Кстати, я скоро еду во Францию, закупаю там недостающее оборудование. Вы бы могли поехать со мной.
И он посмотрел на неё внимательно и многозначительно. Нина смутилась:
- Не знаю право, я скажу маме…
Он засмеялся:
- Да разве за вас до сих пор решает мама?
- Мы живём вдвоём, я не могу не считаться с её мнением.
- Тогда пригласите меня, я умею убеждать.
И он пришёл к ним в гости – с бутылкой шампанского, с букетом цветов и большим тортом. Весь вечер он был весел и обаятелен. Ирина Петровна любезно улыбалась, Нина больше молчала.
Когда Кудрявцев ушёл, она вопросительно поглядела на мать. Та усмехнулась:
- Да он вылитый Эркюль Пуаро. Ну тот, который Давид Суше.
- Ну и что из этого? Он же предлагает работу, хорошую зарплату, поездку во Францию. Кто мне это ещё предлагал? Это шанс организовать жизнь по-другому!
- В качестве кого же ты поедешь? В должности наложницы этого нового русского?
- Почему, почему ты всё видишь в мрачном свете? Что ему женщин, что ли мало? Он их охапку заведёт. Он мне сделал деловое предложение.
- Ты и растаяла.
- Мама, ты всё, всё убиваешь. Я же шагу не могу ступить самостоятельно!
- Для самостоятельности голова нужна, а ты ещё шагать не умеешь. Ты хотя бы раз себе завтрак приготовила, не говоря уже обо мне? Ты стирать умеешь? Нет. Ниночка, ты не приспособлена для самостоятельной жизни.
Нина промолчала.
На вопрос Аполлона, что же она решила, Нина ответила, что поехать не может, а о дальнейшем сотрудничестве можно поговорить, когда он вернётся.
По возвращению в Москву Кудрявцев позвонил Нине. Дома была только Ирина Петровна. Она сказала, что Нины в ближайшие дни дома не будет.
Нина сама зашла к Кудрявцеву. Он удивился:
- Нина Алексеевна! Вы вернулись уже? Ирина Петровна сказала, что вы будете через неделю. Так как у нас с вами дела?
Нина была поражена. Она поняла, что мать соврала. Он не обратил внимание на её смятение и заговорил о другом:
- Нина Алексеевна, я понимаю, что вы мало меня знаете. Но дело не в компьютерной картотеке, мне просто хотелось бы, чтобы вы были рядом. Я не умею говорить на эту тему, устарел, наверно. Но вы далеко не ребёнок, вы должны понять, что я говорю серьёзно. У меня хорошая квартира, вы могли бы быть хозяйкой. А у вашей мамы своя квартира – всё хорошо устраивается.
- Поль Кимович, это что – предложение?
- Вот именно. Решайте.
- Но ведь не сию минуту, правда?
- Правда. Но решайте сами, без лишних советов.
Дома Нина хотела сказать обо всём матери, но промолчала. Ирине Петровне не терпелось выяснит, как же складываются их отношения, и она спросила:
- Что-то твой Бельведерский пропал, приехал или ещё нет?
- Но ты же знаешь, что приехал и звонил. Ты ему сказала, что меня нет в Москве. Зачем притворяться? Я замуж за него выхожу и переезжаю к нему.
- Как замуж? А я?
- Что ж нам вдвоём за него выходить?
- Ниночка! Как ты можешь? За всю-то мою любовь, за всю заботу ты мне дерзостью отвечаешь. Разве я заслужила?
- Какая дерзость, где она? Мне тридцать три года. Я когда-нибудь начну жить самостоятельно или ты мне так и не разрешишь?
- Я понимаю, понимаю. Как же у него квартира большая, во Францию поехать можно, денег, наверно, куча. Ну, зачем тебе старая мать? Ты будешь жить в обществе всяких там новых русских, а я здесь в хрущёвке. Досиживать свой земной срок.
- О, Господи! Ну как ты можешь это говорить. Сотни, тысячи дочерей выходят замуж и живут отдельно. И матери за них радуются, а ты злишься.
- Я не злюсь. А замуж тебе уже не к чему выходить, не девчонка.
- Правильно. Сперва было рано, теперь поздно.
- Ну, иди, иди, сейчас же! Вон отсюда и из моей души тоже!
С Ириной Петровной началась истерика. Нина уложила её, напоила корвалолом и ушла на улицу. Бродила до полуночи.
На другой день позвонила Кудрявцеву и сказала, что не может принять его предложение. И жизнь опять пошла по накатанной колее: школа, дом, тетради. Изредка концерты, в филармонии или опера, для души. А в жизни только будни.
Как-то в начале учебного года к ним в школу пришла новая историчка, Маргарита Васильевна.
Для Нины просто Рита, потому что они быстро с ней подружились. Рита сразу сказала :
- Учи моих оболтусов математике дополнительно. Вовке в этом году в институт, Генка и так в твоём классе, ну а Андрюшка ещё в пятом, но хочется, чтобы он предмет не запускал. Платить мне нечем, только дружеским участием. Муж дома почти не бывает, мотается по командировкам, чтобы нас на плаву держать. А моя зарплата - сама знаешь
- Я с удовольствием помогу, если они сами захотят.
- Захотят. Я их мобилизую.
Новая знакомая Нине понравилась. В ней не было занудства, часто невольно характерное для учительниц. И уроки она вела прекрасно. Была у неё непринуждённость в общении, раскованность, никогда не переходящая в панибратство. Точнее сказать, была артистичность.
«Как это важно для педагога, - думала Нина, - а я как сухарь, ничего интересного».
Рита смеялась:
- Да ведь что в математике нового – дважды два всегда четыре. А история – дама с характером, к ней соответствующий подход нужен. Непостоянство, знаешь, просто из колеи выбивает. Нам трудно бывает что-то понять, а каково детям?
Нина удивлялась, как это Рите удаётся обеспечивать порядок в такой большой семье, готовиться к урокам, а это действительно не дважды два – на дню семь пятниц, уследить за всеми новыми веяниями надо. И к тому же Рита всегда хорошо выглядела, никаких скидок на усталость.
- А что делать? – говорила она. – На меня ребята смотрят. Знаешь, как про нас сплетничают? Нельзя давать повод для отрицательных эмоций. Вот ты вроде бы неплохо одета, но не современно. Какая-то изюминка нужна, хоть мелкий штришок, как примета времени.
- А зачем? Какая тут изюминка в сорок-то лет? Кому это интересно? Тебе?
- Вот-вот полный упадок. Знаешь, я без реверансов – ты старая дева. Ну и что? Старой-то будешь, а девой не обязательно. Ну, подгульни чуть-чуть, пофлиртуй, а ты в этом своём состоянии законсервировалась. Может, и вкус к жизни обретёшь, второе дыхание?
- Нет, Рита, я не умею. Да и с кем, у нас одни дамы. Не получилось что-то вовремя. Значит не для меня. Да и мама будет в ужасе.
- Когда же ты отцепишься от её подола? Это уже не смешно.
- Ну, хорошо, отцеплюсь, как ты говоришь, а вместо неё кто? Я же одна.
- Придётся мне похлопотать. Я тебя познакомлю с хорошим мужиком. Он вдовец, с неба звёзд не хватает, но вполне порядочный человек. У него мальчик растёт, лет пяти наверно. Это для начала вам. Идёт?
- Ну, познакомь. Хуже не будет.
И она действительно познакомила Нину с Андреем Васильевичем. Сперва они вроде бы стеснялись, а потом даже вполне понравились друг другу. Андрей стал бывать у Нины дома. Правда, каких-то определённых разговоров о дальнейших намерениях они не вели. Нина хотела привыкнуть к ребёнку. У неё теперь впервые появились новые заботы и обязанности. Она брала мальчика из детского сада к себе домой, а потом за ним приходил отец.
Однажды, когда она пришла в детсад, услышала, как воспитательница позвала:
- Женя, иди, за тобой мама пришла.
И ей стало радостно и тревожно. Нина взяла мальчика за руку, и они пошли через сквер к дому. Недалеко от выхода их встретил Андрей. Нина удивилась. Ведь они договорились, что он зайдёт за сыном к ним. И ещё больше она удивилась, когда увидела, какой мрачный и необычный вид у Андрея.
- Андрей Васильевич, что случилось?
- Да ничего не случилось. Или нет – случилось, случилось!
Я, наконец, старый дурак, всё понял.
- Да о чём вы?
- Я был сейчас у Ирины Петровны. Она мне всё очень хорошо объяснила насчёт нас с вами. Зря вы так старалась, не такая я высокая птица и ловить меня не нужно. Вы сами по себе. А мы уж как-нибудь сами.
Нина смотрела с испугом и недоумением:
- Да что мама вам сказала?
- А спросите у неё, всё что надо сказала. И правильно, дураков нужно учить. Пошли сынок.
Он взял Женю на руки и быстро пошёл прочь. Нина бросилась домой. Ирина Петровна мыла посуду и что-то напевала.
- Мама! Что ты сказала Андрею о нас? Он же совсем расстроенный!
- Всё что нужно сказала. Что вы не пара, что тебе чужие дети в тягость – в школе надоели, что ты просто так хвостом крутишь, погулять захотела.
- Замолчи! Ты с ума сошла что ли? Как же ты додумалась до такой низости?
Ирина Петровна задохнулась:
- Это я додумалась?! Это ты, ты только и мечтаешь, чтобы тебя мужик чужой лапал. Тебе не мать нужна, весь век тебе отдавшая, а этот токарь, этот токарь, это мужик неотёсанный.
- Теперь понятно.
- А что тебе вдруг понятно стало?
-Да то, что ты со света меня сжить норовишь, что без твоей воли мне шагу ступить нельзя. Мужик, говоришь? А если бы и так? Это противоестественно, если мужчина и женщина любят друг друга? У тебя-то что ж. непорочное зачатие было? Для меня ты жизнь прожила? А зачем? Почему замуж не вышла? Может у меня были бы братья и сёстры. И не одну меня ты бы душила в своих объятиях! Тебе никто не нравился. У Мишки Агеева – родители не те. А сейчас у Миши семья, сыну двадцать лет – это мог быть мой сын, твой внук. Подумай! Сеня Воробьёв генералом стал, его тёща на БМВ ездит. Тебе не завидно? А уж как ты над Аполлоном издевалась, хуже не придумаешь. Теперь тебе и Андрей не хорош. Ты посмотри на меня, во что я превратилась? Я засохшая старая дева, меня в школе сушёной воблой зовут. И правильно! И это тоже твоя заслуга, милая моя мамочка!
- Нина, замолчи! Не смей так говорить. Я же люблю тебя, я всё для тебя сделаю.
- Что же ты сделаешь? Вернёшь мне мою разбитую жизнь? Зачем она мне теперь? Нина выбежала в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она села на диван без мыслей, без чувств, в полном отупении. Через несколько минут открылась дверь и вошла мать. Дойдя до середины комнаты, она упала на колени и поползла к Нине, протягивая руки и бормоча:
- прости, прости меня. Я никому не хотела отдавать тебя. Я боялась, что тебя обидят, что только я могу защитить и оберечь от невзгод. Но если я в тягость, я уйду куда-нибудь. Зачем тебе старая, глупая мать?
Она прикоснулась руками к Нининым коленям и припала к ним головой. Нина смотрела на её трясущиеся плечи, на седой вздрагивающий хохолок волос и горькая жалость росла в сердце.
- Встань, мама, и не плачь. Виноваты мы обе. Мне нужно было раньше, раньше решать самой свою судьбу! Не прятаться за твою спину. Мне нужно было уехать из дома, тогда и ты замуж бы вышла. И жили бы мы как все люди. А я до сорока лет в детстве задержалась. Теперь ушла бы, да некуда и поздно, наверно. И твоя вина велика – растила дочь для себя, как игрушку, как утешение. Ни в чём ты мне не помогла, как хотела! Ты всё решала сама за меня!
- Нина! Да что я такого сделала! Я же люблю тебя!
- Неправда, Мы уже не любим друг друга. Мы не сможем всё простить.
На следующий день внешне всё было по-прежнему. Ирина Петровна хлопотала по дому, Нина пошла на работу. Но дня через три у Ирины Петровны внезапно случился инсульт. Она сидела в кресле, смотрела телевизор и держала в руках пустую чайную чашку. Как вдруг чашка грохнула на пол и разбилась, а Ирина Петровна повалилась на бок в кресле. Нина бросилась её поднимать, но ничего не смогла толком сделать и позвонила в скорую и Рите.
Рита приехала быстрее. Они уложили Ирину Петровну в постель. Скорая в больницу её не взяла, сделали уколы, велели вызвать участкового врача.
На следующий день больная как-будто немного пришла в себя. Она что-то пыталась сказать Нине, но язык не слушался, и из скривлённых губ вырывались непонятные, нечёткие звуки. Одной рукой она всё хотела поймать Нинину руку, старалась удержать её, а Нина отстранялась. У неё было странное ощущение – как-будто она видит всё происходящие со стороны. Ей не было жаль маму, всё было как во сне.
С нею ночевала Рита. Она спала в другой комнате, чтобы потом сменить Нину. А Нина сидела у постели матери и всё смотрела пристально и внимательно, пытаясь понять, где грань между жизнью и смертью? И не сочувствие к матери, не боль, не страдания, а вот это непонятное любопытство захватывало её без остатка.
Она держала руку на пульсе. Пульс был редкий но чёткий, а дыхание какое-то странное – громкое и пустое. Не могла она определить точнее. Вот пульс как-то сбился, но потом опять стал чётким и вдруг исчез. Нина сжимала её руку и всё глядела в её лицо. Что же изменилось, как? Но пульса больше не было, рот был полуоткрыт. Так это всё? Всё, что было только что живым, уже мёртвое? И ничего больше нет?
Нина взяла платок и подвязала подбородок Ирине Петровне, потом позвала Риту.
Все эти события пришлись на зимние каникулы. Нина ходила как заведённый автомат. Она не плакала и даже не страдала, она ещё не успела ничего почувствовать.
А в школе началась обычная жизнь. Нинин класс вёл себя безупречно, все были с ней вежливы и предупредительны. И однажды в учительской она расплакалась:
- Они же все выучили уроки, все!
- А ты поплачь, поплачь, - советовала Рита, - тебе будет легче.
Как будто и правда стало легче – камень сдвинули, но началась тоска. Она приходила домой, а всё вокруг – это мама. Это её вещи, её посуда, её привычки – кругом она, а её нет. И тишина давит тяжелее камня.
Но время мчалось к экзаменам, и нагрузка была огромная – класс выпускной. Нина редко что-нибудь готовила, изредка ходила в школьную столовую и похудела ещё больше. С математикой её класс справился хорошо. И Рита скомандовала:
- Собирайся, мы едем к нам на дачу, на Оку.
Муж Риты к этому времени вместе со старшим Вовкой посадили уже картошку. Аркадий отбыл в командировку, а Рита с Ниной приехали делать остальные посадки. Нина впервые оказалась в деревенской обстановке. Неумело, неловко, но очень охотно она копала, сажала помидорную рассаду, а Рита терпеливо её учила.
- Рита, - удивлялась Нина, - я как-будто на другую планету попала. Конечно, я не думала, что бутылки растут на берёзе, но сама я ничего не делала и не понимала! Ты посмотри, они же живые эти помидоры. Я их растаскиваю сажать, а они друг за друга веточками цепляются. Им наверно, страшно расстаться.
- Знаешь, мама меня всё за руку ловила. Ей, наверно, тоже страшно. Мне бы надо было что-то сказать, а я руку свою убирала, почему?
- Ты наверно, боялась, да?
- Нет. Просто это была уже не моя мама, а кто-то другой.
- Конечно, другой. Та – мама, которая тебе всё диктовала, а это – человек ищущий помощи, а ты не поняла…
- Нет, не поняла. Я всё хотела, хотела увидеть…
- Что увидеть?
- Нет, так. Ничего.
За лето Нина посвежела, поправилась. Рита сделала ей короткую стрижку, и её волосы лежали кудрявой шапочкой.
- Ну, Нина, теперь тебя надо сватать. Ты в полном порядке.
- Что ты говоришь глупости! И слышать не хочу! Всё уже, поздно.
- Не забывай, какой-то умный человек сказал: «Жизнь не поздно начать сначала за час до смерти». Это в смысле готовности. Нужно иногда преодолевать инерцию и быть готовым к переменам.
- Ну, перемены уже готовы. Через три дня у меня начинаются консультации. Ты в Москву едешь?
- Обязательно.
Они оставили хозяйство на Вовку и поехали в Москву. Сперва зашли к Нине. Рита решительно сказала:
- Нет, здесь жить нельзя. Нужен ремонт, нужно всё обновить.
- Но ведь память о маме…
- Память будет всегда тобою. А быт нужно освежить. А пока едем ко мне.
На следующий день Рита предложила:
- Давай гульнём! Знаешь, я люблю иногда пошляться по магазинам. Посмотрю, посмотрю, померю. Вроде всё переносила, уже ничего не хочется.
- Так ведь без денег скучно гулять.
- Ну, что-нибудь-то наберём.
И они поехали на рынок. Рынок был для Нины тоже неосвоенной стихией. Они бродили уже уставшие, как вдруг Рита остановилась:
- Нинка! Смотри, брючный костюм. Это как раз для тебя!
- Почему для меня?
- Ну, на меня брюки не очень-то… Давай примерь.
-Нина немного сопротивлялась, но потом померила. Действительно, костюм был для неё очень хорош. Рита долго и упорно торговалась:
- Ну, что ты жмёшься, - убеждала она продавца, - не от Кардена же костюм. И учти. День кончается, а завтра мы не придём.
В конце концов полсотни выжали и поехали домой усталые и довольные. Свой новый тёмно- серый костюм с прелестной белой блузкой Нина надела на консультацию в школу. «Консультация – не регулярный урок. Пожалуй, можно рискнуть», подумала она.
В классе она стояла у окна, спиной к двери, когда вошли девочки. Они не сразу узнали Нину Алексеевну.
- Математика здесь будет?
- Здесь, здесь, заходите,- обернулась Нина Алексеевна.
Четыре девятиклассницы остановились, явно поражённые.
- Да вы что, не узнали меня?
- Ну, Нина Алексеевна, это полный отпад, сказала одна с восхищением.
Все засмеялись. А Нина Алексеевна - не от стыда, от удовольствия.
В тёплый и солнечный сентябрьский день, когда был день рождения Ирины Петровны, Нина поехала на кладбище. Она привезла охапку цветов и долго сидела, задумавшись. Голоса, раздавшиеся на дорожке, заставили её встать. «Пора уже идти на автобус», подумала она и вышла на дорожку.
Какой-то мужчина шёл с молоденькой, красивой девчонкой. Вдруг он окликнул её:
- Нина Алексеевна! Здравствуйте!
- Она удивилась, а когда они подошли, узнала:
- Аполлон Кимович!
- Ну, вот, вспомнили всё-таки! Только, пожалуйста, Поль. Смотрите, я уже совсем лысый!
Он весело засмеялся. Девушка тронула его за руку:
- Ну, так я пойду, дядя Поль!
- Вот теперь уж так и быть, иди.
И обращаясь к Нине:
- Племянница приехала учиться. Ходили на могилу её матери, моей сестры. А вы?
- Ах, вот оно что! Выражаю вам своё соболезнование. Вы идёте?
Они вышли к выходу.
- Вы с кем-то приехали?
- Нет, я на автобусе. Вообще на «перекладных».
- Ну, так я вас подвезу.
- Поль Кимович, как ваши дела? Вы всё по Парижам?
- О, нет! Совсем нет. Я теперь банкрот. Этот август меня разорил. Да, я приобрёл салон, привёз оборудование, но в кредит и под большие проценты. Пришлось продать и салон и квартиру и машину. Но долгов у меня, к счастью, нет. Я работаю и, представьте, доволен. Квартирка поменьше, но мне хватает.
- Но вы, наверно, могли и в Париже остаться? Ведь говорили о нём с любовью.
- А зачем? Дворником в Париже мне быть не хочется, а зубных врачей и протезистов там и своих хватает. А насчёт любви вы меня не поняли. Любоваться можно и Парижем и другими городами, но по-настоящему любить можно город, только в нём родившись. А парижская суета мне чужда. Ну, посмотришь музеи. Театры и всё. Мне старые Сыромятники милее – я там голубей гонял. Там над Яузой, такой старый дом стоял, внутри весь на подпорках. Мы жили в комнате, почти на чердаке, а вид оттуда чудесный. И голубятня у меня там была, такие сизари! Это со мной на всю жизнь! Зачем мне Париж? Я жалею всех, кто уехал. Или работаю плохо, не по душе. А у кого денег много – ну, Ривьера, ну казино, ну бордель. И опять всё сначала? Тоска, а не жизнь. То есть жизнь как биологическое существование не имеет смысла. Да я разорился. Это конечно, не только стечение обстоятельств, но и неумение вести дела. Так ведь учимся, это уже интересно. А вы, как вы? Замужем?
- У меня ничего интересного. Замуж я так и не вышла. Была какая-то попытка изменить судьбу, но… Впрочем, зачем сейчас об этом. Вот умерла мама. Я её винила в своих неуспехах, в своих провалах. А причём здесь она? Если у меня нет решимости повернуть свою судьбу, если я привыкла прятаться за её спину, чем она виновата? Как мне попросить у неё прощения?
Её голос задрожал
- Нина Алексеевна, не нужно самоедства, прежде всего. В какой-то мере вы, наверно, правы, но не во всём. Это ведь и она пряталась от жизни в заботы о вас. Вас сдерживала как бы несвобода. У меня вот была полная свобода, а жизнь тоже не сложилась. Были какие-то романы, мне казалось всё ещё не время. Вот только тогда, помните, при встречи с вами, подумал: «Это тот случай, который один на всю жизнь». И мы оба виноваты, что потеряли так глупо часть своей жизни. Ну, вот и моя машина. Как видите, не БМВ, а потрёпанный «Жигуль».
- Но он всё-таки движется?
- Движется. Садитесь. Вас куда доставить?
Вы, наверно, наш адрес уже забыли.
- Нет, не забыл. И вот пока мы с вами едем, я хочу вам снова повторить своё предложение – выходите за меня замуж. Время для ответа – только то что потратим в дороге. Идёт
- Поль Кимович, вы свалились как снег на голову. Я даже осмыслить ничего не могу.
- И правильно. Не нужно больше никаких умозаключений. Мы ведь старые знакомые, у которых не всё получилось в жизни. Давайте попробуем исправить вместе.
Перед её домом он повторил свой вопрос:
- Я так всю дорогу мучалась сомнениями. Но отвечу вам:
- Да я согласна.
- Завтра я приеду к вам в 18 часов. Вас устроит?
- Да, я буду ждать.
Дома она бросилась к телефону:
- Рита, Рита! Мне нужно тебе сказать что-то важное! Приезжай!
- Что случилось? Говори скорей!
- Я выхожу замуж!
- Да-а-а. Это новость! Сейчас приеду.
Ниночка
© Copyright: Анна Кроткова 3, 2017
Свидетельство о публикации №217092201422
Свидетельство о публикации №217092201422
Рецензии