Егорка

                В рассказе описываются               
                события начала семидесятых               
                годов прошлого столетия.
          Егорке шёл седьмой год. Жил он вдвоём с матерью в покосившемся старом доме, окружённом высокими раскидистыми и ветвистыми деревьями, которые местные жители называли сукарями. Своего отца Егорка не помнит, из рассказа матери он узнал, что его отец умер, попал под поезд, когда Егорке было восемь месяцев.
          Позади дома располагались старый сад и огород, на котором, в основном, выращивали табак. Табак в этих местах рос как-то удивительно хорошо. За работу в колхозе платили натуральным продуктом, «живых» денег выдавалось очень мало, и деревенские наладились растить табак и по зиме сдавать его государству. Правда, денег за свой каторжный труд они всё равно выручали «кот наплакал».
         Егоркина мать вставала с петухами. Нужно было успеть подоить корову и выгнать её вместе с овцами в общее стадо. Деревенский пастух Митрий начинал собирать стадо с восходом солнца, оповещая всех о своем приближении громкими и резкими, похожими на выстрел, щелчками длинного кнута. Стадо, мыча и блея, проходило через всю деревню, поднимая при этом жуткую, долго не оседающую пыль.
        В это утро Егорка проснулся, когда солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Он сел на кровати, потянулся и вспомнил наказ матери, данный ему с вечера:
- Нарви поросятам конятника, встреть стадо вечером и чтобы из дома ни на шаг! Я сегодня приеду на лошади, поедем за соломой.
        Егоркина мать была женщиной добродушной и в то же время строгой и требовательной. Егорка рос мальцом непоседливым, всюду лез и то и дело совал свой нос куда не следует, за что ему частенько доставалось на орехи. Мать рассказывала, что даже когда Егорке было всего два года, за ним уже тогда нужен был глаз да глаз. Один раз его оставили на попечении бабушки. Та, занятая хлопотами по хозяйству, не заметила, как внучок исчез из дома. Когда она спохватилась, его и след простыл. Бабка обегала всю округу. В каждый двор заглянула, всех соседей спросила:
        - Вы малого нашего не видели? Егорка к вам, часом, не забрёл?
        Те только плечами пожимали:
         - Нет, не видели.
         - Вот ведь окаянный, только отвернешься, так он или смотается, или куда-нибудь залезет!
          - Не волнуйся, Прасковья, найдется, куда он денется: здесь где-нибудь лазает, - успокаивали старушку соседи. Но у той от беспокойства даже затряслись руки и голова.
          - Наказание Господне. Полжизни отнимет! – в сердцах причитала она.
          Нашла бабка внука возле своего же дома, в пяти метрах от забора, на берегу огромной лужи. Он, забравшись в воду по колено, пытался достать что-то со дна. Сгоряча она ринулась в воду, даже не разувшись, подхватила Егорку за рубаху и штаны да и макнула его прямо головой в грязную лужу.
           Возмущаться было от чего. Лужа, о которой идет речь, больше смахивала на средних размеров пруд, и местами глубиной была чуть ли не до пояса взрослому. Даже свиньи не отваживались заходить в середину.
          В другой раз (это когда бабушка уже умерла, и они остались вдвоём) матери нужно было идти на огород пасынковать табак и помидоры. Она одела Егорке коротенькие штанишки с лямками и за эти лямки привязала его веревкой к ножке тяжёлого обеденного стола.
          Привязывать ребятню было делом обычным: работы по хозяйству всегда было предостаточно, за детьми присматривать было подчас некогда и некому, вот и сидели по избам Ванюшки и Танюшки, привязанные кто бечевкой, а кто цепочкой к лавкам да кроватям. Редко кто мог позволить купить своему малышу игрушку, так что сунут пацаненку пару пустых коробок, насыплют в них разноцветных лоскутов, вырезок из старых газет, - вот так и сидит полдня горемыка, добро своё перебирает.
           Так вот, мать, привязав Егорку, со спокойной душой ушла на огород, а когда вернулась, то обнаружила на полу только Егоркины штанишки. Искала она сына по всей округе. Голос сорвала. Нашла его только под вечер: Егор без штанов сидел в самом дальнем закутке деревенской свалки, усердно пытаясь насадить подшипник на деревянную ось…
          Выпив стакан молока и съев ломоть хлеба, Егорка зашёл на подворье, где у них держали скотину, заглянул в хлев к поросятам. Оба поросёнка, разомлевшие от жары, лежали, растянувшись на полу. Егорка осторожно приотворил дверцу хлева и почесал одному поросенку за ухом. Боров, приоткрыв глаз, посмотрел на Егорку и сощурился от удовольствия.
          - Борюшка, хороший, -  сказал Егорка, продолжая почесывать борова, - нравится тебе, да? Сейчас я вам травки принесу.
           Нарвав на лугу пучок конятника, Егорка побежал к дому, прикидывая: «Дам поросятам конятника и побегу на речку, купаться». Вдруг он заметил двух парней, шедших ему навстречу. Это были сыновья тети Ариши: Колька и Витька. Недолго думая, Егорка опрометью кинулся в ближайшие заросли репейника. Ребята прошли мимо, не заметив его. Дождавшись, пока они не отойдут на значительное расстояние, Егорка вылез из колючего убежища и побежал, радуясь, к дому.
           - Пронесло! – сказал про себя Егорка.
           А испугаться было от чего.
           Дело в том, что Егоркина мать и мать этих ребят не ладили между собой и часто бранились. В чем была причина раздоров Егорка не знал, но страдал от них больше всего именно он.
            При каждом удобном случае Колька с Витькой норовили его поколотить и делали это с явным удовольствием. Однажды, когда Егорка возвращался домой от соседей, он случайно встретил их на дороге. Недолго думая, Егорка развернулся и во всю мочь кинулся бежать. Он задыхался от бега и страха, и даже не оборачиваясь, чувствовал, что его нагоняют. Внезапно резкая и нестерпимая боль пронзила основание позвоночника. Коротко вскрикнув, Егорка рухнул прямо в придорожную пыль. От этой боли у Егорки так перехватило горло, что он не мог даже плакать, а только открывал рот, как рыба, которую выбросили на берег из воды. Колька наклонился над ним и прошипел:
            - В следующий раз мы тебе ещё не такого пинка отвесим!
            Рыдая, весь в слезах и пыли, Егорка едва приплёлся домой и весь вечер проплакал, то и дело спрашивая у расстроенной матери:
            - Мама, ну за что они меня так, за что?
            …  Дав поросятам конятника, Егорка побежал на реку, на своё любимое место. Река здесь была мелкой, глубина её едва доходила Егорке до груди. Дно было песчаным и относительно ровным. Вода такая прозрачная, что видно было пескарей, снующих возле дна. Так что купаться в этом месте было одно удовольствие. Река носила название Становая Ряса. Но в окрестности того села, где жил Егорка, у реки было не одно, а несколько названий: Запруда, Ужина, Бучило и Конново. Там, где купался Егорка, была Ужина, выше по течению – Запруда, ниже – Бучила. Странное название «Бучила» на этом участке речка получила потому, что русло пересекало торфяные залежи. Время от времени из глубин земли вырывались болотные газы и издавали при том булькающий гул: земля словно бы урчала, «бучила».
          Самым живописным местом на реке было Конново. Широкие плёсы и тихие заводи конновской части очень полюбились рыбакам. Течение Становой Рясы здесь было спокойным, да и рыбы куда больше, чем в любом другом месте. Берега пологие, ровные, поросшие сочной травой. Здесь обычно пас деревенское стадо пастух Митрий. Егорка частенько бывал здесь вместе с матерью,  когда она в полдень приходила в стадо подоить корову.
          Пока мать занималась дойкой, Егорка охотился на лугу за сусликами. Нужно притаиться неподалёку от норки и ждать, пока не появится зверек. Сначала из норки высовывается маленькая головка с черными глазками, затем суслик осмотрится и, если не заметит опасности, вылезет весь, притаится, встанет на задние лапы и, вертя головой в разные стороны, начинает тихонько посвистывать. Но стоит Егорке пошевелиться, как зверек молнией ныряет обратно в норку.
 …День близился к концу, и Егорке пора было встречать стадо – это было его святой обязанностью. Как обычно, он взял краюху хлеба и вышел на дорогу.  Далеко за околицей показалось облако пыли, поднимаемое стадом. Оно было таким плотным, что даже шедшие впереди коровы едва просматривались сквозь белесую муть. Егорка, прислонившись к стволу дерева, ждал, пока стадо не начнет проходить мимо него.
           Спешившая мимо соседка сказала Егорке:
           - Встречаешь? Смотри не прозевай!
           - Не, теть Анют, не прозеваю!
           Первыми в стаде важно и не спеша шли коровы, следом семенили овцы. К своей корове Егорка не подходил: она была бодливой, и мальчуган её побаивался. Однажды Егорка, возле дороги, о чем-то разговаривал с соседской девочкой, а в это время как раз прогоняли стадо, и их корова, подойдя сзади к Егорке, сильно ударила его под зад, с тех пор он к корове не подходил. Корова обычно, выйдя из стада, паслась на лугу возле дома до прихода матери. Когда стадо приблизилось, Егорка, отщипнув кусочек хлеба от краюхи, стал подзывать овец:
          - Кать, Кать, Кать.
          Сначала подошла старая овца. Егорка угостил её хлебом. Потом и остальные овцы, и ягнята окружили Егорку. Он, отщипывая хлеб и давая его овцам, потихоньку отходил к дому, заманивая весь гурт на подворье. Заведя овец в хлев и закрыв дверку на засов, Егорка вышел на улицу.
          Вскоре послышался скрип тележных колёс. Егорка подбежал к матери и попросил:
          - Мам, можно я на лошади верхом посижу?
          - Сынок, она целый день сегодня работала, пусть отдохнет немного: нам на ней ещё воз соломы надо привезти. Потом как-нибудь посидишь. Ты далеко не убегай, сейчас корову подою и поедем.
          Мать распрягла лошадь и, привязав её вожжами за телегу, пустила пастись на луг.
          - Пусть пожует травы немного, пока я с коровой управлюсь.
          Мать загнала корову в стойло, привязала её, кинула в кормушку травы, и поглаживая корову по тёплой шее, сказала:
          - Ешь, милая, ешь.
          Потом ополоснула корове вымя, и прежде чем доить, стала его поглаживать, едва касаясь пальцами. Было видно, что корове это нравится, она даже перестала жевать траву и замерла, наслаждаясь лаской и нежностью.
          Подоив корову, мать окликнула Егорку:
          - Егорка! Пошли лошадь запрягать. Пора ехать, а то дотемна не управимся.
          Егорка подбежал к телеге, отвязал вожжи и, собрав их в одну руку, взял лошадь под уздцы, попытался завести её в оглобли.
          - Ну, милая, давай, заходи, - уговаривал её Егорка, но лошадь всё упиралась, всё не шла.
          - Давай я её заведу, - сказала подошедшая мать.
          - Ну, пошла! – прикрикнула на лошадь мать и с силой потянула за узду.
          Лошадь, пятясь, зашла в оглобли.
          - Держи покрепче, - подав вожжи Егорке, мать стала запрягать лошадь.
          Пока мать затягивала потёртые ремни, Егорка держал одной рукой лошадь за узду, а другой гладил её по шершавой морде.
          - Садись на телегу, - сказала мать, - ну, с Богом, поехали!
          Дорога была ухабистой и тряской, телега во время езды скрипела на все лады и дребезжала. Егорка слегка приоткрыл рот, и зубы от этой тряски стали стучать друг об друга, издавая смешной и клацающий звук.
          - Егорка, перестань! – сказала мать, пряча улыбку.
          Когда приехали на поле, мать сказала Егорке:
          - Оставайся на телеге, будешь воз навивать.
          Мать подавала вилами солому на телегу, а Егорка ровно раскладывал её по всей телеге и одновременно утаптывал.
          - Ладно, хватит, - сказала мать через полчаса безостановочной работы, - а то всю солому растеряем по такой дороге.
          Увязав воз верёвкой, мать бросила Егорке:
          - Оставайся на возу, а я рядом пойду. Лошади и без того тяжело.
          Она взяла вожжи и хлестнула ими лошадь:
          - Ну, милая, давай!
          Лошадь подалась вперед, натянула постромки, но воз остался на месте.
          - Но, но, пошла, пошла! – закричала мать. Лошадь вдруг упала на передние ноги и, немного постояв, неловко завалилась на бок. Егорка соскочил с воза.
          - Мама, что с ней?
          - Умаялась за день, наверное.
          Егорка схватил узду и попытался поднять голову лошади:
          - Вставай, вставай, милая!
          Лошадь чуть подняла голову, а затем снова бессильно её опустила.
          - Так она не встанет, - заключила мать, - нужно распрягать.
          При падении хомут завернуло, и он сдавливал шею лошади, а его колодки врезались в землю, так что развязать супонь не представлялось никакой возможности. Было видно, что лошадь задыхается, вены на её шее вздулись. Всё тело лошади покрылось липким потом, глаза закатились, лошадь начала хрипеть.
          - Мама, мамочка! – закричал Егорка, и по щекам его покатились слезы, - она умирает, мама!
          - Боже, да что же я могу сделать-то! – почему-то шёпотом произнесла мать, судорожно стараясь пальцами стянуть супонь с колодок, - у меня сил не хватает и подцепить нечем.
          Егорка схватил вилы, подал их матери:
          - Вилами попробуй!
          Мать взяла вилы, просунула рожок вил между супонью и колодками и легко скинула с них супонь. Колодки разошлись. Торопясь, она ослабила подпругу и, облегчённо вздохнув, села рядом с лошадью на землю. Егорка сидел возле головы лошади, гладил её по морде и, всё ещё всхлипывая, приговаривал:
          - Милая, хорошая, ну зачем ты нас так напугала?
           Лошадь лежала, не шевелясь, тяжело дыша и широко раздувая ноздри. Дав лошади отдышаться, мать сказала:
          - Ну ладно, пора её поднимать, в то уже стемнеет скоро.
          Мать взяла вожжи и, хлестнув ими по крупу лошади, крикнула на неё:
          - Ну, вставай!
          Лошадь всё лежала. Егорка взялся за узду и не сильно потянул:
          - Миленькая, ну, вставай.
          Лошадь, подняв голову и опершись на передние ноги, рывком поднялась. Мать запрягла лошадь и предложила:
          - Может, на воз залезешь?
          - Нет мам, лучше я рядом пойду, а то ей и так тяжело.
          Бери вожжи, правь к дороге, а я сзади подтолкну, может, ей полегче будет.
          Мать зашла сзади воза, упершись плечом, сказала Егорке:
          - Поехали.
          Егорка хлестнул лошадь вожжами и крикнул.
          - Но! но! Пошла!
          Лошадь, что есть силы уперлась ногами о землю, и сдвинув воз, потянула его к дороге. Мать подошла и взяла у Егорки поводья:
          - Слава Богу, выбрались.
          Уже стемнело. Полная луна освещала дорогу. Шли молча, было слышно только, как тяжело скрипит телега на ухабах. Потом мать сказала.
          - Как это ты догадался мне вилы дать? Ещё немного – и задохнулась бы горемычная. Чтобы я без тебя делала?
           - А тетя Анютка говорит про тебя: «Зачем она его родила?», - помолчав, неожиданно выпалил Егорка.
          - Когда это она такое говорила?
          - А помнишь, ты меня у них как-то оставила, а сама ушла ненадолго. Я на печку залез и задремал, но всё равно слышал, как они с теткой Татьяной разговаривали. Тетка Татьяна спросила: «Куда это Марья пошла, а парня оставила?» А тетка Анютка ответила: «Да куда-то по делу. Горемычная, мыкается она с ним. И зачем, спрашивается, она его родила?»
           - Ну, надо же такое сказать, - всплеснула мать руками.
           Егорка, взглянув в беспредельную звездную даль, сказал про себя:
           - А всё-таки тетка Анютка не права…
           Дальше шли молча. Мать вела лошадь под уздцы, время от времени поглядывая на воз: не растерялся ли он на ухабах.
           Мать смотрела на шагающего рядом Егорку и думала: «Слава Богу, что он у меня есть, а ведь могло и не быть». Вдруг вспомнился зимний морозный вечер, когда Егорка заболел гриппом. Мать не отходила от его постели, но что она ни делала, ничего не помогало. Высокая температура держалась уже третий день. Егорка лежал белый, дышал тяжело, хрипло и почти не открывал глаза. Мать присела на край кровати, взмолилась:
          - Господи, да что же мне делать?
          Егорка приоткрыл глаза и слабым голосом спросил:
          - Мам, я умираю?
          У бедной женщины сжалось сердце, комок подступил к горлу, она выбежала в сени и, упав на колени, истово зашептала:
          - Боже, милостью твоей, прости меня за грехи мои, прошу Тебя, не забирай мою последнюю радость, помоги моему Егорке!
          Немного успокоившись, она вышла на улицу и, постояв немного, решила: «Поду схожу к тетке Федоре, может, что и посоветует».
          Был тихий морозный вечер. Солнце уже укатилось за горизонт, и на небе стали появляться первые звёзды. Зима в тот год была такой снежной, что дома стояли, заваленные сугробами почти по окна. Зайдя в дом к Федоре, она оперлась о косяк двери и, тяжело вздохнув, сказала:
          - Здравствуй, тёть Федора…
         Федора всплеснула руками:
          - Марья, на тебе лица нет!
          - Егорка совсем плохой, наверное, помрёт.
          - Да что с ним?
          - Третий день горит весь, бледный, не ест ничего, - с этими словами Мария бессильно опустилась на рядом стоящую лавку и разрыдалась.
          - Ну, полно, полно, успокаивала Федора, - поглаживая Марию по вздрагивающим от рыдания плечам.
          - Ты вот что: смочи полотенце в уксусе, положи ему на лоб. Уксусом же всё тело протирай, раза три в час. Температуру точно собьешь. Может, с Божьей помощью и отойдет малец.
           - Мария бросилась домой. Всю ночь она не отходила от Егорки, меняя ему полотенце на лбу и протирая уксусом щупленькое тельце сына. Наутро жар спал и, проснувшись, Егорка попросил:
          - Мам, я пить хочу…и пирожок с капустой.
          Боже, спасибо Тебе, - неслышно, одними губами вымолвила Мария. И добавила уже громко и радостно:
          - Сейчас, сына, сейчас принесу!

    …Подъехав к дому, мать сказала Егорке:
          - Держи лошадь, а я развяжу воз.
          Егорка взял лошадь под уздцы, а мать, отвязав веревку, скомандовала:
          - Заворачивай!
          Егорка повернул лошадь так, чтоб передние колёса телеги встали поперёк задних. Мать уперлась в край телеги, и воз опрокинулся на бок.
           - Ну, вот и все, - облегчённо вздохнув, сказала мать, - отъезжай.
           В темноте послышались шаги: это подошёл их сосед Петро.
           - Что это ты поздно так, Марья? Малец, смотрю, совсем сомлел.
           - Не говори, дядь Петь, - вздохнула Мария, - устали, сил нет, да ещё лошадь надо гнать на конюшню.
           - Так давай я отведу. Мне всё равно на ферму надо идти.
           - Егорка, иди домой, а я всё закрою и тоже приду, - через плечо бросила мать, и Егорка, ни секунды немедля, помчался в дом.
           … Когда мать зашла в избу, Егорка уже спал – не раздевшись, свесив ноги с кровати на пол.
            Она осторожно раздела его и, укрыв одеялом, нежно сказала:
            - Умаялся, милок. Спи…
        …На другой день мать пришла с поля домой около полудня, Егорка ещё спал. Она подошла к сыну и, присев на край кровати, стала его будить.
           - Егорушка, сынок, время уже обед, а ты всё спишь.
           - Мам, я так вчера устал, что даже не помню, как уснул. А ты корову уже подоила?
           - Нет, только собираюсь, сейчас пообедаем и пойду.
           - И я тогда с тобой.
           Пообедав, Егорка с матерью пошли в стадо. Не доходя мостка через небольшую речушку, впадающую в Становую Рясу, нагнали двух парней. Это были Коля и Толя, троюродные братья Егорки. Толя нёс в одной руке ведро, а в другой - увесистую палку.  А Коля тащил нечто, похожее на мережу, сделанную из велосипедного обода от колеса и сетки.
           - Далеко направились, огольцы? – спросила мать.
           - На рыбалку, вот Коля мерёжу смастерил, хотим опробовать, – ответил Толя.
           - А мать- то знает?
           - Знает, мы, теть Маш, на «Ужину» пойдём, там не так глубоко и рыбу ловить удобней, – пояснил Коля.
           - Тогда ладно.
           - Мам, а можно я с ними схожу на рыбалку? – попросил Егорка.
           - Иди, только к стаду не опоздай, – разрешила мать.
           - Ладно, – пообещал Егорка.
           И Егорка с ребятами перед мостком повернули к реке. Подходя к берегу, Коля предложил:
           - Егорка, мы с Толей залезем в речку и будем держать мерёжу, а ты палкой будешь бить по воде, загонять рыбу к нам в мерёжу.
           Егорка взял палку и отошёл от ребят на некоторое расстояние ниже по реке. Подождав пока они разденутся и залезут в воду, начал бить палкой по воде, подходя к ним всё ближе и ближе. В тот момент, когда Егорка уже совсем было приблизился к ребятам, мережа в их руках заходила ходуном.
          - Щука, наверно, попалась. Похоже, здоровая зараза! – радостно крикнул Коля и добавил, обращаясь к брату, – давай вылезать на берег.
          Толя, цепляясь за траву, выбрался на берег и, ухватив рукой обруч поданной Колей мерёжи, вытащил её на берег.  То, что находилось в мерёже, повергло ребят в шок, в неё попалась крупная ондатра. Первым вышел из ступора Коля, стоявший в воде.
          - Крыса, – крикнул он, – водяная крыса.
          Судорожно хватаясь руками за траву, Коля выскочил на берег. Ребята отбежали на почтительное расстояние от ондатры и смотрели, что будет дальше. Зверек, покрутившись немного, почему-то притих, съежившись, сидел в мерёже и тоже смотрел на них.
          - И как мы её из мерёжи доставать будем? – спросил Егорка, – ведь она, наверное, укусить может?
          - Ещё как может, – подтвердил Толя
          - Коль, а, может, палкой в неё потыкать, она испугается и убежит, – предложил Егорка.
          Коля взял палку и тонким её концом, потихоньку, ткнул ондатру в бок. Та развернулась и попыталась укусить палку.
          - Во, видели, что делает? – воскликнул Коля, – даже вылезать не хочет.
          - А ты конец мерёжи палкой зацепи и подними, она и вывалится, – предложил Егорка.
          Коля просунул конец палки в сетку возле связанного конца мерёжи и поднял его вверх. Ондатра, зацепившись за сетку когтями, висела в мерёже. Тогда Коля потряс ее, и ондатра вывалилась из мережи. Упав на землю, она кинулась к воде и в мгновение ока нырнула и скрылась в ней.
           - Фу-у, – облегченно выдохнул Коля, – а то я думал, она на нас сейчас кинется.
           - Я тоже испугался, когда она выпала, – признался Толя, – я больше в воду не полезу, боюсь, а вдруг она за ногу тяпнет.
           - А, может, домой пойдём, – обращаясь к Коле, предложил Егорка.
           - Пойдём, мне тоже что-то страшновато, - согласился тот.
           Забрав снасть и ведро, они двинулись в сторону деревни.
           - А почему ты мне предложил рыбу пугать, а не Толе, ведь я постарше его и по росту выше, – обратился к Коле Егорка.
           - Я после того раза, когда ты весной чуть не утонул, боюсь тебя в воду пускать, – объяснил Коля, – забыл, что ли?
           - Нет, не забыл.

           Егорка отчетливо помнил тот день, как будто это было вчера. Он пришёл в гости к Толе и Коле. Последний как раз одевался.
           - Ты гулять собираешься? – спросил Егорка Колю.
           - Да, – и тут же предложил, – пойдём со мной на льдине кататься.
           - А куда?
           - К запруде, ты, знаешь, там огромная льдина по речке ходит от берега к берегу.
           - Пойдём, – согласился Егорка, - а Толя пойдёт с нами?
           - Нет, он вчера сосулек решил погрызть, а сегодня у него горло заболело, хорошо, что температуры нет, только кашель, – ответил Коля.
           Чтобы сократить расстояние, двинули к реке напрямик, через поле. Идти пришлось по рыхлому снегу. Пока они брели к берегу, Егорка весь взмок, увязая по колено в снегу. Когда мальчики подошли к реке, по льдине бегали трое деревенских ребят. Увидев Егорку и Колю, они замахали руками и стали звать их к себе. Льдина как раз медленно приближалась к берегу.  Дождавшись, когда льдина уткнулась в берег, ребята перепрыгнули на нее. Покатавшись на льдине с полчаса, Коля, подбегая к Егорке, предложил:
           - Может, домой пойдём? А то я что-то проголодался.
           - Пошли, – согласился Егорка, – мне тоже есть охота.
           Они побежали к берегу. Льдина, стукнувшись о край, как раз начала отходить от него. Коля с разбегу, сильно оттолкнувшись от льдины, прыгнул на берег. Егорка, бежавший за ним, остановился у края льдины.
            - Ты что, испугался прыгать? – спросил Коля.
            - Нет, сейчас разбегусь и прыгну.
            Егорка отошёл шагов на двадцать и стал разгоняться, а льдина в это время отошла от берега на приличное расстояние. Добежав до края льдины, Егорка прыгнул и, не долетев до берега метра два, упал в воду и скрылся под ней. Коля что есть мочи закричал ребятам:
             - Ребята, Егорка утонул! Быстрей, сюда!
             Мальчики со всех ног бросились на зов Коли. Когда они подбежали, Егорка вынырнул из-под воды у края льдины, и один из ребят, что постарше, схватил его за ворот пальто и вытащил на льдину. Егорка лежал с закрытыми глазами, один из парней стал его теребить:
             Егорка! Егорка! Очнись!
             Егорка открыл глаза, посмотрев на ребят, спросил:
             - Я где?
             - Здорово, видать, перепугался, даже не помнит, где он, – заключил тот, что вытащил Егорку из воды, – вставай и беги домой, а то простудишься.
              Ребята помогли Егорке встать, вода с его одежды стекала ручьем. Как только льдина в очередной раз подошла к берегу, ребята все вместе перепрыгнули с нее на берег.
               - Бежим скорее домой, – предложил Коля, – А мамка тебе не задаст за то, что на льдине катался?
               - Наверно, задаст, – помрачнел Егорка.
                Быстрым шагом, ступая по своим же следам, мальчики направились к деревне. Они уже почти дошли до домов, когда Егорку зазнобило и он начал стучать зубами. Коля, заметив это, предложил:
               - Пойдём к нам, у нас печка истоплена, согреешься, обсохнешь. Глядишь, и мать не узнает.
               - Как же, не узнает, ей сегодня же доложат, лучше я сразу домой пойду, – отказался Егорка.
              Придя домой, он увидел на двери замок. Егорка сел на крыльце и стал ждать, когда придёт мать. Минут через пять прибежал Коля и на ходу крикнул:
               - Егорка! Пошли к нам. Моя мама сказала, что твоя мать ушла в другую деревню к тёте Наташе и не скоро придёт.
               Обессилевший и продрогший Егорка поплелся вслед за Колей. Когда они вошли в дом, Колина мать на кухне стирала в корыте бельё на стиральной доске. Увидев Егорку, она оставила стирку и, подойдя к нему, спросила:
               - Егорка, не рано ты купальный сезон открыл?  Помогая ему снять мокрую одежду, ворчала: - вот мать-то узнает, задаст тебе на орехи, будешь знать, как на льдинах кататься.
               Егорка, насупившись, молча раздевался. Оставшись в одних трусах, спросил:

               - Тёть Зин, а можно я в трусах останусь?
               - Оставайся, – разрешила она.
               - Мам, я есть хочу, – заканючил Коля.
               - И тебе не мешало бы взбучку устроить, совсем о родителях не думаете, а если бы утонули, что тогда?
               - Мы больше не будем, – заверил Егорка.
               - Идите есть.
               Ребята прошли на кухню, сели за стол. Зинаида налила каждому по тарелке супа с гусятиной, налила по стакану парного молока, нарезала большими ломтями заварного хлеба и, подав ложки, сказала:
               - Ешьте, а ты, Егорка, как поешь, сразу на печь лезь, погрейся, там тебя друг дожидается.
               - Какой друг, – поинтересовался Егорка.
               - Залезешь, увидишь, – загадочно улыбнулась Зина и пошла достирывать бельё.
               Проглотив первую ложку супа, Егорка только сейчас почувствовал, как проголодался. Похлебав супа, Егорка принялся за молоко с хлебом, ему очень нравился деревенский заварной хлеб, особенно с молоком. Закончив трапезу, Егорка полез на русскую печь, отодвинув занавеску, улегся на ватном матрасе. Потрогал рукой кирпичи печи: они источали приятное тепло. Егорка посмотрел в угол между дымоходом и стеной дома. Там, растянувшись, млея от тепла, лежал черно-белый кот. Егорка подполз к нему и начал его гладить, приговаривая:
                - Вася, хороший…  Потом обратился к Колиной матери: – Тёть Зин, а ты Ваську имела в виду, когда про друга говорила?
                - А кого же ещё.
                - А я думал Толя здесь.
                - Мам, а где Толя? – спросил Коля.
                - Я его к дяде Ване послала, за мёдом, надо же ему горло лечить. Ты на речку попёрся на льдине кататься, а уроки выучил? Что на выходные задавали?
                - Чтение, – с грустью ответил Коля. Он почти год как учился в первом классе, но так толком читать и не научился, да и, честно говоря, ему очень не нравилось это занятие.
                - Бери книгу и садись за стол, – приказала Зинаида.
                Коля взял книгу и сел за стол возле матери, где она стирала. Раскрыв книгу, начал читать.
                - Хы-о-рь, – прочел он.
                - Где ты там увидел «Хы»?
                - Х-о-рь, – снова прочитал Коля
                - Ну, что написано?
                - Хорёк, – ответил Коля.
                - Точно?
                - Да, а что?
                - Читай заново! – раздражаясь, повелительно сказала Зина.
                - Х-о-рь.
                - Так, и что получилось? – строго спросила мать, выжимая полотенце.
                - Хорёк, – как ни в чём ни бывало, ответил Коля.
                - Какой хорёк, – выходя из себя, Зина огрела Колю по спине, выжатым полотенцем, – какой хорёк. Хорь там написано, хорь… полжизни отнимешь, пока читать научишься.
                Открылась входная дверь, и в дом вошла Егоркина мать.
                - Можно? У вас что тут за война? – спросила она с порога.
                - Заходи, Марья. Читать учимся, вот такая война, – ответила Зинаида.
                - А моё горе-горькое где?
                - На печке, с котом обнимается. 
                Из-за отдернутой занавески показалась голова Егорки:
                - Я здесь, мам.
                - Что делать-то мне с тобой, беда бедовая? – сетовала Марья, – всё время ты на свою голову приключения ищешь. 
                - Мой Колька тоже не лучше, – вторила Марии Зинаида, – налупить бы им как следует. У-у, паразит, – замахнулась она на сына. Коля, вжав голову в плечи, притих.
                - Налупить-то можно, только вряд ли поможет, – возразила Мария, - а Анатолий тоже с ними был?
                - Нет, слава Богу, – ответила Зинаида, – но он тоже отчудил, сосулек вчера наелся, а сегодня хрипит, вот я его к брату и послала за мёдом.
                - Вот, кстати, про Ивана… Егорка же ему под топор угодил.
                - Я слышала, но, как и что, толком не поняла. Что там на самом деле-то произошло? – поинтересовалась Зинаида.
             -  Ну, как же, ты помнишь, тетя Ариша той осенью умерла, в конце сентября. Иван в саду с мужиками доски на гроб тесали, и Егорка возле них крутился, а у Ивана топорище рассохлось, и топор с него соскакивал. Он Егорке и говорит: «Ушёл бы ты от греха подальше, а то ненароком топор сорвётся. Поиграй в другом месте». Егорка отошёл, сел под яблоню и ноги в сторону Ивана вытянул. И как назло в этот момент топор с топорища у Ивана слетает и Егорке по правой ноге чуть ниже колена попадает. Я в это время с бабами в доме стряпала, блины пекла на поминки. Гляжу, один из мужиков прибегает и говорит мне: «Твоему парню ногу топором разрубили». Я всё бросила и скорее в сад, а там Егорка сидит под яблоней, рыдает, и рана на ноге у него глубокая… и что интересно: крови совсем мало. Один из мужиков его подхватил на руки и к нашей фельдшерице. Прибегаем к ней. Она марлю риванолом смочила, к ране приложила, бинтом замотала и говорит: «Завтра в районную поликлинику вам надо ехать, ему рану зашьют». На другой день взяла в колхозе подводу и поехали в район. А там очередь, битый час просидели. Зашли в кабинет, врач осматривает рану, а Егорка у него спрашивает: «Дяденька, Вы мне ногу не отрежете?». А он шутит: «Отрежем. Вон у тебя губа под носом разбита, мы тебе и голову отрежем». Я думала, Егорка заплачет, а он ничего. Зашили ему рану на ноге, пять швов наложили. Я думала, он дома теперь сидеть будет, пока нога заживёт, а он, как приехали, на улицу запросился, – закончила рассказ Мария.

     …. Подходя к своему дому, Егорка сказал ребятам:
           - Вы идите, а я дома останусь, скоро стадо мне надо встречать.
           - А я думал, мы у нас в саду поиграем, – разочарованно произнёс Коля.
           - Нет, – отказался Егорка, – а то я заиграюсь и забуду, а меня потом мама ругать будет, уж лучше я дома останусь.
           Распрощавшись с ребятами, Егорка пошёл в сад. Набрал под яблоней чашку яблок, помыл их у колодца, сел на крыльцо и стал есть. Через некоторое время на краю деревни показалось стадо. Пока стадо подходило к его дому, Егорка порезал на куски оставшиеся яблоки и пошёл встречать овец. Подкармливая их яблоками, загнал в хлев. Когда он вышел на улицу, к дому подходила мать, возвращавшаяся с работы.
           - Сейчас подою корову и ужинать будем, а ты поросятам поесть отнеси, – распорядилась мать.
          Егорка побежал в дом, взял заранее приготовленное ведро с едой для поросят и пошёл на подворье. Открыв дверцу, вошёл в хлев. Двое поросят, обступив его, хрюкали, предвкушая предстоящую трапезу. Он вывалил содержимое ведра в корыто. Поросята, чавкая, стали жадно есть. Егорка, почесал одного поросёнка по спине, приговаривая:
          - Ешьте, мои хорошие, ешьте.
          После ужина Егорка сказал матери:
          - Мам, я спать хочу.
          - Мой ноги, умывайся и ложись.
          - А ты ко мне придёшь? - спросил Егорка.
          - Приду, только посуду помою, – ответила мать.
          Убрав со стола и помыв посуду, она пришла к Егорке, присела на край кровати.
           - Мама, спой мне песенку, пожалуйста, – жалобно попросил Егорка.
           - Какую тебе спеть? – спросила мать.
           - А ту, что мой дядя Вася любит, про мороз.
           Мать, устремив свой взор в угол спальни, запела.
           - Ой, мороз, мороз, не морозь меня …
           Когда она допела первый куплет, Егорка уже спал.  Поправив одеяло, мать нежно посмотрела на сына и еле слышно промолвила:
           - Спи моя радость, спи мой золотой…   
           Мария вышла на подворье, прихватив с собой ведро с водой, забелённой мукой. Поставила ведро перед коровой. Поглаживая ласково её по спине, сказала:
           - Пей, Зорька, пей.
           Подождала, пока корова попьет, принялась, чистить стойло, таская вилами навоз на улицу. Заглянула в хлев к поросятам, те лежали, развалившись, на соломенной подстилке. Села на скамейку, оглядела покосившееся подворье и разрыдалась причитая:
           - Господи! Что же я мучаюсь-то так, ведь всё разваливается, помоги нам с Егоркой уехать куда-нибудь. Сил моих больше нет, что же с самого рождения я мучаюсь…
            …Через месяц они продали дом и переехали жить в районный центр, а через год и вовсе перебрались в другую область.