Глава 9. Разрыв

Атос возвращался домой не спеша. Липовая аллея, ведущая к замку, разрослась так, что дорога временами превращалась в зеленый туннель. Прошло двадцать пять лет с того дня, как он перешагнул порог этого дома. Всякое бывало за эти годы, но все же хорошего было неизмеримо больше, чем плохого. Здесь вырос его сын. И сам Огюст нашел здесь свой настоящий дом. Деревья, когда он впервые увидел эту аллею, кто-то спилил так, что торчали одни стволы. Теперь зеленый шатер к осени становится золотым.

Время не повернуть вспять.

Вот и еще одна страница жизни перевернута. Он возвращался после последней (теперь он в этом уверен) встречи с де Шеврез. Окончательно и бесповоротно сказав "Прощай!".

Как хорошо, что она уедет из Франции. Навсегда!
Наконец он понял, что их не связывал даже сын. Что, под когда-то обворожительной внешностью, скрывается эгоистичная, умная, хитрая женщина, лишенная каких-либо моральных устоев, похотливая, эгоистичная самка, готовая отдаться любому, кто ей приглянется: будь то король, министр или жалкий деревенский кюре. Она не способна любить своих детей: где тут говорить о верности и чувствах! Разве он ждал от нее чего-то? Ну, положа руку на сердце - да, ждал. Думал, что любовь к сыну - это то, что их связывает больше, чем сердечная привязанность. Что годы заставят ее искать в их связи нечто большее, чем просто близость; надеялся, что их встречи породят и близость душевную. Вечный фантазер! Как был мальчишкой в двадцать лет, так и остался им в пятьдесят.

Кроме сумасбродства, он не увидел за эти семь лет ничего. Единственно, что она проделывала с завидным постоянством - это пыталась афишировать их связь. Как только ее терпел столько лет бедный Арамис?

После нескольких, особенно одиозных выходок мадам, он старался держаться от нее на расстоянии. Мари сразу почуяла, что близкий друг удаляется от нее. И прибегла к испытанному в данной ситуации средству: Рауль. Именно ради него Атос уходил от ссор. Ему казалось, что герцогиня так привязана к сыну!

Она же давно пресытилась ролью покровительницы, трогательно опекающей юного воина. Рауль почувствовал это раньше отца, но не спешил делиться с ним: не хотелось огорчать графа. Атоса всегда радовало, что герцогиня так мила с сыном. Молодому человеку никогда не приходило в голову, что двух этих людей связывает нечто большее, чем дружеские отношения. Заслуга графа была в том, что Рауль так ничего и не понял.

Да, Шевретты надолго не хватило. Она так стремилась к огласке, так хотела, чтобы ее связь с графом знали все вокруг! Она каждый свой роман рассматривала, как очередное приключение, которое можно подать в обществе в качестве пикантного анекдота.

Атос категорически не желал быть в одном списке с Бэкингэмом, Холландом, Шатонефом и прочими. Свое отношение к ее болтливости и бестактности он высказал резко и категорично. И так, что мадам поняла: тут даже проливаемые слезы не помогут удержать любовника. Этот не станет молить о пощаде.

Атоса, довольно долго не решавшегося начать этот разговор, подтолкнула беседа с сыном. Рауль зашел к отцу после визита к мадам де Шеврез. Он никогда не упускал случая засвидетельствовать ей свое почтение, когда бывал в Париже в то же время, что и герцогиня. Шевретта неизменно была внимательна к юноше, расспрашивала его о походах, мило шутила на тему его привязанности к мадемуазель де Лавальер, и всячески поощряла в высказывании ей признательности и почтения. В особенности, пока он был очень юн.

В один из последних визитов его неприятно поразило, что она, едва отдав долг вежливости, стала проявлять нетерпение, потом раздражение и, когда он поспешил откланяться, она не сумела скрыть чувство облегчения, что его визит не затянулся.

Сегодня же она просто не приняла его. Он знал, знал точно, что она дома. Но откуда ему было знать, что эта опала вызвана визитом отца и их последней ссорой? Атос твердо решил, что пора прекращать всякие отношения, если они стали в тягость обоим. Мари, естественно, считала, что она не совершает ничего предосудительного: что плохого в том, что они, двое свободных людей, неплохо проводят время и почему это должно быть тайной для окружающих? В высшем свете не принято прятаться в таких делах.

О, заподозри Атос сразу, что это всего лишь видимость любви и заботы о сыне! Что Мари просто приятно, что такой обворожительный молодой человек постоянно посещает ее дом, так почтителен, нежен и делится с ней своими маленькими тайнами… Что во всем этом - только тщеславие стареющей кокетки,.. что материнскими чувствами она не обладает и не хочет обладать. Что весь этот спектакль разыгрывался только для того, чтобы удержать его у своей юбки!

О, вот этого он ей никогда не простит! Этот театр не для него! Ложь он не желает терпеть. Если она решила, что разрыв с ним – это и разрыв с сыном, она просто бессердечная тварь! Он тысячу раз был прав, что не верил женщинам. Ему было мало миледи? Он получил пощечину еще раз, но в этот раз это удар по его отцовским чувствам.

Какая же Шевретта дрянь!

Рауль, не утаивший от отца, как приняла его герцогиня, растерянно смотрел на графа. Он не ожидал, что его рассказ так подействует: Атос побелел, губы презрительно сжались, гнев тут же сменился выражением ледяного презрения. Такой реакции на рассказ о герцогине он не разу не видел: Атос всегда очень положительно относился к его визитам к мадам. Рауль уже пожалел, что поделился с графом.

- Виконт! - голос отца звенел металлом. - Я думаю, что с этого дня вам стоит прекратить навещать мадам де Шеврез. Визиты эти могут повредить вам в глазах короля и света.

- Я не понимаю причины вашего запрета, граф? - Рауль, не скрывая тревоги, всматривался в отца.

- Я ничего не делаю зря, вам это известно! Я был бы очень рад, виконт, если бы вы прислушались к моим словам.

- Ваши слова для меня приказ, отец.

- Я не хотел бы думать, мой друг, что вы мои советы воспринимаете таким образом, но в данном случае: это приказ!

Рауль понял, что отец больше не хочет говорить на эту тему. Без причины он никогда не стал бы с ним говорить в таком тоне. Сейчас его лучше оставить одного.

После ухода сына Атос так и остался сидеть на своем месте. Он не шевельнулся: сидел, откинув голову на спинку кресла. Только вздрагивали тонкие пальцы рук, лежащие на подлокотниках. Только это выдавало бурю в его душе.
 
Он далеко не молод - пятьдесят семь. Кровь у него кипит, как в молодости. Самое горячее желание сейчас: бросить в лицо вздорной кукушке все, что накипело на душе за эти годы. Но этого он не сделает никогда! Он все проговорит здесь, у себя, и про себя! Дальше стен этой комнаты сей монолог не выйдет. Пусть поскорее убирается из Парижа, из Франции, из их жизни! Он опять выступил в роли наивного дурака - и это, прожив такую жизнь!

"Бедный мой мальчик! А я понадеялся, что ты получишь хоть немного любви от матери! Какое счастье, что ты так и остался в неведении…"

Нет, сидеть дома он не в силах. Атос не стал звать Гримо. Зашел на конюшню, сам оседлал и взнуздал коня, жестом остановив конюха, бросившегося ему помогать. Глядя, как хозяин легко, словно молодой, вскочил в седло, конюх только головой покачал ему вослед: " Что-то с барином не так!"

Атос погнал коня по улицам города, потом в поле, лес. Только на узкой тропинке, петлявшей среди деревьев, он придержал лошадь: кусты и стволы стояли здесь стеной.

Неожиданно на дорогу выскочила лань. Остановилась, чутко поводя ушами, и глядя прямо на человека. Она была так близко, что он различал ресницы; странно, но она не выказывала страха. Потом чутко вскинула голову и одним прыжком, легко, как во сне, перелетела через заросли. На том месте, где она стояла секунду назад, осталось пятно света от пробившегося сквозь заросли луча солнца.

Атос глубоко вздохнул, провел рукой по глазам. Город близко, но, видно, здесь не часто охотятся теперь. К черту Париж! Он возвращается к себе, в Блуа, в Бражелон. И вдруг вспомнил: Кольцо царя! Может, сейчас самое время исполнить задуманное? Он свободен, Рауль взрослый, если что и случится с ним, сын, слава Богу, узаконен в правах. Атос в его возрасте уже давно вершил суд в Ла Фере, будучи полновластным его хозяином.

Первый раз Огюст попал на Восток не по доброй воле. Почему бы ему не повторить этот путь еще раз, но уже по собственному желанию?

В этой мысли, несомненно, что-то было! Он вернется в Бражелон, уладит все дела. Потом съездит в Ла Фер за шкатулкой. А оттуда - прямиком на Тулон.

Атос рассмеялся с облегчением. Будем мерить дороги Франции, как во времена незабвенного мушкетерства. Не сидится ему дома. Ну, так что же: пока есть силы, надо путешествовать. Будет о чем рассказывать внукам в зимние вечера.