Глава 10. Кедрон

Родовой замок встретил его странной тишиной. В этой молчании угадывалось что-то непонятное, какой то угрозой веяло из-за старых стен. Давно не было в живых ни рыжего конюха, ни Гийома. Новая челядь и новый управляющий работали в замке, но сейчас не было никого. Ни живой души! И, что самое непонятное - никто не вышел им навстречу.

- Странно! - граф спешился, бросив повод сопровождавшему его Гримо. - Подожди меня здесь. Нет, нет, Гримо, - остановил он старика, увидев, что тот привстал на стременах, - в этот раз я сам пойду все узнать. Надо выяснить, куда все подевались. Не переживай, пистолеты и шпага при мне.
 
Атос сделал уже с десяток шагов по двору, когда до него донеслись чьи-то причитания. Плакала женщина. Гримо, не дожидаясь знака хозяина, соскочил на землю и пошел за графом, держа коней в поводу.

Они завернули за угол охотничьего домика и тут увидели толпу. Люди стояли молча, и только женский плач и редкие вздохи нарушали тишину. Заслышав цокот копыт по камням, они обернулись.

- Ох, господин граф! Горе-то какое! Нашего кюре убили!
- Кто посмел? - Слуги расступились, пропуская графа к телу. - Напасть на священника! Негодяи! - Атос опустился на колени перед трупом.

Кюре был в этих краях человек новый. Назначенный в эти места взамен умершего старого священника, служившего здесь едва ли не со времен Ангеррана де Ла Фер, он сумел за короткий срок заслужить любовь и доверие прихожан.
Молодой, энергичный, отзывчивый, он поспевал везде. Если было необходимо, он мог и с оружием в руках постоять за себя и за свою паству.

- Что произошло? - граф справился с гневом, душившим его. - Кто-нибудь видел, как это случилось? Времени прошло не много: тело еще не остыло!

- К нему люди в церковь зашли. Расспрашивали о чем-то. Тихо говорили, я не расслышал о чем. - Мальчишка-служка осторожно просунул голову между взрослых, окружавших тело кюре.

- Ты что, в церкви тогда был? - удивился Атос. - Как же они тебя не заметили?

- А я под лавку залез. Наш кюре сначала тихо им так отвечал, а потом велел им убираться. Тогда они его схватили, сюда притащили: тут и закололи. Потом кинжал вытащили, какое-то письмо на него положили и убежали. Их, видно, кони за стеной ждали: я слышал, как они ускакали.

- Сколько их было?

- Трое.
 
- Ты их запомнил? Узнать сможешь, если что?

- Испанцы это были, господин.

- Испанцы? – Атос побледнел. - Ты уверен?

- Да что я, ваше сиятельство, испанцев не видал, что ли? И говорили они так, как испанцы на французском говорят.

- Хорошо, а где письмо? На теле его нет.

- Да вот оно, господин граф. - Управляющий протянул ему письмо, запечатанное такой знакомой печатью черного воска.

- На нем ваше имя стоит, мы не осмелились печать сломать.
 
Атос взял письмо дрогнувшими пальцами. Значит, счет не закрыт? Кого они возьмут следующим?

Он бросился в библиотеку. Так и есть: в книгах рылись основательно. Хорошо, что у них не было времени, а кюре и сам не знал ничего. В такой огромной библиотеке книгу найти можно, только зная, где что лежит. Святые отцы не деликатничали; книги и свитки валялись на полу грудой. Будьте вы прокляты, пособники дьявола! Добрались все же до цели! Если ему каждый раз приходится платить жизнями близких людей, он найдет способ избавиться от этого сокровища, вернув его туда, откуда его привезли.
 
Кольцо было на месте. И свиток – тоже. Он его сжег, растопив камин. И без сожаления смотрел, как медленно тлеет, превращаясь в горку пепла, кожа, которую не сумели уничтожить ни века, ни сырость, ни человеческие страсти. Без этого куска пергамента Кольцо для непосвященного стало металлическим ободком с тремя простыми буквами древнего алфавита.

Атос поставил шкатулку на место. Кольцо вложил в крохотный ларчик, в котором когда-то хранилось кольцо с сапфиром в оправе из алмазов. То самое, которое он надел на палец Анне. Теперь он должен сохранить его, как самое свое большое сокровище. До той минуты, пока не запрячет его среди камней где-то в Кедроне.

Гримо и управляющий ждали его в коридоре. На немой вопрос старого слуги граф кивнул головой.

- Гримо, мы уезжаем прямо сейчас. У нас мало времени. Готье, пошлите в Амьен, необходимо организовать розыск. Шансов не много, но попытаться найти убийц надо. Люди должны чувствовать, что у них есть защита.

- А вы, Ваше сиятельство? Опасно вдвоем, возьмите с собой подмогу.

- Бог нас убережет, как берег доныне. Лишние люди - это уже заметный отряд. Мы должны спешить, времени у нас в обрез. Промедлим - могут быть новые жертвы.

Атос не стал говорить того, что думал: что в замок больше не придут, а будут охотиться за ним. Потому что поняли: кроме него, никто не знает, где спрятано Кольцо.

Поездка в Ла Фер не задалась. Не так хотелось ему провести время в родительском доме. А сейчас он, как вор, должен, ухватив эту семейную реликвию, окольными путями пробираться к своей дальней цели. Он сам у себя должен красть! Кажется, теперь он положит конец этой затянувшейся истории с кровавыми страницами.

Конечно, теперь они будут пытаться добраться до Рауля… От этой мысли вся кровь бросилась ему в голову. Сына они не получат!

В Бражелон они не поедут: Рауль в армии. Атос не сомневался, что о сыне и о нем знают все: у Его Святейшества осведомители работают на совесть. Теперь все зависит от того, как быстро сумеет он попасть в Иерусалим. Если он успеет спрятать Кольцо до того, как его поймают, они останутся ни с чем.

С этой минуты он не давал себе ни минуты поблажки. Забыл, сколько ему лет. И Гримо заставил забыть. Они мчались на почтовых, меняя лошадей, со скоростью, достойной времен их мушкетерства.

И только тогда, когда корабль, везший очередную группу паломников, отчалил, наконец от берегов Франции, Атос позволил им расслабиться. Отдых требовался обоим. Гримо никогда не задавал вопросов, а Атос не считал нужным объяснять свои действия, но сказать, куда они направляются, он все-таки в этот раз счел нужным. Гримо не возражал. Он настолько привык повиноваться графу, что любое его приказание, любое действие принимал на веру, как принимал на веру деяния Господни. И если и бывали у него сомнения, то Атос о них не знал. Объяснение, что их ждут в Иерусалиме, верный слуга принял, как нечто само собой разумеющееся: у его ученого хозяина могут быть дела и на краю света.
За годы службы у Атоса он привык ко всякому. И потрясение испытал только однажды: когда понял, что господин Рауль - сын графа.
                ***


С дороги Атос умудрился отправить подробные инструкции в Ла Фер и Бражелон. Рауля он беспокоить не стал: виконт, терзаемый тревогой за отца, способен был выпросить отпуск и отправиться за ними. Пусть лучше остается в армии. Там, как ни парадоксально это звучит, ему безопаснее всего.
 
Это плавание, в отличие от предыдущего, прошло спокойно. Им везло. Везло на суше, везло и в море. Бог милостиво взирал на двух немолодых людей, стремящихся к Гробу Господню. И, несомненно, от него не укрылось, какие помыслы ведут графа в Святые места.

А чем еще, как не Его покровительством, можно было объяснить, что с ними до этой минуты ничего не случилось дурного, хотя, по слухам, и до них, и после паломники подверглись нападениям разбойников.

В представший ему вновь мир Атос всматривался глазами того мальчишки, каким был сорок лет назад. Эти пески, скалы, море не тронуло время. Все так же шумел прибой, все так же плавился под солнцем песок и плавали в мареве миражей скалы.

Вот только дорога теперь переносилась не в пример прошлому тяжелее. Арабские скакуны, выведенные специально для этих мест, легко ступали по барханам. Путешествовать на верблюдах Атос отказался наотрез. И теперь, закутавшись в бурнус и прикрыв лицо до самых глаз галабией, они с Гримо ощущали себя настоящими бедуинами.

Да и кто бы определил, что этот всадник, так гордо и непринужденно державшийся в седле и бросавший из-под юношеских ресниц пронзительные взгляды по сторонам, давно перешагнул порог зрелости!

Когда на пути, наконец, появился первый перед подъемом в Иерусалим караван-сарай, тот самый, где повстречал он рабби Мордехая, Огюст почувствовал, как его затопил поток воспоминаний. Снова звучал в ушах голос старика, повествующий о красотах Святого города. И снова слышал он повесть о Кольце Соломона, и едва сдерживал желание достать его на свет божий из заветной шкатулки.

Два дня пути - и они у цели! Потом он позволит себе отдых, позволит осмотреть город, Посмотреть, что же осталось от столицы древнего царства. Но уже и сейчас видно, что город оживает. Дорога стала оживленней, и по ней все время снуют всадники. Верблюды, груженные товаром, какие-то повозки, неутомимые ослики, которых можно признать только по торчащим меж корзин и тюков ушам. Все это мычит, ржет, обменивается многоязыкими воплями и воплощает в себе многоликий Восток.

Атос решил, если у него получится, посетить квартал, в котором в свое время предполагал расположиться Мордехай. Квартал разросся, и в нем сосредоточился один из центров торговли с Европой.

Они добрались до города на рассвете третьего дня. Гримо, совершенно ошалевший от шума и гама, только головой крутил, пытаясь запомнить дорогу. Куда только не заносила его судьба на службе у графа, он привык ко всему, но как вести себя в этом балагане - не знал. А Атос, руководствуясь своей великолепной памятью, уверенно, словно всегда здесь жил, продвигался по лабиринту улиц.

Граф остановился перед какой-то дверью. На стук вышел человек, с которым они обменялись несколькими словами; хозяин с поклоном посторонился, и они зашли в дом. Как и во всех домах этого края, за дверью оказался небольшой дворик-патио. В самом доме, несмотря на жару, царила прохлада. Их провели в небольшую комнату, где можно было переодеться. Хозяин принес Атосу наряд паломника, и граф сразу стал неотличим от множества людей в подобиях ряс с капюшоном, защищающим голову от палящего солнца и скрывающего лицо от нескромных взглядов. Под одежду француз спрятал кинжал.

На беспокойные взгляды своего слуги он успокаивающе положил ему на плечо руку.

- Гримо, я уже бывал в этих краях в молодости. Не бойся, к вечеру я вернусь. Никуда не уходи, жди меня в доме. Если, вдруг, - он запнулся, потом продолжил, как будто речь шла о чем-то, само собой разумеющемся, - если я не вернусь через день – возвращайся во Францию. И поскорее. Обо мне не тревожься: я сумею добраться потом.

Искать меня не надо - это будет бесполезно. Раулю передашь это. - Он протянул Гримо объемистый пакет. – Это важные бумаги для виконта. Больше ни для кого они ценности не представляют. А вот это для тебя, если тебя остановят. - Это было письмо, запечатанное графской печатью. - Идти за мной не смей: это приказ.

Прежде, чем Гримо успел сообразить, что к чему, сделать хоть одно движение, Атос стремительно покинул дом, оставив старика в полной растерянности.

Несколько слов, которыми он обменялся с местными жителями, подсказали графу дорогу. Он спустился тропинкой в долину Кедрона. Множество людей шли по той же дороге; именно этим путем, по легенде, должен был пройти Мессия, прежде чем вступит на Храмовую гору. Каждый новоприбывший считал своим долгом прийти к месту упокоения царей Израилиевых. И в той легенде, что хранилась в его памяти смолоду, именно из-за этих гробниц вышла неведомая красавица, так прельстившая взор сира де Куси.

Атос остановился, осматриваясь по сторонам, прикидывая, какое из пристанищ надежнее всего скроет его опасное сокровище. Спрятать ларчик надо так, чтобы никому в голову не пришло, где его искать.

Древние скалы дышали зноем: солнце стояло почти в зените. Огюст устал, но сдаваться не собирался; несколько глотков воды из припасенной фляги вернули ему силы, и он с удвоенным интересом принялся осматривать окрестности. Одна из гробниц, увенчанная пирамидальной крышей, с глухими, словно вырубленными в скале стенами, привлекла его внимание. Он обошел ее, внимательно вглядываясь в каждую трещину. Задняя стена вплотную примыкала к скале. Похоже, она и впрямь когда-то была с ней единым камнем. Здесь, в глубокой тени, образованной нависающим валунами, было прохладнее. Скала может осыпаться под действием резкой смены жары и холода, но сама гробница не выглядит особенно пострадавшей от времени. Сколько столетий прошло с того дня, как она приняла в свои стены прах древнего царя? Он еще раз внимательно осмотрелся. Ни живой души поблизости. Бросил взгляд наверх, на вершину нависшей скалы - тоже никого.

Один из камней, изображавший кладку стены, показался ему подозрительным, не прочно сидящим в ряду... Несколько движений лезвием кинжала - и он неожиданно легко поддался и вышел из стены. Атос всмотрелся повнимательнее еще раз: камни во многих местах чуть выступали вперед. Это было отлично: никто не заподозрит, что именно этот чем-то отличается от остальных. На месте вытащенного камня темнела небольшая ниша: лучшего места и не придумаешь!

Атосу показалось, что он слышит чьи-то шаги. Он быстро вложил шкатулку в отверстие и вернул камень на место. Потом аккуратно затер оставшийся паз. Теперь ничто не напоминало, что здесь тайник.

Он выждал еще несколько минут: никого… Когда он вышел из тени, вблизи не оказалось даже тех паломников, с которыми они сюда спускались. Группка нашлась на тропе на подъеме к Храмовой горе.

Граф еще какое-то время бродил среди бесчисленных надгробий; удивительно, как много желающих хотят быть поближе к Мессии, когда он придет вершить суд и мертвецы начнут восставать из могил!

Он не хотел бы найти здесь свою смерть. Своим последним пристанищем он выбрал отличное место: на границе своих владений в Бражелоне.

Он не спеша подымался в гору, чувствуя, как усталость все сильнее овладевает телом. Нервное напряжение понемногу спадало, оставляя после себя что-то похожее на оцепенение. Тем ни менее, он сумел исполнить самое главное из задуманного: избавиться от Кольца именно там, где оно попало в руки его предку. И сделать это достойным способом…

- Что с тобой, господин? Ты нездоров? - тихий, мелодичный голос. Но рука, придерживающая покрывало у глаз, сморщена от старости, покрыта, как коростой, коричневыми пятнами. Он поднял голову: женщина сказала правду - ему нехорошо, воды во фляжке не осталось, а путь по жаре еще не близкий.
Глаза их встретились. Атос сдвинул капюшон, и женщина глухо охнула, разглядев его глаза.

- Синьор Огюст? – прошептала она, прижав пальцы к скрытым под покрывалом губам.

- Кто ты? - он отпрянул, но она успела ухватить его за край одежды.

- Синьор Огюст! Сколько лет прошло, а вы все равно молоды и красивы! Я ваши глаза ни с чьими не спутаю, мой господин!

- Кто вы? Мы знакомы?

- О! Меня вам не признать, мой господин! Я Айялла, помните, та девочка, с которой вы….

- С которой мы бежали из Джиджелли! – закончил Атос потрясенно. В голове пронеслось: "Она вышла мне навстречу, как та, из легенды!"

Огромные черные глаза с редкими ресницами - вот и все, что осталось от былой красоты на этом, иссушенном временем и жарой лице. Такие лица характерны для восточных женщин, чья жизнь проходит в рождении детей и тяжкой работе по дому…

Он смотрел на нее, все еще не веря, что с ней такое сотворили годы, а женщина решилась и, протянув руку, отбросила его капюшон.

Атос ощутил, как краска стыда покрывает его лицо: стыда за то, что он, поверив негодяю, не сделал тогда ничего, что могло бы спасти девочку.

- Ты не изменился, господин. Все еще молодой и такой же красивый. Годы тебя пощадили. А вот я… - она горько улыбнулась. - Не осталось у меня под конец никого: ни мужа, ни семьи, ни детей. А ты?

- Сын. У меня есть сын. - Губы не слушались.

- Взрослый?

- Двадцать три года.

- Красивый, наверное?

- Как юный бог.

- Похож на тебя или на мать?

Атос раскрыл медальон с миниатюрным портретом сына.

– Взгляни и суди сама, на кого он похож.

- Это ты в юности. Одно лицо! - грустная улыбка, за которой стояло так много, сказала ему больше, чем сотни слов и признаний. Айялла встала с камня, на который присела. Тихо звякнули браслеты, когда она вновь прикрыла лицо.

- Пойдемте, синьор, я провожу вас. Вы, наверное, уже не помните дорогу.

Атос подал ей руку, но она, все так же улыбаясь, покачала головой.

- Нет, мы не у тебя на родине, не в твоей Франции. Видишь, я все еще помню твои рассказы об обычаях твоей страны и о том, что ваши женщины могут позволить себе опереться на руку мужчины.

Они шли молча, и Атос, впервые в жизни, ощущал себя стариком. Айялла привела его к дому, где его ждал Гримо.

- Я не знаю, какое решение привело тебя к нам, мой господин. Но я уверена: это было правильное решение.

Атос не смотрел на свою спутницу: чувство стыда и бессилия было нестерпимыми.

Она догадалась, что его мучит:

- Не вините себя, синьор. Вы тогда ничего не могли сделать, а я… я рабыней родилась и рабыней умру. Но и у меня была радость в жизни: я всегда тебя помнила и умру, благословляя тебя. Веришь мне?

Атос, не зная, как ответить на это признание, только прижал ее руку к своим губам.

- Ну вот, теперь и я почувствовала, каково это: быть дамой из Франции. - Она поплотнее запахнула свое покрывало и поспешно скрылась за поворотом улочки.

Что это было? Прощание с прошлым? Он чувствовал, что вступил на новый путь, неведомый и не сулящий счастья. Но путь, который раз избрав, он обязан был пройти до конца.