Просто хорошее кино - двенадцать

               
     - О всесвятый пророк Замотай, - напрочь оглоушенный мескалином доктор Гонзо, пузатый полинезийский адвокат в яркой гавайской рубахе, по - хорошему подпоясанной водосточной цинковой трубой блокадного Ленинграда, свинченной под покровом тумана с  " Крестов " еще Ахматовой, о чем будет своевременно поведано всякому владеющему русским языком, иншалла, видимо, окончательно спятил и теперь ползал по тесному номеру  " Фламинго ", снесенного Багси Сигелом в сороковых, натыкаясь курчавым лбом на тоненькие ножки телевизора  " Зенит ", потные копыта его неизменного приятеля Рауля Дюка и иные странные предметы меблировки, перейдя на какой - то из восточнославянских диалектов, профессор журналистики, мельча ножом для чистки лаймов чистейший боливийский, еще подумал, что, не иначе, сербский или хорватский, но то был русский, исконный язык всякого полинезийца и адвоката, - скажи нам, грешным, доколе ?
     Он уткнулся лбом в стену и замер, дрожа великолепными ягодичными мышцами, рельефно проступающими сквозь тончайшую трикотиновую ткань шикарно пошитого  у " Брукса " костюма, несколько претерпевшего за предыдущую ночь.
     - Четверицы, - поправил себя Рауль, вынюхачив могутным вдохом пару весов зараз, херача указательным пальцем по западающим клавишам пишущей машинки, верной подруги и любовницы, терпимой и крайне толерантной, она смирилась и с беспорядочными половыми связями лысоватого шустрячка, и с антисоциальным и безответственным образом жизни его же, и с краткими замыканиями доктора, как сейчас. - Не троицы, там еще Надька.
     - Сука, - провыл по - прежнему на непонятном языке адвокат, хватая Дюка за ногу. - А где твоя шишковидная голова ?
     Рауль охнул, отчего - то испугавшись столь простейшего вопроса, схватился за голову и с облегчением вздохнул, обнаружив ее на законном месте, на шее. " Совсем сбрендил ", - подумал профессор, свысока поглядывая на друга, ползущего к двери, заколоченной три дня назад крест - накрест фронтовыми досками ...
     - Какой фронт ? - схватился за голову уже я, перечитывая последние строки чистейшего, как боливийский, потока сознания. Я поскрипывал крылышками, шуршал челюстями, как истинный навозный жук - скарабей, бог, нашедший жемчуг сегодня с самого спросонья, думая и менжуясь, подступая к Хармсу и снова сдавая назад, просто понимая, что из четверицы поймут бессмертного Даньку лишь двое, а двоих других, милых и ништяковых, огорчать не хотелось, потому и попер Рауль Дюк. - Какие, в манду, фронты и доски - щепки ? Даешь Беломор - канал !
     - Даешь Беломор - канал ! - зарычал доктор Гонзо, биясь лбом о дверь, забитую фанерой от ящика с флоридскими апельсинами, утащенного профессором с кухни.
     - " Сальве " подойдет ? - раздался вкрадчивый голос из - за шкафа, откуда выкатилась на колесиках от стиралки маленькая игуана, мексиканская и изумрудная. Поблескивая темными глазенками и тряся возбужденно хвостиком она прокатилась между широко расставленных ног Рауля, присвистывая, будто небольшой паровичок Джефферсона, подмигивающего профессору со свернутой в трубочку купюры, по - прежнему решительно зажатой в левой руке.
     - Е...й в рот ! - возопил Рауль, смешно скривив рот и закатив глаза за желтыми стеклами очков. - Это уже не Недоделанный Рейх, это Таккерей в обертке от жувачки.
     - Правильно говорить  " жвачка " или " жевательная резинка ", - гнусаво поправила его игуана и, наконец, представилась . - Билл. Тритон.
     - Пролетарий, - прошептал адвокат, прислушивавшийся к из разговору, развернувшись напружиненным мыслью лицом в сторону письменного стола, заваленного всякой чепухой, твердой рукой приятеля отодвинутой на самый уголок. - Труба, бля. Ирландский пролетарий. Боевик, сука. Позвоните в полицию, - забормотал полинезиец, вытягивая из кармана тупоносый  " Уэбли ".
     Игуана, неприятно прищурившись, медленно покачала сухой головой рептилии, сплюнула презрительно на штанину журналиста и укатилась за шкаф, где кто - то закашлял, натужно, надрывно, чахоточно. Через мгновение оттуда выпер невнятный силуэт бородатого человека в опорках, черном пальто с чужого плеча, каких - то непотребных брючках со штрипками и с узлом, прижимаемым к груди.
     - Короленко, - начал гадать вслух Рауль, присматриваясь к реакциям нового визитера, пытаясь выяснить национально - половую принадлежность гостя. - Успенский. Дора Бриллиант. Софа Витухновская.
     С последними словами силуэт рассыпался в прах, песочным шорохом растекаясь крохотной кучкой у стола. Рауль Дюк хихикнул, щелкая зажигалкой прикурил неизменную сигарету в длинном мундштучке Диты фон Тиз, отодвинул впавшего в оцепенение приятеля ногой и отправился на подземную парковку отеля, где уже покрылась пылью  " Большая Красная Акула ".