из нового романа. эпизод 2

                - 2 –

Утро летней субботы выдалось тёплое, сухое, спокойное. Живи и радуйся. Хотя бы за Крым. Но Алексей Евгеньевич возвращался домой с тяжёлым сердцем. Да и своё новое место жительства, куда они с Лизой переехали недавно, назвать домом пока можно было с трудом. Может, и потому, что уезжали под гнётом необходимости, которой не может избежать ни один индивидуум, если так карта выпала. “Ибо – по Гегелю – отдельный человек находится в зависимости от внешних воздействий, законов государственных учреждений, гражданских  отношений”.  Добавил бы: и от детей. Он помнил кое-что из своих философско-литературных увлечений. Да и с юности не представлял себя вне общества, государства и его ячейки – семьи.  На миру и смерть красна.  Но мир не интересовали его, Алексея, семейные проблемы.  Которые  он, мир,  разнарядил на их приватную жизнь. Так и обитали в жизни  явлений и предметов повседневной прозы. Но жена попросила Алексея не писать об этом. 
Да и кому он был нужен со своей исповедальной прозой, когда кругом жёлтые статейки, плагиаторские  детективы с клишированными коллизиями и фразами (“а вот с этого места поподробнее“), краеведческие заказные опусы. Когда люди лишили себя таинства перелистывания живых страниц книг. Некоторые разучились и читать. А чувства изображали смайликами:
«Ку-ку!
)))
)))
Гы-гы.
)))
чмошник!
(Сучья Икра)»   
   
Это реакция на рецензию в адрес его произведения: «Один из самых пронзительных рассказов в русской прозе последних лет — "Яблоки. падают" Алексея Амыртханова. Неповторимо-амыртхановская проза...» /Крюкова/.

После последнего переезда  Алексей Евгеньевич  стал избегать святых для него мест, где он родился, рос, становился зрелым. Но если бульвар мужал на глазах, Алексей Евгеньевич    старился. 
Ещё недавно он и в непогоду выходил из дома на любимый бульвар и превращался в вольного странника. Теперь в родные 'палестины'  нужно было ехать на транспорте, которого он сторонился. Слишком рядом люди  находились здесь.
Когда-то, артистичный голос с  баритонным оттенком, с душевной болью читал на местной радиоволне его, Алексея, миниатюры. Словно вдохновлял одухотворённо на патриотические чувства, одновременно воодушевляя на гражданские подвиги.
Теперь этот голос, записанный на диск, каждый круг, изо дня в день, объявлял остановки или с каменным пафосом зачитывал рекламные объявления: “НПАП 1 принимает предварительные заказы на похороны, свадьбы, экскурсии”.
Алексей адекватно реагировал мимолётными стихами, правда, мысленно:

Уступайте места пожилым пассажирам.
Я - пожил. Только кто же уступит теперь.
Не до жиру сейчас, а остаться бы живу.
Мне открыли на выход переднюю дверь.

Рядом сидела старушка, теребила платок, щурилась на счета ТСЖ  и тихо плакала. Её было жалко. Себя – тоже.
Раздражала приторной вежливостью кондуктор. Если ей показывали ‘проездной’ она кричала через весь салон: “Спасибо! Спасибо!” А уж если платили живьём – поклоны била: “Благодарю вас, спасибо большое, спасибо!” И делала буржуазный с приседанием книксен.
Но это недавнее, было лучше, чем теперь. Народ пенсионного возраста ещё не привык к замене бумажных ‘пенсионных’ электронными карточками. Суетился в очереди к аппарату на животе громоподобной кондукторши. Она кричала:
-Куда суёшь?! Куда суёшь?! Видишь, я не готова. Вот сейчас мужчине оторву, потом тебе!
-Вот это секс! – восхищался первый.

Когда Алексея пригнуло совсем, а блаженной памяти собственное производство, кажись, приказывало долго жить, он от отчаяния начал искать работу.  Думал: пока всё устаканится – хоть куда. Решил – в кондукторы.
Силиконовая начальница отдела кадров неопределённого возраста долго и недоверчиво листала трудовую книжку Алексей Евгеньевича. Он стоял перед ней, как школьник, ждал вердикта.
-Идите в первую автоколонну.
-Я там был.
-И что?
-На их маршрутах кондукторы не нужны. Без них ездят.
-Тогда в третью.
Он спустился на первый этаж. Опять ‘трудовик’ листали.
-На 90-й маршрут.
Это из одного конца города – в другой. В один конец - часа два с половиной. Не считая пробок.
-А если приспичит?! – спросил он неулыбчивую начальницу маршрутов.
-Памперсы оденете.
-В купальнике кондуктора в ‘маршрутке’ встречал, но в памперсах?!..
-А кто видит-то?
Это было уже выше его сил, хотя в данный момент и перебивался с гроша на копейку.

Вообще-то, после дежурства логично было поспать. Включить один из нормальных каналов телевидения и под дрёму почувствовать себя человеком планеты, записывая на подкорку мировые проблемы и мысли о них. Запрограммированный  ‘ящик’ послушно переключался время от времени, выборочно вещал о разном. И вся совокупность  телесных и душевных свойств Алексея, называемая организмом, ёрничала: «Тебе бы о себе думать, а ты всё о мировых проблемах».