По фактической погоде

«Митька, пятилетний сын Нины, сидя в прикрученном к столу красно-синем детском стульчике, тихонько перекладывал гречневую кашу из ложки в руку и ссыпал ее на пол, где сидел, затаив дыхание, пёсик Бублик, который мгновенно слизывал всё, чем его угощал младший член семьи. Эта пантомима повторялась почти каждое утро, в зависимости от того, что Нина готовила детям на завтрак — скажем, манную кашу Митька сливать не рисковал, боялся заляпаться, а еще что Бублик может обжечься. Все делали вид, будто никто ничего не замечает: Митька преувеличенно внимательно таращился в планшет на любимых «Смешариков», пёсик переставал путаться под ногами и сосредотачивался строго под Митькиным стульчиком, Нина стояла на лоджии к ним спиной и курила, и только няня Мавджуда, именующая себя Машей («для русский ухо так проще»), неодобрительно бормотала что-то под нос. Мавджуда выросла в предгорье Памира, где собак держали исключительно в пастушьих целях, потому ей непонятна была эта блажь московских семей -  держать животных просто для удовольствия. Бублика она недолюбливала, он платил ей тем же, что, впрочем, не мешало им мирно сосуществовать и даже совершать долгие совместные прогулки в близлежащем парке.

Нина докурила, затушила сигарету в жестяной банке из-под кофе, стряхнула с рукава пепел и, хмуро поглядев поверх сизых низких крыш на традиционную глухую пробку на третьем кольце, пошла собираться на работу. Она трудилась редактором в глянцевом журнале, одном из многих в крупном издательском доме. На сегодня Нине предстояло взять интервью у очень известной дамы психотерапевта, встречу та назначила у себя в институте, институт был в двух шагах от работы, времени много, и Нина рассчитывала успеть съесть омлет в кафешке неподалеку от редакции в компании двоих коллег, а заодно обсудить с ними грядущий спец-выпуск на «детскую» тему, который свалился как снег на голову буквально вчера.

Женщина чмокнула Митьку в макушку, велела не балагурить и слушаться Машу, попросила нарисовать к вечеру что-нибудь смешное. Митька важно пообещал и просил приезжать скорее. Нина вышла на улицу, повернула в арку, где стояла машина. За дворник была заткнута бумажка, какая-то очередная реклама свежеоткрывшейся пиццерии через квартал. Нина скомкала бумажку, засунула ее в бардачок, включила радио и, вздохнув, двинулась в сторону центра. Из динамиков мурлыкало «Радио Книга», хорошо поставленный актерский баритон читал рассказ нового автора «из молодых», что-то о роковой страсти 70-летней квартирной хозяйки к своему 25-летнему постояльцу-фотографу. Текст Нине понравился, ей хотелось узнать, чем окончилось, она черкнула в заметках назва...»

Редактор крутанулась в вертящемся кресле и с раздражением прихлопнула крышку ноутбука. «Лавры Токаревой не дают покоя измученной душе, - думала она, - хотя куда ей до Токаревой. Та короткими предложениями пишет, ничего лишнего, а если какая деталь — то одна и помимо нее ничего не нужно, а она раскатает что твой граф Толстой, скобок натыкает, точки с запятой да отточия одни. Токарева излагает все от первого лица и ничего не стесняется и не боится — про покойников-писателей с их женами-любовницами, про своих мужиков, про домработниц и всегда о том, что смерть — продолжение любви. Казалось бы — одна палка два струна, а поди повтори. Или вот про Довлатова говорили, когда только публиковать стали эти черные сборники в начале 90-х — ах, да я такое могу писать километрами. Какая чушь! Где хоть один километр такой прозы, хоть полметра?.. Назвала героиню собственным именем, но не пишешь «я», ссыкотно, может, что-то личное? Ну, и что там будет с этой твоей Ниной 2.0 — она приедет на встречу с психотерапевтом, случайно в кафе увидит — кого? Правильно, бывшую какую-нибудь свою бешеную любовь. Они встретятся, все заверте... потом они расходятся, потому что у каждого позади такая своя жизнь, которую уже на другие рельсы не переставить — у Нины-2 там ведь в шкафу какой-нибудь жирный скелет, дай отгадаю? О, типа психбольной сын бывшего мужа от первого брака, который лежит в интернате, но иногда выходит, в общем, и нет никому до него дела, кроме этой твоей героини, а она, конечно, сама совесть и благородство, русская долюшка, долюшка женская. Короче, всё как обычно — плевать всем на эту твою Нину, кроме ее детей, давайте теперь все её хором пожалеем и повосхищаемся, как она и на следующее утро после ду-ше-раз-ди-ра-ю-ще-го расставания с любовью всей своей тупой жизни снова встанет курить на лождии спиной к сынульке, который крошит кашу на пол псу... Бубликом собаку назвала, уже где-то было у нее это в другом рассказе, ну ни фантазии, ни памяти... Господи, ну ведь чудовищно скучно!».

Забулькал мобильник. «Нина легка на помине, хахаха-хихихи, Злата пишет стихи», - пробормотала редактор и взяла трубку:

- Нина Сергеевна, приветствую! А я тут как раз...
- Добрый день, золотко, - проворковала трубка, - ну как там наши дела?
- Дела — ну как — работаем...  вот только что ко второй повести перешла...
- Как мило, Златочка, вы стремительны как...
- …домкрат...
- Что, простите?
- Нет-нет, ничего! Если вопросы будут - я соберу в файлик и вам пришлю, ну как обычно, да?
- Конечно, дружочек, как обычно, вы мой ангел, моя великая китайская стена. Златочка, я, собственно, чего звоню — вы, надеюсь, относитесь ко мне предвзято, то есть, хочу сказать, вполне положительно, и потому простите мне кое-какие хулиганства... в сущности, вся наша жизнь — это всего-навсего несколько устоявшихся сюжетов, нового никто не придумал... одним словом, наберите, как закончите, а то уж и вёрстка не за горами... ну, хорошего дня, Златочка!
- И вам, - ответила редактор, однако абонент уже отключился.

Редактор Злата сварила кофе, плюхнулась в кресло и углубилась дальше в повесть, которая называлась «По фактической погоде». Героиня действительно встретилась в кафе, но не с первой любовью, а с одним из своих бывших практикантов, умным сероглазым юношей с периферии. Юноша благодаря своим талантам и хватке закрепился в столице, у них с героиней внезапно состоялся интереснейший разговор, который им захотелось продолжить, да так, что героиня быстро перенесла интервью с дамой-психотерапевтом, и они с молодым человеком поехали кататься на речном трамвае...

Чем дольше читала Злата, тем меньше верила своим глазам, потому что начиная с этого эпизода в кафе писательница Нина разделала под орех ее собственную, Златину, историю, подробности которой еще недавно смаковала вся редакция.

К ним на практику просилось довольно много студентов-преддипломников, но главный редактор брала всегда только одного, непременно смазливого парнишку, который в результате выполнял исключительно функции курьера и вообще мальчика на побегушках, закупавшего кофе, заказывавшего картриджи или букеты, гонявшего до аптеки, отвозившего на такси на дачу пьяного арт-директора и так далее. Эти Костики, Владики и Олежки сменялись раз в полгода, не имея ни единого дальнейшего шанса приступить непосредственно к творческой работе в издательстве, и последний из этой череды, Володя, поразил Злату в самое сердце своим «г» фрикативным и огромными серыми глазами. Их служебный полуроман довольно быстро стал достоянием общественности и вызывал у коллег женского пола полный восторг своей больше чем 20-летней разницей в возрасте. «Наша-то старушка-пампушка, а? Не теряется!» - развязно подмигивали друг другу бильд-редакторши в курилке, юные рекламщицы шушукались и прыскали в кулачок, когда Володя подходил к Златиному столу и привставал на одно колено, чтобы поговорить с ней — он был огромного роста и нежно смотрел Злате в глаза как преданный трогательный жеребёнок, моргая пушистыми ресницами. Володя длинным шагом несся из столовой, таща возлюбленной на пластиковой тарелочке яблоко и печеньки; когда они уходили из офиса, он на ходу накидывал ей на плечи свою кондовую кожаную куртку, пропахшую табаком и умопомрачительно бездарной какой-то туалетной водой; он встречал ее перед работой у метро и провожал домой почти каждый вечер. Все ждали новогоднего корпоратива, ибо именно после него, полагали коллеги, «у них всё будет». Злата не слышала этого ничего, в её голове только вспыхивали петарды ужаса на тему «я ему гожусь в матери». Злата была уже 10 лет в разводе, единственный в жизни взаимный роман когда-то перерос в довольно унылые брачные отношения, она не умела принимать ухаживания и до спазма в горле боялась, что в один прекрасный день парнишка заскучает и не встретит ее у метро. В чем она ему и призналась через некоторое время.

Володя обожал кататься на речном трамвайчике, с детской непосредственностью тыкая пальцем во все, что вызывало у него интерес или восторг, громко хохотал, они со Златой изъездили всю Москву-реку, пока позволяла погода. Он робко брал Злату за руку перед ее подъездом, пожимал и, замирая, ждал ответного пожатия. В отличие от героини, Злата жила одна, ее дочка парой месяцев раньше переехала на съемную квартиру, матери звонила раз в неделю и вообще существовала  автономно, принципиально и свободно. Злата кавалера домой не приглашала, только позволяла себе посмотреть в щелочку жалюзи — стоит ли еще внизу, ищет ли взглядом окна?.. Он стоял, и Злата оседала в кресло с блаженным сердцебиением — да! "Да! Это он для меня, зрелой тётки стоит!.. Значит, не такая уж унылая, не такая уж уродина, ещё интересна, ещё хотят..! И неважно, что ничего не будет, спасибо, спасибо, что довелось еще хоть что-то пережить...!» Злата благодарила мироздание, она задыхалась, она была счастлива.

На новогодний корпоратив Злата не пошла, потому что накануне свалилась с каким-то гнуснейшим вирусом. Вызвала дочку, та притащила лекарств, быстро сварила морс, взбила пюре, приготовила на пару дней голубцов и отбыла по своим делам, пожелав матери «скорей вычухиваться, праздники же». Впервые Злате предстояло одной входить в следующий год, она с кривой ухмылкой представляла, как закажет себе какой-нибудь снеди в прозрачных контейнерах, типа утиного филе с брусникой, зажжет, наконец, огромную ароматическую свечку, привезенную черте когда из Испании и будет тыриться в телевизор, выключив звук на послании президента, вплоть до боя курантов. Мысли о юном курьере-воздыхателе она старательно отгоняла — с января на его место должен был поступить уже новый кандидат, шансов увидеться еще раз было немного. «Хорошенького понемножку, - лицемерно думала Злата, - повеселили общество - и будет... я толстая, снулая разведенка, всё что было сердцу мило — все давным-давно уплыло...» Она повторяла себе эту фразу столько раз, что когда раздался звонок в дверь, была совершенно не готова принять этот соткавшийся на пороге намечтанный, вымученный, сладкий эпизод оглушительного женского счастья.

Володя исчез наутро, пока Злата спала вполне блаженным сном. Телефонами они так и не обменялись за все время их знакомства. Злата прождала его все праздники, боясь выбежать вниз в круглосуточный магазин за продуктами — вдруг она выйдет, а он как раз появится. В конце концов она написала записку, прикрепила на дверь и совершила забег до «Биллы», обернувшись минут за 15. Записка висела на месте. 10-го января Злата вышла на работу, прожила кое-как планерку, на которой был представлен «новый Володя», коренастый смуглый парень с восточным именем. Коллеги поглядывали на Злату с разными выражениями лиц, кто сочувственно, кто злорадно, но все боле-менее вопросительно. Злата не завела на работе близких знакомств, держалась всегда вежливо и дружелюбно, а любые попытки навязаться в наперсницы, которые участились с появлением в её жизни Володи, пресекала на корню. Жизнь вошла в свою послепраздничную колею, новый курьер исправно выполнял свои обязанности, про Володю никто не вспоминал, как его и не было. Прошел почти год, и снова впереди маячили праздники.

Повесть изобиловала такими подробностями, что не оставалось сомнений — кто-то в красках изобразил писательнице историю Златиных одноразовых отношений, не поленившись вспомнить и описать даже такую мелочь, как рисунок на ее редакционной чашке — семейство Муми-троллей за столом, манеру переобувать на работе уличную обувь на смешные лохматые тапки, неловкое движение, которым Злата поправляла очки, словно боясь их уронить; даже то, что она с детства обожала до дрожи грибной суп, всегда сперва вылавливала из него кусочки грибов и складывала их на край тарелки, чтобы съесть потом, как самое вкусное...

Злата никогда не встречалась с этой женщиной, ограничиваясь общением исключительно по телефону и по электронной почте, писательница редко выходила из дому, обычно к ней направляли курьера, чтобы она подписала договор. Курьера... В желудке у Златы словно вырос большой мокрый ёж, какая-то смутная мысль цвиркнула мгновенно в голове и исчезла. Она протерла краем кофты очки, прикрыла глаза, откинулась на спинку кресла. Повесть оканчивалась тем, что героиня Нина решается лететь к себе на родину в Сибирь - навестить отца - и застревает в аэропорту, где по громкой связи объявляют: «Рейс будет совершен по фактической погоде». Нина выходит на воздух из душного здания аэропорта, закуривает и смотрит на летящий высоко в небе самолет. В сущности, героиня выглядела совершеннейшей пафосной идиоткой и лузером. У писательницы подавляющее большинство женских образов были именно такими, и Злата давно перестала понимать, почему эти бесконечные поточные сборники рассказов раскупались как горячие пирожки.

Редактор Злата взяла трубку и набрала номер писательницы. Та сбросила звонок. Злата позвонила еще, затем написала sms с одним только словом: «Зачем?»

        Писательница перезвонила Злате через несколько дней, выждав, пока Злата по ее понятиям закончит вносить правку в финальную редактуру книги. Со Златой писательница работала давно, привыкла к ней и по умолчанию доверяла больше чем кому бы то ни было в издательстве.
 
- Алло, Златочка, дорогая! Как настроение? Как там мои опусы — отправили?
- Скажите, Нина Сергевна... вы ведь получили мое sms?.. Нина Сергевна — зачем?..
- Ах, ну да. Получила. Златочка, я же говорила вам, что вы должны были бы простить старухе немножко эдакого, знаете, литературно-субъективного хулиганства. В сущности, финал же открыт — наша жизнь складывается по фактической погоде, и у моей героини — вы, кстати, оценили, что я снабдила ее собственным именем? - все еще впереди...
- Нина Сергевна, мне хотелось бы знать, откуда это всё вам...
- Златочка, детка! Не грустите. Вы, верно, не в курсе - Володюшка уж полгода как женат на моей дурынде. Он под прошлый новый год отвозил тогда мне договор, а я была занята, Алёнка принимала его на кухне, пока я там то-сё, ну у них и сладилось со временем. О вас отзывался с большим теплом, так, знаете,  по-доброму, очень обаятельно, так трогательно, знаете, он ведь на самом деле испытал что-то к вам такое, ну, сострадательное отчасти, отчасти даже восхищенное что-то, можно понять — провинциальный мальчик, а тут такое внимание, разговоры, кораблики, музеи... да тут вот, так случилось, что Алёна заинтересовалась, да так, знаете, агрессивно даже, не то чтобы мы, скажем прямо, были тому в восторге в семье, но — писательница добродушно хихикнула, — там нам сделали ножкой топ, ну а мы с мужем не стали...
- Ну спасибо и вам с Володюшкой, и с Алёнкой заодно, - решительно перебила поток сознания Злата.
- Златочка, голубчик, повестушка получилась славная, ничего оскорбительного, история стара как мир: она — женщина уже без ожиданий, он - желторотый юнец, ей кажется, что больше никогда ничего не будет, а тут такой подарок... последняя страсть, чужие насмешки, сомнение, катарсис... разве плохо? Я же говорила вам, что в сущности буквально пара-тройка сюжетов существует в нашей этой писательской ноосфере... будьте лапкой, не сердитесь, я даже можно сказать горжусь, это для меня очень важный, созидательный текст... подумаешь — пустяки!.. Вы закончили править вёрстку?
- Да, - чуть помедлив ответила Злата.
- Ну и чудненько, можно отправлять, мы и так уже подзадержались!


Злата медленно отходила от беспардонного добродушия звезды издательства. «Действительно - чудовищно скучно», - вспомнила она мысль, на которой застряла несколько дней назад, читая повесть. Злата открыла компьютер, заменила везде в повести имя «Нина» на «Алёна», сохранила файл и нажала кнопку «отправить». Теперь можно было не сомневаться, что именно в таком виде «славная повестушка» увидит свет. «Ниночка, вы же простите мне это невинное литературно-субъективное хулиганство...  Ну, не грустите, золотко, подумаешь — пустяки... » Злата еще немножко с удовольствием покривлялась перед зеркалом, после чего написала sms дочери: «Привет! Зайди, есть повод - отметим моё увольнение». Немедленно прилетел ответ: "Да ты чё, правда что ли?? уволили?? тебя??? как так?? и как что ты собираешься теперь??" Злата набрала: "По фактической погоде", фыркнула, стёрла и выключила телефон.