Глава 49. Звезда, летящая стрелою, Стрела, звеняща

назад, Глава 48. Возвращение: http://www.proza.ru/2017/09/22/192


Глава 49.
Звезда, летящая стрелою,
Стрела, звенящая навзлёт...


                ...Следи за собой, будь осторожен...
                Виктор Цой, «Следи за собой»

                Он долго смывал кровь, но рана не закрывалась.
                – Значит, Пятнистый умрёт? – спросила Тинидриль.
                – Не думаю, – сказал Тор. – Тому из его рода, кто дышал воздухом Святой
                горы и утолял жажду её водою, нелегко обрести смерть. Ведь те, кто был изгнан
                из рая в вашем мире, жили очень долго, прежде чем научились умирать.
                Клайв Стэйплз Льюис, «Переландра»


    – ...Я тут сундучок собрал, – сказал Бобреус, входя в дом. – На первое время, думаю, хватит...
    – Я не знаю, как это объяснить, – сказал тогда Бобрисэй, – но мне хочется, если бы я мог, обнять весь мир...
    В это время в дверь постучали.
    Бобрисэй ринулся открывать и удивлённо остановился. На пороге стоял Бобритур.
    – Меня зовут Бобритур... – он мялся, словно не находя слов. – Помнишь меня? Я... в общем...
    – Конечно, помню! – сказал Бобрисэй и, заглянув за его спину, в глубину летних синих сумерек, растворяющих в себе свет их дома, добавил: – Бобровия, где ты там прячешься? Выходи...
    Зашуршали ветви ближайших кустов.
    Конечно, он уже всё знал.

    Наутро, когда они впятером пришли к мосто-лифту (Бобрилиана должна была ждать их там), оказалось, что с Ветробобром решили идти очень многие. Так что прямо здесь, на площадке возле него, пришлось на скорую руку устроить совещание, кого же оставить в городе за старшего. Потому что, хотя Нямням теперь и исчез и ближайшие леса и реки чисты, но всё же – город есть город. Остановились на Бобришторме.
    Тот только лапой с досады махнул:
    – Эх, так я и знал!
    Но Бобрилиана его утешала:
    – Мы к тебе в гости будем приходить, а ты – к нам...
    – Только состояние мосто-лифта поддерживайте, и всё, – добавил Ветробобр, с лукавой улыбкой глянув на Бобритура.
    Тот сразу отвернулся, словно увидел в близлежащих камнях, пятьсот пятьдесят пять раз им исхоженных и изсиженных, что-то новое и интересное.

    И вот тут наступает то время, о котором я могу говорить лишь с большим трудом, потому что о нём почти ничего не помню и теперь почти ничего там не могу различить. Они поднялись так высоко, что сколько ни задирай голову, хоть спины макушкой коснись, а всё равно – высоко. Поэтому далее записи мои иногда могут показаться схематичными, или обрывочными, или даже лишёнными логики – не удивляйтесь тому, – такие уж то места. Собственно – Бобритания...

    ...Свадьбы свои Бобритур и Бобровия, Бобрисэй и Бобрилиана решили совершить уже там – это пришло как-то само собой.
    И вот наступил удивительный, и радостный, и – странно – долгожданный, хотя многие ничего и не знали до сих пор об этой стране, исход в Бобританию.
    С едва сдерживаемым внутри себя пением, вцепившись лапами в обрешётку мосто-лифта, смотрели они на приближающиеся к ним, словно вырастающие из лёгкого утреннего тумана, драгоценные им края...
    – «...О, моя Бобритания... Никогда! никогда! никогда! не забуду тебя!..» – прошептал вдруг Бобрисэй, а Митёк, стоящий с ним рядом, заулыбался и тихонько запел:
    – Та-ам реки широ-окие-е... та-ам горы высо-окие-е... та-ам счастие полное... обнимает весь свет!..
    И уже громче запел припев, а все подхватили:
    – О, моя Бобритания... Никогда! никогда! никогда! не забуду тебя!
    – А я знаю эту песню, – сказал Ветробобр. – Нам дед пел её в детстве, когда мы плакали и не могли уснуть...
    И так они летели в ликующем мосто-лифте среди ликующих гор и вод и пели песнь, ставшую победой:
    – О, моя Бобритания...
    И никто из них не утирал слёз, потому что это были слёзы радости.
    А впрочем, может быть, это просто брызги от струй Великого Водопада... Потому что в верховьях Великой реки Бобривер уже наступил период сухости, и от Водопада до мосто-лифта долетали лишь брызги, а не потоки.

    В Бобритании Ветробобр сразу же объявил, что уходит от дел управления, потому что уже больше не может здесь оставаться.
    И он ушёл куда-то в горные страны. Говорят, Эглеунта Бевстеворренгарт, Летающая-по-скалам, указала ему один из тайных уголков Горной страны, где он мог бы найти наконец – хотя бы и ещё неполный, до времени, но – мир...
    И все люди сказали тогда:
    – Пусть правит теперь Бобрисэй.
    И он не мог отказаться. Ведь это же Бобритания, а не Клисситания, например, или Набакитания, или там ещё как-нибудь, – так уж устроено, и все в ней живут. Только попросил, что пусть случится это не теперь, а чуть позже, когда...
    А пока они строили Город и в нём – храм. Ведь к ним обещал приходить Человек, Который... Они уже знали о Нём, Кто Он. Хотя некоторые говорили, что здесь, в Бобритании, не нужен Ему дом или храм, потому что вся она, и особенно Город в ней, – это храм. Может быть, и так. Но храм они всё-таки строили. И Бобрисэю пришлось быть при строительстве неотлучно, потому что он видел Бобрегора О’Бобран, видел в Пещерах изображение храма и знал, каким он должен быть.
    Они все так радовались! потому что думали, что темнота отошла навсегда, – но...
    И случается это всегда тогда, «когда никто не предполагал»... А был, конечно, ясный и тихий день.
    Мне трудно говорить об этом, потому что... вобщем, смотри выше.
    Бобрисэя как раз опять позвали на стену, потому что было неясно, как заводить угол к сводам. А они с Бобрилианой говорили о предстоящей свадьбе, как всё должно быть устроено в ней. Потому что тогда человек – хотя и не сам по себе – но участвует в созидании мира...
    – Нужны камышовые с кувшинками венки и плетёная из камыша лодочка... – объяснял Бобриан. – Лодочку я уже приготовил... Настоящая Бобританская свадьба!
    Собственно, он просто нашёл свою старую лодочку, на которой когда-то и прилетел в Бобританию, и по краям оплёл её камышом. И даже нашлось одно от неё весло...
    Тут его как раз и позвали. Просто они очень боялись сделать хоть что-то неправильно. Он страдальчески посмотрел на Бобрилиану.
    – Прости меня – видишь, зовут... Может, ты сделаешь сама камышовые венки? Ничкиса тебе поможет...
    Вообще-то обычно это делали сами Бобры, но ведь Бобрилиана была особенная... А подходящие камыши и кувшинки были в одном именно месте – озере под водопадом, которое как раз теперь, при наступающей сухости, стало легко проходимым.
    – Но ведь река ещё не вся... – начала Бобрилиана, но остановилась. – Хорошо, как скажешь...
    Всё равно во время свадебной церемонии они должны были проплыть по этому озеру.
    – Ты велишь? – тихо спросила она.
    – Ну, ты же знаешь, что таков обычай, – как-то вдруг обиженно сказал Бобриан.
    И она пошла. Вместо него.
    А он спустя несколько секунд, пройдя несколько метров к строительству, резко обернулся, глядя ей вслед, хотел побежать за ней, но... его опять позвали, и он отвлёкся и забыл.

    Возле истока из Подводопадного озера Мелкой Камнетуры были самые лучшие кувшинки. Там много было ив, и, свесившись с их веток, было очень удобно набирать их. Ничкиса, перебегая с ветки на ветку, доставала цветок за цветком и отбрасывала на берег Бобрилиане, которая, уже весело что-то напевая, плела из них венки. Кувшинки перемежались камышами, которые они уже успели благополучно набрать. Оставалось совсем уже немного.
    – Ещё несколько цветков, и всё! – не глядя на реку, крикнула Ничкисе Бобрилиана.
    Но в ответ услышала... плеск. И сдавленный писк.
    Подняв глаза, она увидела, что Ничкиса, упав с ветвей, запуталась крыльями в камышах, и кто-то, то и дело восходя зубастой мордой из воды, пытается её схватить.
    Бобрилиана бросилась в воду.
    Щкуах – а это была именно она, – увидев её, остановилась...

    Бобрисэй, когда ему сказали, помчался к берегу. Он уже не бежал, а летел, едва касаясь земли, но и это всё же было слишком долго. Он застал Бобрилиану на берегу едва дышащей. Ничкиса была близ неё, прикладывая к ранам какие-то одной ей известные лекарственные листья, подавая ей растворённое по её рецептам питьё.
    – Бобрилиана... – Бобриан старался придать своему голосу бодрости, но он всё равно срывался. – Что случилось?.. Это Щкуах?
    Но она не могла ничего сказать, только чуть приоткрыла рот, из глаз её выкатились несколько слезинок, и она закрыла веки.
    – Господи Спаситель... – с плачем простонал Бобриан, вцепившись в лицо лапами. Из-под них побежали алые струйки. Но больше он не произнёс ни звука – слова прекратили своё существование.

    Последний удар зло всегда наносит крадучись и в спину. Так он узнал, что Последняя битва ещё не кончена... И длится она до конца дней.
    И он пошёл в реку один, отстранив всех. Бобритур схватил его за локоть. Но Бобриан уже не мог говорить – он только смотрел ему в глаза, и некоторое время они так и стояли молча. Потом Бобритур отпустил его лапу и отошёл в сторону. Всем стало всё ясно.

    И Бобриан второй раз вошёл в ту же воду.
    Река бурлила то тут, то там, вскипая то пузырями воздуха, то вздыбившимся илом, то кровью. Изредка Бобрисэй выскакивал вздохнуть воздуха, и по этому можно было видеть, что он ещё жив.
    Наконец вода перестала бурлить. Минут через пять он еле-еле выполз на берег. У него не хватало одного уха, половины хвоста, и части пальцев на задней правой и передней левой лапах. На загривке был вырван довольно большой клок тела. Обломился один резец, тот самый, который уже был когда-то сломан и снова отрос. В левом боку была глубокая рана и переломаны все рёбра. И это всё не считая ещё мелких ран. Казалось, что он намеренно старался сделать так, чтобы получить их как можно больше, но Щкуах всё же убить, а самому... Но он был жив.
    Потом всплыла на поверхность мёртвая Щкуах. Она была огромной, раза в три больше любого Бобра. У неё рана была лишь одна – на горле. Это был настоящий почти что Морской Зверь.

    И ещё так случилось, что в тот самый день и час, когда всё это происходило на истечении из Подоводопадного озера Мелкой Камнетуры, совершила свой путь и госпожа Бобрия Бобриана.
    В это время она уже закончила готовить праздничный обед (ведь в их семье должны были сегодня совершиться две свадьбы!) и мыла посуду. Всё случилось как-то внезапно и вместе с тем обыденно, как и всё всегда у неё. Она только тихонько ахнула и опустилась на пол.
    Когда Бобрисэй пришёл в новый их Бобританский дом, от фундамента до кровли и плотины вокруг сделанный им самим (хотя и под руководством отца), – сам шёл, никому не давая себе помочь, – Бобреус сказал ему:
    – Вот и наша мама ушла...
    И они плакали, обняв друг друга.
    И стали теперь опорой один другому. А Бобровия заботилась о них обоих, и свадьба всегда откладывалась, пока был с ними отец. Но продолжалось это недолго – скоро забрала его к себе госпожа Бобриана, ведь они и всю жизнь были всегда неразлучны.
    Когда расставались с ним, все странно чувствовали не печаль, а какое-то возвышенную радость. Или, как говорили отцы, радостопечалие. Впрочем, вы сами знаете о том...

    А Бобрисэй выздоровел, хотя, кажется, и не хотел того. Шерсть его почти вся стала белой. Был он всегда тихий и кроткий, будто весь погружённый в иной день, и особенно – какой-то мирный и светлый. Он не стал жить в новом своём доме, насильно понудив поселиться там Бобритура и Бобровию, а сам выстроил себе хатку у Синего утёса, на самом отшибе Города. Жил он всегда один.
    Из его келии часто слышался плач, и первое время, боясь за него, за ним следили, всё время кто-нибудь старался быть с ним рядом или присматривать издали. Он не сердился. Потом они перестали.
    Его уже не было здесь, на земле. Осталась одна история...
    Однажды он сказал Бобровии, что видел Человека, плывущего в лодочке Митька, где с ним вместе сидели Бобреус и Бобрия Бобрианы и Бобрилиана Бобридогги.

    А Бобританией править упросили Бобритура – он был и внуком Добрибобра, и мужем Бобровии, сестры Бобрисэя, так что иного и не придумаешь.
    Что ещё сказать?
    Наступило их Бобританское время, и вот из заставших Страшные дни в Городе остались уже лишь Бобрисэй, Бобровия и Ничкиса, если, конечно, не считать Митька, который постоянно то исчезал куда-то на месяцы, то снова появлялся и жил среди них, в Бобритании.
    Бобрисэй тоже раз в год совершал поход по всем памятным местам, для этого нужно было сорок девять дней, на пятидесятый он всегда возвращался.
    Остальные из их друзей избрали для жительства каждый свои места, но всё неподалёку от родной и для них Бобритании.
    Непогод женился и стал примерным (и весьма толстым) семьянином, и лишь изредка вспоминал о былом своём изобретательстве. А вот Наречник так и живёт один. Пишет стихи, иногда и прозу, но её редко.
    Шишемыша со своим родством поселилась на Островах налаков. Многие этому не верят, но я не вижу в этом ничего удивительного: никогда не стоит недооценивать шишемыш.
    Пляца поселилась снова там, где и родилась.
    Вонючие болота высохли сами собой.
    С Бобрисэем рядом жили только Митёк и Ничкиса. Разве что с Наречником да ещё с Белками они виделись чаще других.
    Но Бобритур, как и его дед Ветробобр, тяготился правлением, и потому уже Бобредар, старший его сын, общим голосом был принуждён заместить отца (но тоже довольно скоро отказался – ведь он, как и его дядя, так и не был женат, сразу, видно, думал о другом – летать...) Но это было потом.

дальше, Глава 50. Оставшаяся жизнь: http://www.proza.ru/2017/09/24/883