Часть 8

Он курил, любуясь тонким следом, что оставили ее же шарфы на ее спине, почти незримым, но заметным для опытного ока Доминанта. Тепло от ее тела передавалось ему все без остатка, руки ласково касались бархатной кожи, такой чувствительной, что по ней от каждого прикосновения пробегали мурашки.
       Шарфы, использовавшиеся несколько минут назад в качестве импровизированной веревки или наручников, висели на спинке кровати.
       Заметив, что прядь волос упала ей на щеку, он откинул ее, ласково касаясь открытого места губами. Она улыбнулась, не открывая глаз, и блаженно вздохнула.
       Ему нравилась ее улыбка.

       - Мне было четырнадцать. Эксперимент, над которым я работал полгода, наконец, дал результаты, отличные результаты, и я был по-настоящему счастлив. Летел домой, как угорелый. Это было глупо, по-детски, но мне нужно было срочно поделиться такой потрясающей новостью. Раньше я всегда стучал, прежде чем побеспокоить родителей, но в этот раз просто забыл. Все на свете напрочь из головы вылетело. Внутренний замок работал плохо, дверь изнутри не запиралась, иначе можно было бы не выйти. Я распахнул ее, счастливый от того, что могу объявить маме о том, что у меня вышло, пока только маме, потому что отец в это время был на работе. И увидел ее – сосущую член у ее собственного брата. Моя мать и ее родной брат, мой дядя, были любовниками. Я ничего не помню потом. Только как блевал в туалете. И разбил дядьке челюсть.
       Он выпустил в потолок клубы дыма, чувствуя, как едкий запах разъедает его ноздри.
       - У меня долгое время было отвращение к женщинам. Особенно – к кареглазым брюнеткам, похожим на мать. К мужчинам я тяги никогда не испытывал, но мне нужен был секс, потому что сперма не задерживалась у меня внизу, била в мозг, - усмехнувшись, он облизал губы, - я делал глупости, много дрался, много курил, в том числе, травку, сходил с ума, падал в пропасть, и тут появилась знакомая отца. Мне было шестнадцать, ей – тридцать пять, и она трахала меня трижды в неделю – иногда так подолгу, что мы едва могли дышать и шевелиться после этого. Я три года был ее нижним, и это был единственный способ получить то, что мне было нужно, и не утонуть в безумии, отвращении и боли. Может быть, для кого-то такие отношения были дикостью, а для меня – единственным вариантом выжить. Отец, думаю, все знал. Не удивлюсь даже, если это была его идея – заставить мальчика покорно трахаться, чтобы этому мальчику было, куда девать злость на себя, на всех вокруг и на мир. Боль хочет, чтобы ее чувствовали, Джуди. Чем больше ты ее боишься, чем сильнее не принимаешь, тем мощнее она захватывает тебя.

       Она ничего не сказала, только доверчиво положила голову ему на грудь, обняв за плечи. Одна рука спустилась на живот, играя с завитками.

       - Женись на мне.
       - Я думал, ты уже выходишь замуж, Джуд.
       - Мне плевать. На все, кроме тебя. И завтра он об этом узнает – равнодушно ответила она, слегка пожав плечами. – Женись на мне.
       - Да, - кивнул он, погладив ее по ягодицам, как бы вскользь, невзначай, - завтра мы уедем отсюда. В Портленде нам будет лучше. Хотя бы вечных дождей там нет.
       Она улыбнулась. Он слегка коснулся губами ее виска.

       Две некогда разбитые чашки, склеенные по осколкам, нашли друг друга.
       На весь остальной мир, на то, какими их видят другие, было абсолютно наплевать.

       На спящий Лондон опустилась ночь, полная ярких звезд.