Дядя Федя и счастье

Дядя Федя бросил пить и начал искать своё счастье. Но счастье никак не находилось. Тогда, дядя Федя поехал в деревню. Друг дяди Феди жил на окраине, в старом доме, и тоже давно искал своё счастье. Местные звали его Николаем, а младшего брата его - Нидвораем. Нидворай никогда не искал счастья, но очень мог пригодиться на симпозиуме, как теоретик. Когда дядя Федя вошёл к братьям в хату, он сразу же увидел, что те подошли к официальной встрече обстоятельно - стол буквально ломился от яств: в центре стола лежали три здоровущих огурца, рядом дымилась посыпанная укропом картошечка в чугунке, красиво разложенный на столе хлеб был белым, чёрным и сегодняшним. В ведре возле печки плескались свежие пескари. Было раннее утро и было изумительно тихо. Все сели за стол, бурно начали обсуждение вопроса и сразу же набросились на самогон ...
Следующее утро началось с прохлады. Продрав глаза, дядя Федя ощутил жажду и некоторую скованность в суставах, явно происходящую от того, что он был привязан к кровати пеньковыми верёвками. Хмурые братья сидели за разорённым столом, смотрели в окно и не знали, что делать. Последнее, что помнил дядя Федя из вчерашнего, так это то, как он кричал, что будет кузнецом своего счастья несмотря ни на какие трудности. Дальше - туман. Похлопав ртом, как рыба, выброшенная на берег, дядя Федя понял, что голос пока выключен, и попытался привлечь внимание братьев громким звуком с обратной стороны своего тела. Это удалось. Братья вздрогнули, отвлеклись от просмотра пейзажа, о чём-то посовещались, разок сыграли в “Камень, ножницы, бумага” и к дяде Феде выдвинулся Николай со стаканом воды, зачерпнутой им из ведра с весёлыми пескариками. Судорожно заглонув всю предложенную воду, дядя Федя обрёл голос:   
- А ... покреп...че? 
- А нету.
- А развязать?
Николай некультурно - что с него взять, с деревенского - ответил вопросом на вопрос:
- А буянить больше не будешь?   
Дядя Федя очень удивился, но виду не подал и отрицательно помотал головой. После этого, он сразу же был отвязан от кровати и приглашён к столу, за которым и узнал в подробностях, как всё было. Оказывается, после того, как дядя Федя изъявил желание быть кузнецом своего счастья, он объявил себя Вакулой, поймал Нидворая за хвост, сел на него верхом и поехал к соседке, к бабе Кате, за черевичками. 
При слове “черевички” дядя Федя оживился, напряг голову, поморщился и с надеждой в голосе спросил:
-Привёз? 
Братья хлопали глазами и ничего не понимали, поэтому, пришлось уточнить:
- Черевички мы с Нидвораем привезли?
Николай кивнул головой, обречённо махнул рукой в сторону и грустно сказал:
- Вон, возле печки валяются. 
Дядя Федя вытер со лба внезапно выступивший пот, вдохнул и выдохнул:
-В правом черевичке, там, смотрите ... должно быть.
Это братья поняли сразу! Подбежали к валенкам, схватили оба, чтобы правый не искать, и вытащили на свет божий непочатую бутыль самогона, которую сунула баба Катя, чтобы от неё отвязались. И симпозиум продолжился. После второго стакана, дремавшая память дяди Феди проснулась и он взревел, как раненый бык:
-А где тот орёл, который мне вчера печень выклёвывал? Я всё помню, я Прометей и меня приковал к скале мой друг Гефест! А эта длинноносая скотина ... ты, Нидворай, ... ты чёрт, печень мне всю ... выклевал, ... в печёнках у меня всё это сидит ...   
И утих. Симпозиум был закрыт в этот же день местным участковым. 
Дядя Федя ехал домой в поезде, улыбался и думал: “Вот оно, счастье! Это же просто невероятное счастье, что я, будучи кузнецом, просто съездил за черевичками, а не додумался понести огонь людям!”