Дама бальзаковского возраста

Есть люди, не заметить которых невозможно. Как яркая комета выделяется на тёмном небе среди других звёзд, так и они выделяются среди других людей.
Моя подруга Полина олицетворяет собой прямо противоположный тип. Её невозможно заметить. Особенно, если она этого не хочет. Это настоящий хамелеон. Она без труда сливается с окружающим ландшафтом, даже если на ней нет маскхалата. Даже если её в чёрной – пречёрной шубе и чёрной – пречёрной шапке поставить посреди ослепительно белой снежной равнины, - если она не захочет этого, вы не заметите её никогда.

Не думайте, что эта длинная чёлка, почти закрывающая глаза, выращивается для красоты. Отнюдь. Это одно из средств маскировки. Она предназначена для того, чтобы вы не заметили, какой юркий и шустрый взгляд устремляется из-под этой чёлки на всё окружающее. Этот взгляд – тоже одна из характерных особенностей Полины. Он охватывает пространство под углом 360 градусов и позволяет одновременно фиксировать события, происходящие слева, справа, спереди, сзади, а также в небе и отчасти под землёй. При этом окружающие совершенно не замечают это тотальное сканирование, потому что не замечают саму Полину.

Вот и я не заметила её, когда мы случайно оказались за одним столиком в кафе. Не заметила, хотя Полина моя давняя подруга и уж кому, как не мне знать её особенности и уметь выделять Полину из окружающей среды. Но в тот день, наверное, сказалась усталость и то, что мы уже очень давно не виделись с Полиной.

Полина Лисицына – журналист. Её незаметность в сочетании с наблюдательностью для журналиста, - качества неоценимые. В этом журналисты похожи на шпионов. То есть, выражаясь вежливо, на разведчиков.  Пользуясь своим умением сливаться с окружающей местностью, Полина как бы невзначай начинает задавать вопросы, и собеседник только тогда догадывается, что наговорил много лишнего, когда она благодарит его за интервью.

Но в повседневной жизни незаметность Полины нередко оказывает ей и медвежью услугу. Наверное, мало кого так часто толкают на улице (не заметив), или наступают на ноги, как Полине. Мужчины относятся к ней деспотически. Они совершенно не замечают ни самой Полины, ни того, что это она готовит для них завтрак, обед и кофе и вообще обеспечивает комфортное существование. Прозрение наступает только тогда, когда ей всё это надоедает и она посылает очередного «друга» подальше. Тогда они начинают кусать локти и понимать, каким сокровищем обладали и с каким безрассудным легкомыслием к этому относились. А раньше они этого, видите ли, не замечали.

Нас с Полиной связывает давняя дружба. Мы познакомились ещё в университете, где она училась на факультете журналистики, а я на физмате. Но по окончании учёбы пути наши разошлись, и мы только изредка перезванивались по праздникам.
Полина с головой погрузилась в свои репортажи, а мне предложили аспирантуру, и я засела за диссертацию.

---------------

Я возвращалась с консультации, которая началась рано утром и неожиданно затянулась до трёх часов дня.

Выпив утром только чашечку кофе, я к тому времени проголодалась уже настолько, что готова была съесть слона.
Вообще-то, я опасаюсь питаться в общественных местах, поскольку мой желудок с большим недоверием относится к пище, которую готовила не я, и я никогда не знаю, в настроении ли он эту пищу переварить. Но в тот день мне было уже всё равно. Замученная голодными спазмами, я, наверное, могла бы съесть даже пирожок из тех, что наперебой предлагают разные неопрятные тётеньки на улицах.
Но тут мне пришла мысль, что если, съев пирожок, я скоропостижно скончаюсь, то кто же будет ухаживать за моим котом, да и диссертация ещё не написана… В общем, я решила не рисковать своей жизнью и зайти в кафе.

Устроившись за столиком, я, как уже было сказано, Полину не заметила.
То есть, я кончено ощутила, что место напротив занято, но этот смутный силуэт никак не оформился в моём сознании. В случае с Полиной это не удивительно. Удивительно, что она не заметила меня. Хотя мы не виделись довольно долго, но всё- таки за это время я не могла измениться до неузнаваемости, а Полина с её сканирующим взглядом не могла не заметить объект, находящийся у неё прямо перед носом.
И всё-таки она не заметила меня.

Как потом оказалось, на то были особые причины, и внимание Полины целиком занимал другой объект. А сосредоточившись на чём-то, что её занимает, Полина перестаёт воспринимать остальную окружающую действительность так же категорически, как за минуту до этого готова была впитывать всю возможную и невозможную информацию извне.

Заметила я Полину только тогда, когда она опрокинула чашку черного кофе на моё новое светло - бежевое пальто.

- Ах, извините!
- Ну, знаете ли, это уже… Полина?!
- Ляля!
- Вот так встреча!
- Твоё пальто…
- Пустяки!

Да, я сказала это, хотя, если говорить откровенно, в первые минуты, я сомневалась, какое же чувство во мне возобладает: яростное желание разорвать её на мелкие кусочки из-за пальто или радостное изумление от неожиданной встречи.
К чести своей могу сказать, что победило второе чувство, и я великодушно заключила Полину в объятия, прижав к её волосам почерневший рукав.

- Ну, как ты?
- А ты?
- Да так, потихоньку. Работаю, пишу диссертацию. А как твои журналистские дела?
- О! Я здесь как раз по поводу одного умопомрачительного репортажа! Видишь даму вон за тем столиком?

Я посмотрела в указанном направлении.
Дама была так себе. Правда, в шляпке. Но, быть может, у Полины были более веские причины называть даму за соседним столиком дамой. Так или иначе, но выражение её лица было преисполнено значительности, когда с видом гуру, открывающего ученику настоящее имя Бога, она сказала:

- Я называю её Дама Бальзаковского Возраста.
- Правда?
- Ты не представляешь себе, что это за история! Настоящая драма! В молодости она работала на заводе, и к ним прислали инженера из ГДР, и он в неё влюбился. А у неё свадьба через два месяца, и у него тоже жена в ГДР. Он её уговаривал не выходить замуж, а она тогда рассудила так, что мол, инженер-то – ещё журавль в небе, тем более женатый, а свой жених – синица, да зато уже в руке. И вышла. А он уехал. Даже контракт не доработал. А она раскаялась, да поздно. И теперь каждый год в один и тот же день приходит в это кафе.
- Зачем?
- Здесь у них было последнее свидание. И она, как бы в память о своей несостоявшейся любви, приходит.

Надо сказать, что у Полины все репортажи умопомрачительные. Или, на худой конец, «настоящие драмы». Еще в университете, когда ей удавалось напасть на какую-нибудь интересную историю, она настолько всецело бывала поглощена ею, что вся остальная реальность для неё переставала существовать. «Ты не представляешь себе!» – с вытаращенными глазами вопила она и, признаюсь, её увлечённость частенько передавалась и мне.

Вообще Полина девушка импульсивная и эмоциональная, средних настроений у неё не бывает. Если она чем-то довольна, то испытывает безудержный восторг, если недовольна, - неукротимую ярость; если что-то сильно занимает её воображение, она не может говорить спокойно и будет кричать прямо вам в ухо так, как будто вы находитесь на другой стороне улицы с интенсивным движением транспорта.
Поэтому, когда она делает репортаж, каждую конкретную историю она воспринимает как необыкновенную, выходящую из ряда вон. Это её профессиональный стиль. Может быть, благодаря такому отношению её репортажи и получаются часто удачными. Но в рассказанной истории я лично особенной умопомрачительности не нашла. Приходит выжившая из ума старуха каждый год в один и тот же день в кафе, - что здесь особенного?
Так я и сказала Полине.

- Не вижу ничего особенного. Обыкновенная житейская история.
- Ничего ты не понимаешь! Она променяла настоящую любовь на жизненный комфорт, - можно сказать, продала право первородства за блюдо чечевицы, -  и только тогда поняла это, когда было уже поздно что-то менять. И теперь живёт с этим пониманием. Каждый день!

Как всё-таки приятно встретить старых друзей! Конечно, - это Полина и конечно, как всегда в своём репертуаре. «Продала право первородства за блюдо чечевицы»! И придёт же в голову такое!

В общем-то, Полина довольно часто впадает в пафос и использует аналогии из Библии, или истории, но мне кажется, что это скорее мешает, чем помогает взаимопониманию. То, что Полина – девушка эрудированная, конечно делает ей честь, но вовсе не означает, что все остальные должны ей соответствовать. Они и не соответствуют, как правило.
Поэтому я всегда советовала ей в многолюдных собраниях не затрагивать чересчур сложные темы. Описание природных явлений, рассуждения о достоинствах нового сериала, изучение тенденций в мире моды – вот темы и интересные и вполне доступные интеллекту большинства. Но если вы так бестактны, что решаетесь заговорить о Тамерлане, например, не удивляйтесь, если все подумают, что это порода собак.

- Ну, ладно, ладно, сдаюсь! – примирительно сказала я. - Если всё так серьёзно, то, конечно, это драма. Так ведь и тебя не даром пять лет журналистике учили, - истории рассказывать должна уметь.
- Это ещё не история, конечно, но репортаж будет в следующем номере, - позвони мне, если хочешь почитать. Да ты о себе-то, что ж не расскажешь? Сто лет не виделись, у тебя перемен, наверное, не счесть. Давай, выкладывай.

---------------

«На одной из городских улиц есть маленькое кафе. Оно расположилось здесь в незапамятные времена, когда всё в мире было по-другому. По-другому выглядела улица, по-другому жили люди, по-другому называлась страна.
Сколько перемен случилось с тех пор! Нет уже той страны, куда-то исчезли или стали неузнаваемы её люди, городские улицы изменили свой вид, но осталось старое кафе. Посреди изменившихся улиц оно как-то сохранило и местоположение, и название.
Каждый год 16 апреля в кафе приходит дама, заказывает мороженое, и подолгу сидит, думая о чём-то своём и глядя отсутствующими глазами на посетителей.
Взоры этой дамы устремлены в далёкое прошлое, туда, где жизнь кажется бесконечной и прекрасной, где каждому дана возможность найти счастье и настоящую любовь, и где она, молодая девушка, перед которой были открыты все пути, так легкомысленно упустила эту возможность.

…На механическом заводе проводилась модернизация. Устаревшее оборудование заменяли новым, из ГДР. Для наладки нового оборудования прибыл из Германии инженер, Генрих Шульц.

Инженеру Шульцу было около тридцати лет и в ГДР у него осталась молодая жена с маленьким ребёнком, с которыми ему очень не хотелось расставаться. Но командировка в СССР давала возможность расплатиться с долгами за дом, и Генрих Шульц поехал.

Пусконаладочные работы проходили, в общем, без особых проблем, хотя русская безалаберность нередко приводила немецкого инженера в недоумение. Но чем дольше работал он на механическом заводе, тем яснее понимал, что в его жизни появилась другая проблема, не относящаяся к производственному процессу.

Иногда по делам службы Шульцу приходилось заходить в отдел технического контроля. В отделе работали одни женщины и многие из них, как водится, были молодые и незамужние. Но инженеру Шульцу было очень мало до этого дела, пока в один прекрасный день он не столкнулся с сияющим взглядом Светы Трофимовой, контролёра ОТК. А случилось это так.

Однажды, отправившись в отдел технического контроля с очередным скучным производственным вопросом, Генрих Шульц услышал из-за двери оглушительный хохот.

- Что случилось? – спросил он, открывая дверь.
- Да вот, Сашка рассказывал, как он ключи потерял, а они потом у него в кармане оказались, - повернув к нему сияющее улыбкой лицо, ответила Света. - Вы за ГОСТами, Генрих Робертович?

Но инженер Шульц вдруг забыл, зачем он пришел. На мгновение он забыл обо всё на свете, кроме прекрасных смеющихся глаз, из которых лились на него потоки ослепительных лучей.
Она просто повернула голову и посмотрела на него, а Шульцу показалось, что раздался гром и сверкнула молния, что в отделе технического контроля неожиданно наступила весна, что запели птицы и разлились реки, и что ослеплённый и оглушенный он летит куда-то в тартарары и прежняя жизнь, где всё было так ясно и понятно, потеряна для него навсегда.

Ничего такого не подозревавшая Света подумала, что он просто не расслышал вопрос, и переспросила погромче:

- Генрих Робертович, вы за ГОСТами?
- Я… Да, да, конечно… Да, за ГОСТами.

Ещё плохо соображая, что он делает, инженер Шульц взял в охапку кипу бумаг и, глядя в пространство, медленно пошел по коридору.

Саша - жених Светы и в апреле у них назначена свадьба. Инженер Шульц это знал. Но знал он теперь и то, что в его жизни появилась большая непроизводственная проблема.

Генрих Шульц любил жену. Это была тихая, молчаливая девушка, хорошая хозяйка и мать. У него и в мыслях не было изменять ей. Но по каким-то непонятным причинам ноги сами несли его в злосчастный отдел технического контроля. Он в отчаянии выдумывал технические вопросы, которые снова и снова нужно было выяснять, а, обращаясь к Свете, путался в словах и забывал всё, что придумал.

В отделе технического контроля частые посещения инженера Шульца были, разумеется, замечены сразу и истолкованы безошибочно.

- Ты, Светка, смотри, поосторожней, – поспешила предупредить её тётя Шура, самая старшая в отделе. - Вот Сашка приедет из командировки, он тебе задаст!
- Да я-то здесь причём? Я что ли бегаю за ним? Сам ходит.
- Поощряешь, - вот и ходит!
- Да кто его поощряет?! Что мне гнать его что ли? Он, всё-таки инженер, да ещё из Германии. Как я могу на него ругаться?
- А он, между прочим, парень ничего, – задумчиво глядя в окно, сказала Лида, мечтательная девушка немного постарше Светы. - Только уж слишком серьёзный. Восточной поэзией, говорят, увлекается.
- Вот и пускай себе поэзией увлекается, а Светку пусть в покое оставит, у ней свой жених есть.
- Да ладно, девчонки, чего вы выдумываете, - мы и встречаемся-то только на работе. И вообще, у него скоро контракт кончается.

Виделись они, действительно, только на работе. Генриху казалось немыслимым пригласить Свету куда-нибудь, казалось, что это будет предательством по отношению к жене, к маленькому сыну. Да и сама она, - у неё ведь скоро свадьба. Наверное, она любит этого Сашу, иначе не выходила бы за него. А если любит, значит и говорить тут не о чем.
Так каждый вечер мысленно убеждал себя инженер Шульц и каждое утро просыпался счастливый от мысли, что сегодня он снова её увидит.

- Светлана, мне из Германии прислали посылку родители… И прислали шоколад… Я не ем шоколад… Вот, принёс, - может попьете к чаю когда-нибудь… Угостите подруг…
- Спасибо, Генрих Робертович.
- Да, конечно… Пожалуйста.

Он приносил то шоколад, то печенье, то яблоки, и глаза у него при этом были грустные, и девушки почему-то не смеялись над ним, как это часто бывает с незадачливыми ухажерами.

Света Трофимова не была красавицей, но имела приятные черты лица, была весёлой и общительной. Поэтому ребята всегда обращали на неё внимание, и на недостаток ухажеров она не жаловалась. Но серьёзных отношений у неё ни с кем не было, и когда Саша предложил ей выйти за него замуж, она даже немного растерялась. Не то чтобы он ей не нравился, - нет, даже очень нравился, но о том, чтобы сделаться его женой она как-то не думала. Поэтому на его предложение ответила не сразу.

Конечно, Саша – парень хороший. И работящий, и не пьёт, и характер у него спокойный. Девчонки в один голос говорят, что ей повезло. Да она и сама так считает. И мама очень довольна. Она давно знает Сашу и любит его. Какая радость была в её глазах, когда Света сказала ей про предложение! Всё это, конечно, так. Но где-то в глубине души Света чувствовала, что в их отношениях чего-то не хватает. Романтики, что ли. Или чего-то ещё. Как-то слишком уж всё… просчитано.

Появление Генриха и его робкие ухаживания с новой силой разбудили в ней сомнения. Конечно, ей было приятно, что такой важный человек, иностранный специалист обратил не неё внимание. Но иногда она ловила себя на том, что мысли о Генрихе занимают её сильнее, чем мысли о Саше, и это пугало её. Неужели она такая ветреная, что стоит только любимому ненадолго уехать, как она готова забыть его.
Разве любовь, если это действительно настоящая любовь, не должна всегда быть одинаково сильной? Ведь она любит Сашу, любит по-настоящему. Так почему же ухаживания Генриха так волнуют её?

Света мучилась и никак не могла разобраться в своих чувствах. Скорее бы уже всё это кончилось! Они с Сашей поженятся, а Генрих уедет в свою Германию, и она перестанет, наконец, чувствовать на себе его грустный и обречённый взгляд. Да и он тоже хорош! У самого жена и ребёнок, а он тут за посторонними девушками ухаживает! Постыдился бы.

Так думала Света, пытаясь убедить себя, что частые посещения инженера из Германии таят в себе какие-то нехорошие намерения и что она должна, наконец, дать ему решительную отповедь. Но стоило только Генриху появиться в отделе с очередным неотложным вопросом, как весь её воинственный настрой моментально куда-то улетучивался. Глядя как он то краснея, то бледнея мучительно путается в словах, она уже не могла злиться, а испытывала только чувство жалости и сострадания.
Она старалась подавить в себе это чувство, но что-то необыкновенно трогательное было в его ухаживаниях, в этом его грустном взгляде, выражающем безнадёжность и покорность судьбе, в том, как он называл её, всегда полным именем - Светлана. И всякий раз придуманная уже решительная отповедь так и оставалась непроизнесённой.

На 8 марта мужчины, по традиции, готовили женщинам подарки. Самые светлые заводские головы призваны были определить, какие же подарки будут достойны лучшей части коллектива, и после долгих споров и дискуссий, наконец, решено было подарить блокноты и авторучки.
Женщин собрали, построили в ряд, директор сказал поздравительное слово, и мужская половина коллектива торжественно вручила сувениры.
После официальной церемонии предполагалась и неофициальная часть с тортом, пирожными и даже шампанским.

Девушки из отдела технического контроля, гурьбой направляясь в столовую, подшучивали над только что полученными подарками.

- В следующий раз они подарят нам набор разноцветных паст для авторучек.
- Или счёты!
- И для получения подарков будут вызывать в алфавитном порядке!
- Светлана! Можно вас на минуту?

Генрих держал в руке розу и смотрел на Свету своими грустными глазами.

- Разрешите мне тоже поздравить вас с праздником.
- Какая красивая роза! Спасибо!
- Красная роза – символ весны, жизни и… и любви…
- Ой! Девчонки как далеко ушли! Надо скорее бежать, догонять их…
- Знаете, что написал один восточный поэт о розах, обращаясь к любимой девушке? «Взглянули розы на тебя, и зависть гложет их».
- Так и написал? Наверное, девушка была очень красивая.
- Не знаю.., может быть, он просто очень сильно её любил.
- Ой! Сейчас все места займут! Надо бежать!
- А вы… любите?…
- Кого?
- Своего жениха?
- Сашу? Да, конечно! Конечно люблю! Приходите к нам на свадьбу! Ну, я побежала. Спасибо за розу!

Прошел март, наступил апрель. Приехал из командировки Саша, приближалась свадьба, и нужно было подготовить массу вещей.

- Свет, а платье где будете заказывать?
- В ателье.
- А вот у меня знакомая, - так они у портнихи на дому заказывали, - говорит, платье было – глаз не отвести.
- В ателье мамина знакомая работает, мы у неё всегда заказываем. Она хорошо сделает.
- Свет, а вот если бы Генрих не был женат, ты кого бы выбрала?
- Перестань девчонку с толку сбивать! Если бы, если бы! Мало ли, что было бы, если бы! Сашка парень хороший, не пьёт, летом на огороде вкалывает – чего ещё надо! А принца будешь искать, - так в девках и останешься!
- Да я и не ищу принца.
- Вот и правильно!

В этот день Света возвращалась домой со своей подругой Машей, которая в прошлом году вышла замуж и скоро должна была уйти в декретный отпуск.

- Маш, а вы с Колей хорошо живёте?
- Живём.
- Что, - плохо?
- Да нет, почему плохо? Просто… никак. Я прихожу с работы – ужин готовлю, он приходит – на диван ложиться.
- Что, и не разговариваете?
- Да уж  все разговоры переговорили. Он у меня вообще молчун. И ухаживал-то, - слова как будто клещами из него вытаскивали.
- А как он за тобой ухаживал?
- Ну как, - на танцы приглашал, в кино.
- А цветы дарил?
- Дарил. На день рожденья дарил, на 8 марта.
- А стихи читал?
- Куда ему! Я ж говорю тебе, - из него слова клещами не вытащишь. А ты – стихи!
- А как он тебе в любви признался?
- Да никак. Сказал: «Выходи за меня» – вот и всё признание.
- А может, он и не любил тебя вовсе! А ты его любишь?
- Эх, Светка, Светка! Не забивала бы ты себе голову! Сашка – хороший парень, за него любая не глядя пойдёт, а этот Генрих твой, - как приехал, так и уехал.
- Да причём здесь Генрих!
- А притом! Настоящую любовь всю жизнь можно искать. И не найти. А молодость потом не вернёшь. Ты спроси хоть у девчонок своих из отдела, – у кого она была настоящая любовь? Надо жизнь свою устраивать, а не за призраками гоняться.
- Настоящая любовь – это призрак?
- Призрак. Все так живут, и не думай, что ты какая-то особенная.

Маша села в автобус, а Света пошла домой, думая об их разговоре.
Она не считала себя какой-то особенной. Но с каким раздражением сказала это Маша! Как будто вымещала досаду на что-то. На что? На то, что она вышла за своего Колю без любви, и теперь уже ничего не поправишь? Но ведь это было её, Машино решение, и Света здесь не причём.
А смогла бы она, как Маша, жить с нелюбимым человеком? Наверное, нет. Хотя, что за странная мысль. Ведь она выходит за Сашу по любви. Да, она его очень любит. Пускай он не читал ей стихов, стихи не главное в жизни. Главное – это любовь, и они любят друг друга и будут счастливы! Ей вдруг очень захотелось, чтоб Саша сейчас был рядом, чтобы можно было взять его под руку и прижаться щекой к его плечу.

В воскресенье, за неделю до свадьбы, Света, уставшая и голодная, возвращалась домой. Утром она ходила на примерку, потом заходила к подруге, потом ездила к родителям Саши уточнять, что готовить самим, а что заказывать в ресторане, потом зашла в ресторан узнать цены, - и, в конце концов, еле передвигая ноги, решила, что прогулок на сегодня хватит.

- Светлана! Здравствуйте, Светлана!
- Генрих! Добрый день! Гуляете?
- Заходил к товарищу. Навестить.

Обычно грустное и какое-то обречённое лицо Генриха сейчас, вопреки обыкновению, сияло от счастья. Наверное, это случилось потому, что встреча произошла неожиданно, и он не успел внушить себе мысль о безысходности своего положения, которую он упорно вбивал себе в голову каждый раз, перед тем как зайти с очередным неотложным вопросом в отдел технического контроля. На это раз он не успел подготовиться, и на его лице отразилось истинное чувство, которое он испытывал всегда, когда видел Свету.

- Вы, кажется, в хорошем настроении.
- Да… Да, очень в хорошем.
- А вот я так устала сегодня, что кажется, домой не дойду.
- Вы устали? Тогда… Может быть… Можно мне пригласить вас в кафе? Здесь близко есть очень хорошее кафе! Там мороженое… Очень вкусное. Вы можете отдыхать и кушать мороженое. И кофе. И…
- Не знаю, у меня и денег-то нет.
- О, это ничего! У меня есть! У меня есть очень много денег, нам как раз хватит. Пойдёмте! Пожалуйста…
- Ну, хорошо. И правда, не помешает отдохнуть немного.

Неизвестно, по какой причине, то ли из-за хорошей погоды, то ли не в силах сдерживать радость от этой встречи, - ведь это впервые они были наедине, вдали от внимательных взглядов сотрудниц отдела технического контроля, - но Генрих не узнавал сам себя. Откуда-то появилась не свойственная ему говорливость, живость и остроумие, оказалось, что он знает массу забавных историй, и Света без умолку хохотала, слушая его, и глядела в его глаза своими удивительными лучистыми глазами.
Казалось, они только что зашли в кафе, но, нечаянно взглянув на часы, Света увидела, что ей давно уже пора быть дома.

- Какой кошмар! Мама меня убьет! Я уже час назад должна была вернуться!
- Светлана! Посидите ещё! Хотя бы пять минут!
- Нет, нет, нет! Большое спасибо вам, Генрих, и за мороженое, и вообще, но мне нужно бежать.
- Я провожу вас.
- Нет, ни в коем случае! Пожалуйста, не надо!
- Светлана… Я хотел спросить вас…
- Спрашивайте, только быстро.
- Быстро… Ну, не знаю… Вы… Вы…
- Генрих, пожалуйста!
- Саша, ваш жених… Вы его любите?
- Боже мой, ну конечно люблю! Вы уже спрашивали меня, Генрих! Охота вам по десять раз задавать один и тот же вопрос!
- Это очень важный вопрос. Если вы не любите человека, нельзя связывать с ним свою жизнь. Вы будете только мучиться. И вы и он.
- Генрих, мне пора.
- Только одно слово! Пожалуйста, – одно слово. Когда назначена ваша свадьба?
- На 17 апреля.
- У вас есть ещё целая неделя. Всё ещё можно отменить.
- Но я не хочу ничего отменять! Зачем вы мучаете меня, Генрих!
- Я не хочу, чтобы потом вы мучились. Я понимаю, - принять такое решение непросто, но представьте, что это будет за жизнь! Какое-то время вы будете обманывать себя и убеждать, что всё в порядке, потом появятся дети, и вы будете думать, что должны жить вместе для них, чувствуя, что такая совместная жизнь на самом деле только вредит им, и наконец, вы начнёте мстить друг другу за неудавшуюся жизнь и загубленную молодость. Я тоже думал, что у меня всё в порядке, что я люблю свою жену, что у нас образцовая семья. И только недавно я понял, что всё это не так, что я тешил себя иллюзией. Понял это, когда встретил вас. Я не претендую, чтобы вы полюбили меня, я прошу только, чтобы вы не связывали свою жизнь с нелюбимым человеком.
- Но я люблю этого человека! И напрасно вы пытаетесь убедить меня в обратном!
- Это вы пытаетесь убедить себя! Но спросите своё сердце, – оно скажет вам правду. Подумайте, ещё есть время. Свадьба у вас семнадцатого? Я буду ждать вас 16 апреля в этом кафе. Если сердце подскажет вам, что я прав, - отмените свадьбу!  Я буду ждать вашего решения в этом кафе. Если окажется, что я прав – зайдите в кафе, скажите мне об этом. 16 апреля я буду ждать.
- Вы не правы, Генрих, и я не приду.
- Есть ещё неделя.
- Всего хорошего!

Через неделю была свадьба. Снимали зал в ресторане, столы ломились, молодоженам надарили подарков.

- А вот ещё букет! Да какой! Светка, посмотри!

Маша держала в руках корзину, полную прекрасных белых роз.

-  Какая прелесть! – оторвавшись на секунду от зеркала, Света взглянула на букет.     - От кого это?
- Не знаю, принёс какой-то мальчишка. А – здесь записка!.. Хм… Без подписи…
- Читай без подписи! – весело сказала Света, оглядывая себя в зеркало счастливыми сияющими глазами и поправляя последние штрихи на свадебном платье.
- «Взглянули розы на тебя, и зависть гложет их». Хм, стихи, что ли? А, Свет? Света! Света, что с тобой!!

…Силуэты предметов потеряли чёткость, и комната куда-то поплыла.

«Боже! Зачем я это делаю! Зачем?!»

После свадьбы Генрих и Света не виделись. Молодожены взяли отпуск и уехали в свадебное путешествие в Прибалтику.

Когда Света после медового месяца вышла на работу, оказалось, что инженер Генрих Шульц вернулся в Германскую Демократическую Республику, не доработав двух недель до окончания контракта. За это из его гонорара вычли большую неустойку, но инженер Шульц претензий не заявлял, объясняя свой неожиданный отъезд семейными обстоятельствами.


Давно уже нет Германской Демократической Республики, давно уже обанкротился и закрылся механический завод, городские улицы изменили свой вид, но осталось старое кафе. Посреди изменившихся улиц оно как-то сохранило и местоположение, и название. Каждый год 16 апреля в кафе приходит дама, заказывает мороженое, и подолгу сидит, думая о чём-то своём и глядя отсутствующими глазами на посетителей. Взоры этой дамы устремлены в далёкое прошлое, туда, где жизнь кажется бесконечной и прекрасной, где каждому дана возможность найти настоящую любовь, и где она так легкомысленно упустила эту возможность.

У дамы есть муж и двое детей. Но в последнее время ей нравится бывать в одиночестве. Недавно у неё появилось новое увлечение – восточная поэзия. Некоторые стихи она даже знает наизусть.

«Взглянули розы на тебя, и зависть гложет их.
И сахар, устыдясь, узнал про сладость уст твоих…
Ресницы бьют меня в упор под тетивой бровей,
И снова ненасытный взгляд ждёт новых жертв моих».

-----------------------

…Минуточку… Что же это такое произошло? Как это я оказалась в ночи с номером журнала в руках и с комком в горле?

Так, давайте вспомним всё по порядку. Три дня назад я встретила в кафе свою давнюю подругу Полину Лисицыну. Потом мы поговорили, она рассказала мне про одну даму, я рассказала ей про свою диссертацию, про новости на работе, про ссору с Игорем, про перебои с горячей водой и отоплением, про последние проделки своего кота…
Что же было дальше? Ах да! Ну конечно! Ох уж эта Полина! Дальше мы, конечно, расстались, и как всегда бывает после разговора с Полиной, у меня в голове засела её история, и все эти три дня я мысленно прокручивала её на все лады, плохо воспринимая события, происходящие в реальности.

Такой «дальнобойный» гипноз – тоже одно из свойств Полины. Когда она рассказывает вам историю, кажется, ничего особенного в ней нет, но проходит время и вы замечаете, что независимо от вашего сознания, история поселилась у вас в голове, и вы всё время думаете о её героях, не замечая, что чайник уже вскипел, а на работу вы опоздали.
От этого гипноза есть только одно средство – прочитать статью Полины, посвященную этой истории. В статье, без сомнения, всё будет разложено по полочкам, все ваши подсознательные шатания будут выведены на сознательный уровень и оформлены словесно, и вы, наконец-то, если уж совсем не освободитесь от назойливых мыслей, то, по крайней мере, снова сможете адекватно воспринимать окружающую действительность.

Я не считаю статьи Полины гениальными литературными произведениями, но в студенческие годы всегда читала их с интересом. Вот и история про даму понравилась мне.
Полина ведь журналист, а не писатель, думаю, ей можно простить небольшие недоработки в стилях и формах, если таковые окажутся. А в целом, наверное, её статьи пользуются успехом. Надо будет расспросить поподробнее о её журнальной деятельности.

Хотя расспросить Полину – дело почти невозможное. Я и на той нашей встрече хотела расспросить её, а вышло как всегда, наоборот.
Нельзя сказать, что она намеренно что-то скрывает, просто она всегда увлекается своим собеседником, а тот, чувствуя неподдельный интерес, разумеется, расцветает и выкладывает перед ней всю подноготную. А поскольку ни о чём люди не говорят так охотно, как о самих себе, на это уходит практически всё то время, что вы общаетесь и узнать что-то о самой Полине не представляется возможным.

Однако помнится, в студенческие годы я умела расспрашивать её. Надо будет восстановить свою квалификацию. Вот завтра и начну. Полина просила позвонить и сообщить ей мои впечатления о статье, и - я буду не я, если не узнаю хоть что-нибудь о её теперешних делах.