Предчувствие любви, предчувствие жизни и смерти...

А начиналось всё так...
Однажды, в один веселый, осенний день, после дождичка в четверг, две закадычные подружки, Оля и Аленка, шли домой из школы, через большую и тихую аллею, предоставленную в их почти полное распоряжение, где можно немного расслабиться и отдохнуть от непрерывного, неумолчного гула Москвы. Девочки по привычке прыгали то на одной, то на двух ножках, под которыми шуршали опавшие, желтые, оранжевые и красные листья. Время от времени, от избытка энергии и озорства школьницы прыгали в небольшую лужицу, по которой плыли в свой последний путь листья, поднимая тучу брызг и нисколько не смущаясь того, что домой они вернутся заляпанными грязью, словно поросята.
- Пошли каштаны собирать, а? - предложила Оля и тут же с веселым визгом стала бегать между величавыми, шелестящими листвой деревьями, то обнимая их руками, то нагибаясь, дабы разглядеть очередную занятную шишку или смешную корягу. Рыжая голова её так и мелькала в тени каштанов.
- Ой нет - вдруг испуганно произнесла и в ужасе всплеснула руками Аленка, худенькая белокурая девочка с бледным лицом и огромными, серыми глазами, подходя к тому каштану, возде которого прыгала озорница Оля - мне надо домой поскорее! Надо учить правила по русскому и стихотворение Тютчева: "ещё земли печален вид", наизусть.
- Если не выучу то...сама знаешь что... - Аленка вздохнула и глаза её стали ещё печальнее.
Да уж...Оля знала, сама видела в раздевалке и не раз, синяки на худенькой заднице, да полосы от ремня на тонких, как трубочки бёдрах, а то и черные следы от скакалки, густо покрывающие всю площадь бледной, не знающей загара, детской попы, бёдер и даже ног до колен у своей подружки.
- Не волнуйся, тебя завтра не спросят - уверенно, но впрочем сама не зная, откуда же явилась такая спокойная уверенность, произнесла Оля.
- Откуда ты знаешь, что не спросят? - удивленно спросила Аленка, с любопытством разглядывая Олю, словно увидела её в первый раз.
- Ты слышала какой-то разговор между учителями? - подумав, нашла себе единственное обьяснение ученица, вспомнив что учительница пения посылала Олю утром за журналом в учительскую.
- Нет, ничего не слышала - ответила Оля - а только знаю, что не спросят - и пожав плечами добавила - вот чувствую, и всё тут. Не спросят тебя завтра, не бойся.

Поверить в услышанное очень хотелось. Отодвигая мысли о суровой матери, разгневанном отце, его страшном ремне, а то и жуткой скакалке, в чулан своего сознания, Аленка присоединилась к бесшабашному веселью в компании одноклассницы. Девчонки до вечера бегали, прыгали, прятались друг от друга, лазали на деревья, собирали каштаны, бегали босиком по лужам, запускали самодельные: из листьев, ореховых скорлупок и картона кораблики и домой пришли уставшие, голодные, мокрые, грязные, но очень счастливые и донельзя довольные собой. Аленка, как это частенько бывало, прежде чем идти к себе, пошла к своей подружке, где и привела себя в порядок, умывшись, причесавшись и переодевшись в хранившуюся там резервную одежонку.

Назавтра Аленка на дрожащих ногах и с бьющимся сердцем плелась в класс, ожидая публичного распятия - мало ли что там чувствует или не чувствует Оля?! А вдруг она сказала так ради того, чтобы побеситься в парке, а одной разве ж интерес беситься? Точнее, боялась она не самой двойки или смеха некоторых учеников за свое незнание, а того что наверняка ожидает её за двойку или даже тройку дома... Но учительница её не спросила...

С тех пор так и пошло. Оля не понимала, как она угадывает грядущие события, не могла б даже самой себе четко сформулировать, что именно чувствует, её ли это внутренний голос или добрый гномик, ангел-хранитель, милый домовой или кто-то ещё подсказывает ей, но предсказания самой себе или - иногда, довольно редко, но всегда метко, своим друзьям по классу, двору, бассейну или художке были безошибочны.

Оленька была на седьмом небе от счастья! Теперь она уже точно знала, по какому предмету её спросят в школе и что именно спросят, быть паинькой или же её озорство пройдет безнаказанно, поторопиться, имея строгий наказ от родителей быть дома ровно в 21:00 или же можно спокойно пойти в киношку, зная что дома всё равно никого не будет; уйти с последнего урока, соврав что у неё болит живот или же остаться, узнав что её вранье вылезет наружу или хуже того, мама поверит в это и паникуя, затащит ее в машину и не обращая внимание на дорожные знаки, помчится с ней в больницу, где её возьмут в плен врачи, подвергая болезненным процедурам и анализам, что конечно же, куда хуже скучного урока английского или математики.

Теперь от Оленьки были в восторге и родители и учителя и соседи! Все наперебой расхваливали девчонку, считая её эталоном хорошей учебы и примерного поведения.
Мама Оленьки раньше волновалась по поводу того, что мало занимается дочкой и девчушка растет почти без надзора, как трава под дождем.
- Разве ж это мать? Это злодейка, а не мать! - восклицала время от времени, любившая поговорить о себе в третьем лице, преуспевающая бизнес-вумен.
- Муж этой женщины, благодарение Богу, глава крупной строительной фирмы и зарабатывает столько, что может содержать в почете и достатке, не только маленькую семью с двумя детьми, а и с двенадцатью, если не больше детьми, а она увлечена очередным проектом и домой приходит, когда уже дети спят.
- А бесконечные и длительные командировки! Япония, Италия, Германия, Норвегия, Голландия и так без конца. Это же кошмар! - всплескивала незадачливая мать руками.
- И кто присмотрит за дочкой?! Старший сын разве что! Так у него у самого ветер в голове, болтается не пойми с кем и где; ему самому присмотр необходим! Оооооо!!! - женщина прикасалась кончиками пальцев к вискам, вертела головой и вставая на цыпочки, отрезала:
- Всё! Вот завершит она этот проект и скажет боссу, что отныне и пока Оленька не окончит школу, она работает только до полудня и не больше 4 дней в неделю. И никаких командировок!

Но...завершался один проект и начинался другой. Кончалась одна командировка и её звали в следующую, ещё более длительную и ответственную. И выслушав от босса тысячи комплиментов о своих непревзойдённых деловых качествах и женской обворожительности, женщина вновь как в море, прыгала с головой в увлекательную для неё работу, а данные самой себе обещания таяли, как снег на солнце. Всё оставалось как прежде. Оля по-прежнему жила в более-менее свободном режиме, ловко и умело оттирая от своей персоны нянь, которых мама спохватившись, пыталась нанять для подрастающей дочки и оставляя им лишь заботу о кухне и домашнем хозяйстве.

Повеселевшая мать теперь заговорила совсем по иному, бодро и вовсю расхваливая свою проницательность:
- А всё ж это мать! Чудо-мать, молодец! Ах, скажите кто красив, кто умён, а она и красива и умна! Только материнское чутьё может подсказать верно и правильно, как правильно воспитывать своих детей! Не зря же говорят, что каждого ребенка нужно воспитывать в соответствии с его природой. Вот поняла, уловила же, что дочка растет умничкой, серьезной и спокойной девочкой, а потому свобода пошла ей только на пользу, воспитав в ребенке чувство ответственности!

Учителя же не могли нахвалиться такой прилежной, примерной и талантливой девочкой, ставшей отныне твёрдой хорошисткой, приводя ее в пример на всех родительских собраниях.
Надо сказать, что шкодила и шалила Оля теперь куда больше, чем прежде, но отныне все её шалости либо оставались для взрослых неизвестными, либо никак не связывались с Олей.

Продолжение следует...