Ум в молодости и в старости

Жена умерла в 2013 году.  Мы прожили пятьдесят лет и ещё полгода, успели отметить Золотую свадьбу. Трое детей, уже взрослых сидели за столами, снимали видео, Внучки были тоже здесь. Она много смеялась, и, казалось, всё будет также и дальше. Через полгода её не стало. За год прошёл через многое. И, в конечном итоге, появился красивейший памятник из красного гранита – один среди множества чёрных памятников, окружающих её место.
 Я каждый год переделывал архитектуру, окружающую памятник, добавляя детали, которые отличали её от остальных. Четыре зелёных шара под самшит в красивых белых вазах, скамейка из чёрного гранита, красивый фундамент и ограда.
 Это было лучшим из того, что её окружало на всём пространстве. Её фото, ещё довольно молодой женщины было выполнено на голубом фаянсе и вносило некий оптимизм вместе с красным гранитом самого памятника. И сам этот вид не создавал впечатления траура. А в нём звучала нота из «Реквиема» Моцарта в самых лучших его местах.

Я приезжал часто, и всегда делал одно и тоже. Первым делом подходил к памятнику, клал руку на её портрет, сначала согревая ладонью её лицо, будто стараясь вернуть ей её тепло. А потом, уже сегодня, я водил пальцем по её щекам, трогал глаза, трогал губы по их красивым   очертаниям. Потом на мгновение обнял верхушку памятника, как будто я обнимал её живую.

Я гладил этот красный гранит, думая о том, почему не получилась такая красивая жизнь с ней за целых пятьдесят лет, какая получилась с другой, которую Бог так неожиданно послал мне только в этом году, хотя в стихах и рассказах я просил Его об этом значительно раньше. Но Он неизменно отвечал «Нет». «Я дал тебе её юную, непорочную, живи с ней и береги её!  Ты её не уберёг! Теперь живи один!».
И я, повинуясь его воле, жил один. И, приходя каждый раз в Церковь, я не просил у Него другую женщину, даже мысленно. Постепенно я смирился с этим, и мне оставалось гладить её лицо и обнимать памятник из холодного красного гранита. Он, этот красный гранит должен был олицетворять вечность любви и нежности между мужем и женой. Но они таковыми не были.
 Я должен был научить её любить, должен был принять её такую, какой она была. В двадцать один год я не мог этого сделать. Я ещё ничего не знал и ничего не понимал, как мне обращаться с юной женщиной.
 Та первозданность, с которой она пришла ко мне, с её внушённым матерью страхом перед мужчиной, была сломана мною. Сломана по моей неопытности, по моей молодости. И какой я был мужчина в двадцать один год после блокады в городе, где я родился! Она любила меня абсолютно по-своему: тихо, нежно и ласково. И только в письмах мне в армию она писала: «…твоя жёнушка!». А в жизни она, ласкаясь ко мне, никогда не произносила этого заветного для меня слова: «Твоя».
Я должен был проявить искусство и терпение скульптора-ваятеля (которого я ещё не знал), медленно вытачивая её характер, её отношение к мужчине, создавая её образ, в котором я видел женщину, данную мне Богом, как жену.
Но мысли эти пришли ко мне не тогда- пятьдесят и сорок лет назад, а сейчас, только в этом году, когда Бог отменил своё решение, и неожиданно указал мне на женщину, которую он даёт мне в конце жизни, сказав при этом: «Сделай её такой, какой ты хотел. Теперь ты можешь всё. Но тебе придётся долго потрудиться над нею, и тогда ты получишь то, что хотел, но не так скоро. Трудись!». Сказал и исчез.
Он оставил её мне по другую сторону Океана, чтобы я не смог взять её сразу, а должен был приложить нечеловеческие усилия, чтобы начать растапливать лёд её души. Я уже понимал, что там под слоем этого душевного льда, состоящего из огромного стеснения, песка и пыли тех мест, где она когда-то жила. Уйдя от мужа, она не собиралась снова выходить замуж. Её душа мысленно, а не на деле рвалась в другой мир, где, может быть, была такая же душа, как у неё- её вторая половинка. А на деле все эти мысли она переложила для «другого мира», о котором не имела представления.
Бог позаботился о наших адресах. И уже средствами современной связи полетели письма через океан и обратно.
Осторожно, по крупицам узнавали друг друга, медленно переходя от «Вы» к «Ты». Множество писем раскрывали нам обоим друг друга. И постепенно мы стали понимать, что души наши очень близки.  Прошло ещё некоторое время, кто –то первый сказал слово «Люблю тебя». Я сейчас не вспомню, кто это сказал. А ещё через какой-то промежуток времени в письмах появилось заветное для меня слово «Твоя».

Мы перешли на телефонные разговоры. Я медленно и очень осторожно словами переходил к ласкам. Сначала говорил, что целую её руки и плечи, потом шею, ушки, глажу её волосы. Она робко, с очень большой стеснительностью поддавалась моим словам, и, если я пытался сделать что-то более серьёзное, то сразу слышал слово «нет». Множество фраз и книг по философии любви и из других различных источников приведены были мною в дополнительных письмах прежде, чем она разрешила поцеловать себя в губы. Но это опять же было по телефону. Множество слов и фраз, копии источников поведения мужчины и женщины, необходимые и достаточные условия для проведения ласк женщине, допустимость их и даже необходимость их в создании прелюдии в подготовке женщины к последней ступени. Всё это было пройдено и прочувствовано множество раз. Нет смысла продолжать эти словесные объяснения. Я ждал её прилёта с другого континента. Она прилетела в конце августа этого года. Несколько дней ушло на адаптацию к разности во времени часовых поясов. И, вот, назначается день встречи. Первый раз – очной встречи людей, видевших друг друга на фотографиях, но знающих друг о друге всё.
Она вошла в вестибюль гостиницы: изящная, красиво одетая и также красиво причёсанная. Удивительно подходящий её цвет помады, лак маникюра и невообразимо тонкий запах французских духов. Невысокий каблук туфель и лёгкий шарф дополняли её ансамбль. Уверенно шагнула со мной в лифт, где мы первый раз обнялись.

Пришли в комнату, помог снять ей кардиган, подошли к окну, некоторое время смотрели друг на друга. Я обнял её. Мы стояли у окна с видом на Екатерининский дворец. Она повернулась ко мне и всем телом прижалась ко мне, всё ещё подрагивая от смущения.
Я обнимал её, она обнимала меня, постепенно раскрепощаясь от своих вечных спутников смущения и стыдливости. Я целовал её лицо, губы, шею. Взяв в ладони её лицо, я целовал её глаза и ещё нежно и бережно в губы. Её доверие ко мне было абсолютным, и понимание между нами было полное.  Обе половинки нашли друг друга потому, что они и были реальными половинками. Это так и должно было быть.


23 сентября 2017 год.
Москва