О том, как драконы об искусстве спорили

1.
У графа Де’Гармони сегодня был выходной. Так что он неспеша попивал кофе, пока его старый приятель и по совместительству коллега по работе в Департаменте «Людской жизни» в отделе искусств не влетел в его дом. В прямом смысле влетел.
- Сартико! Сколько раз я тебе говорил трансформироваться в человека перед входом! Ты мне чуть хвостом люстру не снёс!
- А нечего было строить такой маленький дом! Ты же граф, дракон-граф к тому же! А живёшь, как…
- Как положено истинному графу: просто и со вкусом. Но не суть. Что ты хотел?
- Вот, - Сартико положил на стол газету.
- «В мире людей началась очередная война.» Ох… Снова за старое! Пол века не прошло, как они опять что-то не могут поделить!
- Это не важно. Ты читай дальше!
- «…цензура сильно ужесточилась; больше половины произведений искусства теперь запрещены.» Итак, что же здесь особенного?
- А то что в большинстве случаев запрещено то, что никак политике не угрожает!
- Но ведь это не так важно. Искусство не поэтому так жёстко подвергается цензуре.
Сартико изогнул бровь и усмехнулся. Повисло молчание, которое нарушил Де’Гармони:
- Не смотри ты на меня так!
- Да я вот просто пытаюсь разглядеть в тебе хоть толику рационализма. Ты, граф, младше меня всего на век с лишним, а всё носишь свои «розовые очки». Так ведь у людей говорится?
- Так. Но это неправда!
- Что же тогда правда?
- А правда в том, что не смыслишь ты ничего в силе людского искусства.
- Смыслю, поэтому и говорю, что цензура ведёт себя очень странным образом.
Де’Гармони устало вздохнул и отправился за чайником.
- Каково же твоё мнение, граф? – чуть насмешливо произнёс Сартико.
- Сила искусства и его власть над людьми заключается не в том, чтобы как-то подрывать их игру под названием «Политика». Искусство – это для них самовыражение, способ передать свои чувства, переживания, мысли. Люди примитивны, они не могут выразить всего словами и простыми действиями. Но нужно отдать им должное именно они придумали искусство, которое у нас называют «Посредником в общении между сущностями людей», и научились как-то выражать себя, лучше понимать друг друга и, конечно, общаться не только между собой, но и с целыми общностями на ином уровне. На их языке искусство «затрагивает душу.» А если оно проникает так глубоко, то может очень сильно повлиять на людей, сделать их лучше или хуже. Ведущие в «Политике» понимают, что это разительно отличается от «вбивания конкретной мысли в голову», поэтому и набросились на деятелей искусства и их творения с таким ожесточением.
- Возможно, ты прав, - Сартико на несколько секунд замолчал, словно пытаясь полностью осознать всё сказанное другом, - Но знаешь, всё ещё проще.
- И как же ты по-другому объяснишь столь резкое ужесточение цензуры? – с интересом спросил граф.
- Ведущие в «Политике», как ты и сказал, не дураки, так что могут отличить что-то стоящее от чего-то обычного. Стоящее ведь развивает мышление, - уголки губ Сартико чуть приподнялись.
- Я не совсем уловил ход твоих мыслей… - с искренним непониманием пробормотал Де’Гармони, пододвигая чашку с чаем своему другу.
- Искусство заставляет людей думать, граф! А кому на войне нужны пешки, которые задают тебе вопросы, пытаются разобраться в происходящем и, не дай бог, откажутся идти туда, куда им приказали?
Де’Гармони тяжело вздохнул и продолжил молча разглядывать плавающие в кружке чаинки.
«Хотелось бы верить, что искусство ещё и чувствовать учит…» - с надеждой подумал граф.

2.
- Как же мне надоели эти командировки!
- Что, опять?
- Не опять, а снова, Сартико, - граф устало повалился на стул напротив друга, который уже успел приготовить ему чашку свежего кофе. - Благодарю.
- И куда на этот раз?
- Опять в сумасшедший дом! И почему всех деятелей искусства так тянет в… это место? – недовольно пробурчал Де’Гармони.
- А ты везунчик! Ещё не чувствуешь желания поговорить с самим собой? А голоса не слышишь? Или, может, тебе хочется теперь творить, а потом сжигать свои творения? – наигранно заботливо спросил Сартико, сделав максимально серьёзное выражение лица.
- Не смешно ничуть!
- Почему же? На мой взгляд, попадать в сумасшедший дом, ну или просто терять себя – одна из самых странных и забавных тенденций среди творцов! Посмотришь на них и сразу начинаешь благодарить Вселенную за то, что она подарила тебе крепкий рассудок дракона, а не слабый и несовершенный людской, - Сартико с довольной ухмылкой сделал глоток кофе и тут же поймал на себе прожигающий взгляд друга.
- Что-то не так, граф?
- Ты слишком жесток к ним.
- К кому?
- К людям, которые отданы искусству.
- А что их жалеть-то? Искусство, друг мой, - это Бездна. А что происходит, когда человек смотрит в Бездну слишком долго? Правильно: Бездна начинает смотреть на него. Эти люди не то что посмотрели в Бездну, они с головой окунулись туда. И как, спрашивается, их слабенькое сознание должно там нормально существовать по привычным ему законам человечества? Да никак! В Бездне правила другие. Так что, если взглянуть на «схождение с ума» с другой точки зрения, то человек просто…меняет своё сознание и ничего более.
В комнате повисло молчание, которое вновь нарушил Сартико.
- Тебе же есть что сказать, граф, не так ли? – старший отставил в сторону чашку и ухмыльнулся.
- Просто…ты давно не видел сошедших с ума. Для них поменять своё сознание означает потерять себя безвозвратно. И неужели…неужели искусство на самом деле столь жестоко по отношению к тем, кто просто…просто хотел показать остальным иной взгляд на привычные вещи?
- Чтобы смотреть на что-то с другой стороны, нужно встать на эту сторону самому, граф. Ну и, конечно, не стоит забывать о том золотом законе людской жизни, который так схож с одним из наших алхимических постулатов: «За всё нужно заплатить». Все платят по-разному. И кто-то платит за право высказать новые мысли и за великий талант своим рассудком.  - Сартико откинулся на стуле. Он молча глядел в потолок, а потом, вдруг, неожиданно рассмеялся.
- Что такое?
- Да так, вспомнилось…
Когда Де’Гармони ушёл, было далеко за полночь. Сартико молчал и смотрел на картину невиданной красоты, которая висела в его гостиной.
«Ты побывал в Бездне, которая в конечном итоге забрала и тебя, и твоего брата. Ты написал самую прекрасную ночь на свете. Ты одним мазком говорил больше, чем все бездарные политики твоего времени в своих огромных речах. Но стоила ли твоя игра свеч, дорогой художник?»
Сартико ещё раз окинул взглядом картину, криво улыбнулся и поспешно вышел из гостиной.


3.
- Бессмыслица или искусство? Искусство или…
- Чем это ты занят?
- Не мешай мне, граф, я пытаюсь определить, что придумали люди на этот раз и как это обозначить в отчёте.
- Позволь взглянуть.
- Держи, - не отрываясь от своих бумаг, Сартико протянул другу одну из страниц с текстом.
- Ну так и что тут неясного?
- Как что? – Сартико взмахнул руками и сурово посмотрел на Де’Гармони.
- Они же сами пишут «Современное искусство» и…
- Да какое это, к чёрту, искусство! Ладно с ума сходить, ладно носить жёлтые рубашки, ладно быть последним хулиганом, но это! Как можно выдавать обычный квадрат за искусство? Или три точки в углу? Или…А!
- Тише-тише, - граф сел напротив и протянул другу стакан воды.
- Нет, я всё могу понять, везде могу найти какой-то смысл, но это…это даже для людей перебор!
- А мне кажется, их «современное искусство» как нельзя ярче показывает значимость и силу этих «квадратов».
Сартико изогнул бровь и откинулся на спинку стула.
- И как, спрашивается? Искусство ведь должно как-то зацепить. А здесь…что здесь может зацепить, граф?
- Противоречишь сам себе, друг мой!
- Что ты хочешь этим сказать?
- Тебя ведь зацепило. Иначе бы ты не тратил столько нервов на обычный отчёт для начальства о «слабых и смешных людишках», - наигранно язвительно закончил Де’Гармони и, довольно улыбаясь, отправился на кухню.
- Хах, а ты не так прост, граф, - с усмешкой сам себе сказал Сартико, попутно ставя в документе, в графе «Вид деятельности» слово «Искусство.»

4.
- Морфий, алкоголь, си…
- Что за мерзость, Сартико! Зачем тебе это всё?
- Да вот хочу понять, как всё-таки люди творчества научились так искусно уничтожать себя.
- Не все же…
- Не все, согласен. Но эти остальные хоть и гении, в понимании людей, да вот что-то скучные больно на мой вкус.
- А я вот думаю, что остальным следовало бы чему-то да поучиться у «зануд», как ты выразился. Ведь саморазрушение – это не есть хорошо. Да и потом… - Де’Гармони резко замолчал, встретившись взглядом с другом, - Я что-то не то сказал?
- Думаешь, что образ жизни человека, привычки и страсти делают его менее гениальным?
- Не то чтобы, но…
- Именно так ты и думаешь, граф! – Сартико засмеялся, - Глупый ты!
- Да почему же? – недовольно воскликнул младший.
- Да потому что какая разница, сколько раз твои обожаемые деятели искусства ходили «налево», какое вино (или не вино) пили и что…пробовали? Ни-ка-кой! Знаешь, как люди сами говорят? «Талант не пропьёшь!» Умерли они, конечно, в большинстве своём рановато… Но не суть!
- Не об этом я хотел сказать! Это я и так знаю!
- Неужели? – Сартико усмехнулся.
- Я хотел сказать, что названные тобой «скучными» деятели искусства не жили в страданиях и умели быть в гармонии с окружающими.
- И…?
- И что слова «поэт», «художник» или «музыкант» не тождественно равны «несчастному человеку.» Всё лишь глупые стереотипы, искажение понятий и больные тенденции.
- Стереотипы глупы, но!
- Но…? – с опаской спросил Де’Гармони, ожидая услышать новую колкость.
- Но не Вы, граф!
Младший облегчённо выдохнул, и друзья дружно рассмеялись.
«И над чем они так смеются?» - подумал большой чёрный кот, который сидел на перилах балкона, закинув лапу на лупу, подобно тому, как человек закидывает ногу на ногу.

5.
- Что с Вами, Любочка, Вы отчего плачете?
- Да вот…да он…
- Ну-ну, Любочка, не плачьте! Вот, возьмите, - Сартико усадил девушку за стол и налил немного водки. – Лучше?
- Лучше.
- Так что случилось, скажите мне?
- Да снова он!
- А что с ним?
- Всё чего-то хочет от меня, всё ждёт, всё требует. А ты ему отдашь всю себя, а взамен…да ничего не получишь взамен! Одни проклятья!
- За что же он так с Вами, Люба? – с беспокойством поинтересовался Де’Гармони.
- А мне откуда знать? Ух и покажу я ему! Сам себя в могилу загонит, сам себя! Уж я это устрою! – девушка налила себе ещё стопку, разом выпила, сделала глубокий вдох и шумно выдохнула. Драконы смотрели на Любу с большим интересом и…страхом.
- Ну-с, спасибо вам, господа, - девушка встала из-за стола и направилась к выходу, - Пойду своего неуча выручать!
- До свиданья, Люба, - с улыбкой произнёс Де’Гармони, провожая гостью взглядом. Они ещё долго смотрели на дверь молча, пока граф не подал голос.
- Странно…
- Женщины вообще странные существа. А Музы… - Сартико развёл руками.
- И, всё-таки, русские Музы мне нравятся больше остальных, - весело закончил Де’Гармони и, подобно Любочке, выпил немного водки, после чего сморщился, словно только что съел кислый лимон.

6.
«Искусство, в частности музыка, порой может стать лучшим лекарством для человеческой души. Даже несведущие способны найти и услышать в той или иной мелодии что-то прекрасное, что-то, что позволит успокоить старые раны, привести мысли в нормальное состояние, найти ту тонкую ниточку гармонии внешнего и внутреннего.
Когда музыка на все сто процентов совпадает с твоим состоянием, почти физически можно ощутить колоссальное количество энергии, которое ты только что получил. А энергия не может просто угаснуть – ей нужен выход. И поэтому люди плачут или смеются, поэтому по всему телу проходит дрожь, поэтому хочется выплеснуть всю свою энергию…куда-то. Например, в собственное творчество. Это, думаю, и называется Вдохновением: когда в тебе вспыхивает энергия, которая требует определённого выхода.
Но есть и те состояния нашей души, когда наша собственная энергия заканчивается. И зачастую музыка может восполнить её, вновь зажечь внутренний огонёк жизни. Никакие лекарства порой не подарят столько сил, сколько может подарить одна песня. И это волшебно!
Когда я слушаю какую-то музыку, в моей голове рождается множество различных образов или же мыслей. Словно кто-то тихо нашёптывает тебе их. Каждый исполнитель, к тому же, делает это по-разному. И ведь не сами слова, не их прямой смысл, а их правильное и искусное сочетание с музыкой и друг с другом заставляют полностью осознать и принять, казалось бы, такие простые истины! В обычной жизни слышишь что-то подобное чуть ли не каждый день, а доходишь до такой простой и понятной мысли лишь услышав музыку. Это магия, магия безмолвного диалога, иначе не назовёшь.»
- Что читаешь, граф?
- А, это писал один из выпускников Художественной академии в своём дневнике. Всего пару дней назад.
- Пф! И что он там такого написал? Небось восхищался художниками «периода Возрождения» или «импрессионистами», - чуть насмешливо произнёс Сартико, состроив наиграно умную гримасу.
- Нет, он писал про музыку.
- Хм… - Сартико взял из рук Де’Гармони листок и быстро, но внимательно прочитал.
- Что думаешь?
- Я думаю… Впрочем, зачем тебе говорить. Ты поймёшь и без слов, о чём я подумал.
Сартико встал из-за стола, взял с полки старую пластинку, сдул с неё пыль и, включив проигрыватель, медленно опустил иглу.
- Второй концерт для фортепиано с оркестром?
- Именно. Двадцатый век.
Повисло молчание, которое длилось несколько минут. Звучали лишь волшебные звуки, эхом отдававшиеся в соседних комнатах и смешивающиеся со звуками ветра где-то на балконе.
- Умеют же люди писать музыку, - тихо сказал Де’Гармони скорее себе, нежели своему другу.
Сартико взглянул на свои чуть дрожащие ладони и лишь усмехнулся, никак не ответив на слова графа.
«Магия…Что ж, даже я бы не подобрал слова лучше» - пронеслась мысль в голове дракона.