Картинки с выставки

Моя подруга Полина часто сетует на то, что не обладает даром художественного слова. Хотя я лично считаю, что для репортёра это только лишняя обуза и скорее помеха в творческом деле, но, разумеется, Полине я эту мысль не высказываю. Наоборот, я всячески стараюсь её успокоить, когда она в очередной раз впадает в самокритику.

Вот и сегодня, устроившись на моём диване, Полина завела знакомую песню.

- Что это за жизнь такая – всё статьи, да статьи. Почему я не могу написать что-нибудь серьёзное? Повесть, например, или роман.
- Кто же тебе не велит, - напиши.
- Напиши! Легко сказать! Для этого талант нужен.
- Но ведь статьи у тебя получаются.
- Вот именно, - статьи! «Он её спросил…», «Она ему ответила…». О чём бы я ни начинала писать, всегда выходит статья. А ведь какие истории встречаются! Хоть бы про ту даму, помнишь? Я ещё назвала её дамой бальзаковского возраста. Это же целая драма! Женщина, которая отказалась от возможности найти свою половинку, и которая поняла слишком поздно, что без этой половинки жизнь для неё не имеет смысла. Об этом, ведь, можно целый роман написать! А вышла статья. Изложение фактов. Нет, не умею я писать!

Полина вздохнула, и, подперев подбородок рукой, безнадёжно уставилась в стену.

- Вот читаешь Чехова, например, - продолжала она, - незатейливая, кажется история, а есть и глубина, и мораль, и всё что угодно. А у меня под руками чего только нет - и переплетения событий, и неожиданные повороты - истории иногда почти детективные. Но стоит мне начать писать не статью, а что-то более солидное, как сразу и сюжет пропадает, и события выходят самые заурядные, и поворотов никаких нет.
- Значит, писать статьи – твоё призвание. Если у человека что-то получается лучше всего, значит, этим он и должен заниматься. Статьи твои все хвалят. Другой бы гордился, а ты хнычешь.
- И даже не в поворотах дело, - не слушая меня, рассуждала сам с собой Полина. – Иногда посреди самой обыденной обстановки вдруг видишь маленькие и простые, в общем-то, сюжеты, которые, неизвестно почему, так будоражат твою душу, что не знаешь, что и делать. Как объяснить это? Что это за ощущения, заставляющие тебя рыдать от вселенской любви, увидев плешивого котёнка на тротуаре? Тысяча человек пройдет и даже не заметит. А ты вдруг видишь. В и д и ш ь. Вот Чехов, он, конечно, смог бы это описать. А я…

Надо сказать, что Полина, общаясь со мной, теряет все свои журналистские инстинкты. Она отключает свой сканирующий взгляд, не испытывает чувства всепоглощающего любопытства, и не задает вопросов. Я – тот редкий собеседник, общаясь с которым, Полина больше говорит, чем слушает.
Это, конечно, не потому, что ей на меня наплевать. Просто мы уже так давно знакомы, что видим друг друга насквозь. Ей незачем задавать вопросы, потому что она и без того всё знает про меня, и как объект исследования я – пройденный этап. А если и происходит в нашей жизни что-то новое, то нам с Полиной не нужно много слов, чтобы понять друг друга.

Вот и сейчас я, кажется, понимала её.
Дело в том, что те истории, которые становятся доступными широкой общественности в виде статей - только видимая часть огромного айсберга информации, которым обладает Полина. Сбор данных происходит у неё практически непрерывно, а журнал выходит всего раз в месяц.
Поэтому периодически случаются моменты, когда информация, которая постоянно накапливалась в тайниках её подсознания, достигает критической массы и рвётся наружу. Тогда Полина пишет свои самые удачные статьи.
Но пока новая статья не оформилась во что-то конкретное и не встала во всей своей красе и законченности перед её мысленным взором, она будет мучиться, ныть, вздыхать и изводить меня прочувствованными монологами.
Похоже, сейчас моя подруга как раз находилась в таком состоянии.

- Если бы ты писала, как Чехов, ты бы не работала в журнале.
- Что? – казалось, Полина только что заметила, что я тоже присутствую в комнате.
- Я говорю, журналистика – это довольно специфичный жанр, и ты не смогла бы в нем работать успешно, если бы писала, как Чехов, – повторила я, гордясь своим умением тонко понимать вопрос, - Вот представь, что какой-нибудь из его рассказов напечатали в вашем журнале. Согласись, он будет выглядеть как заплата на новой скатерти.
- Чехов?! Как заплата?! – взвилась Полина. - Да мы бы все рыдали от счастья, если бы хоть кто-нибудь у нас в журнале написал бы что-нибудь на уровне Чехова! Да мы бы на руках носили такого человека! Да мы бы гордились, что в нашем коллективе работает такой гениальный репортёр!

Немного отдышавшись и перестав брызгать слюной, Полина опять впала в задумчивость и, помолчав, сказала:

- Хотя, конечно… Чехов – не репортёр… Не знаю, может ты и права. Но есть вещи, которые мне очень хочется выразить. И я чувствую, что выразить их не могу. Иногда меня это ужасно мучает.

Взгляд побитой собаки и жалкая улыбка на лице Полины подсказали мне, какое решение сейчас будет самым правильным.

- Я лично, когда меня что-то ужасно мучает, включаю подсознание, и жду когда проблема решится сама собой, - бодрым голосом сказала я.
- А ты умеешь включать подсознание? – впервые за весь вечер Полина посмотрела на меня с интересом.
- Ещё бы!

Я пошла на кухню и принесла оттуда бутылку мартини, шоколад и пару апельсинов.

- Откуда это у тебя мартини? – голосом налогового инспектора спросила Полина. -  А водка у тебя есть? Мартини пьют с водкой.
- Если мы будем пить мартини с водкой, я за последствия не отвечаю.
- А если мы будем пить мартини без водки, подсознание не включится.

Что я могла ей возразить! Добавив в ассортимент ещё одну бутылку, я уселась на диван рядом с Полиной, и мы начали включать подсознание.

-------------

Был уже поздний вечер, обе бутылки были наполовину пусты, и подсознание работало на всю катушку.

- Ты не представляешь себе! …и такой свет! Как будто лучи из глаз! Сыплет семечки и улыбается!
- Ну да! Вот я и говорю - ей-то какое дело?! У неё зарплата с выручки идёт, ей наоборот выгоднее… А она – «вот эти хорошие». Вот я и говорю - человек, он всегда человек! Даже в магазине.
- И, главное, ведь не заставляют, никто не стоит над ней! …просто заботиться надо… не спрашивая там, надо – не надо… Вот о детях же заботятся. Так же и здесь.  Даже хуже… На детей всё равно обращают внимание, а до деревьев никому дела нет… такие они беззащитные… такие стоят… такие…

Подсознание Полины вышло из-под контроля, и она залилась слезами.

На следующее утро мы обе проснулись с головной болью.

- С чего это мы вчера так наклюкались? – с трудом ворочая языком, спросила меня Полина.
- Хотели включить подсознание.
- Включили?
- Я не помню.
- Тогда, чур, я первая иду умываться, мне в редакцию к девяти.
- Сейчас половина одиннадцатого.
- Значит, к десяти.

Покряхтывая и пошатываясь, Полина поползла в ванную. Но я лично была совсем не в том состоянии, чтобы вот так вот сразу встать и пойти.
Какое-то время я внимательно смотрела на своего кота, который по обыкновению пришел пожелать мне доброго утра, и только когда количество ушей на его голове постепенно сократилось до двух, я решила, что вот теперь, пожалуй, можно попробовать рискнуть сделать в не очень быстром темпе пару шагов.
Чувствуя, что сейчас упаду, я вылезла из кровати и героически принялась готовить кофе для своей подруги, которая в стремлении выполнить свой профессиональный долг готова была жертвовать собой. Это ж как нужно было быть преданным делу, чтобы после вчерашнего очертя голову бежать в редакцию.

Умывшись, Полина стала выглядеть лучше. По крайней мере, внешне. Она уже довольно бойко разговаривала, и начала проявлять свой обычный интерес к окружающему.

- А что это за историю ты вчера рассказывала про магазин?
- Про магазин?
- Ну да. Как ты в магазине увидела какого-то мужика с девочкой, и они покупали фломастеры, и ты ещё целую мораль из этого вывела.
- Я? Мораль вывела?
- Да проснись ты, наконец, - тормошила меня Полина. – Я может, эту историю в статье хочу описать, а ты бормочешь, как лунатик.

Не знаю, как бормочут лунатики, но у меня в то утро красивые фразы и впрямь как-то не складывались.

- Ладно, черт с тобой! – решила Полина. – Завтра я позвоню, и подробно мне всё по телефону расскажешь. Поняла?
- Поняла? – сказала я, тупо глядя на неё.

После этого даже Полина прониклась состраданием. Она полезла в свою сумочку и достала упаковку таблеток.

- Вот тебе цитрамон, это от головы. Да посиди в ванной с полчасика. Да никуда не ходи сегодня. Ничего, до свадьбы заживёт.

Сделав несколько глотков кофе, Полина ушла в редакцию. Я же осталась страдать в одиночестве, ругая себя за злоупотребление напитками и за то, что, намереваясь немого поднять настроение своей подруге, слишком активно включилась в процесс сама.

-------------

Через неделю бодрый и жизнерадостный голос Полины в телефонной трубке убедил меня, что её хандра благополучно миновала.

- Помнишь, как мы с тобой включали подсознание? – радостно вопила она. – Это так мне помогло! Прекрасный метод! Теперь всегда буду так делать!
- Только уж без меня, - поспешила уточнить я, вздрогнув от одного воспоминания о последствиях этого прекрасного метода.
- Да ладно тебе! Ведь жива осталась. Искусство требует жертв. Зато какая статья получилась! Твоя история тоже там есть! Хочешь почитать?

Разумеется, я хотела почитать. Я всегда с интересом читаю статьи Полины, и даже если бы там не было «моей истории», я всё равно не успокоилась бы до тех пор, пока не узнала, какие же плоды принесло включение подсознания.

Вечером Полина заехала ко мне домой и оставила недавно вышедший номер журнала.
Вскипятив чайник и разложив на столике печенье, шоколадные конфеты, и кусочки бисквита, я удобно устроилась на диване и принялась читать.


***
«Иногда в мире происходят необычные и увлекательные истории. Они притягивают воображение как магнит. Вы готовы без конца пересказывать их своим знакомым, и даже если у вас будет тысяча знакомых, вам это не надоест.
Но есть и очень простые истории, которые могут оставить в душе глубокий след. Даже не истории, а меленькие картинки из жизни, которые неожиданно останавливают ваше внимание и остаются в вашей памяти как мгновенные и яркие фотографии. Нужно только уметь замечать эти картинки.

Часто можно услышать сетования на то, что жизнь сейчас стала жесткой. Люди черствеют, думают только о себе и готовы снять с ближнего последнюю рубашку. Но посмотрите внимательнее вокруг, и вы поймёте, что не стоит обобщать.


На автобусной остановке на самой окраине города стоит женщина. Роста она небольшого и одета очень просто. Многие даже сказали бы – бедно. На ней допотопных времён болоневая куртка, тёмная юбка, на голове пуховый платок, а на ногах что-то давно потерявшее цвет и форму.
Женщина средних лет, но невнимательные прохожие, скорее всего, принимают её за старуху. Если вообще замечают. Обыкновенная деревенская тётка, - любимый объект «лохотронщиков».
В руках у женщины сумка из кожзаменителя, которая тоже сохранилась с допотопных времён и в которую свободно помещается суточный запас провизии. Но сумка почти пустая. Сбоку есть маленький карманчик, до краев наполненный семечками. Женщина на остановке кормит голубей.

Вы когда-нибудь замечали на остановках голубей? Увы! Боюсь, что и людей-то вы замечаете не всегда. Конечно, вас можно понять. Вы торопитесь. Вам нужно успеть. В ожидании своего автобуса, вы нервно прохаживаетесь взад-вперёд, а едва завидев его, готовы броситься под колёса, лишь бы скорее сесть и поехать.

Женщина на остановке никуда не торопится. Нужный ей автобус ходит нечасто, и ждать его обычно приходится долго. Она спокойно стоит и смотрит на голубей, как они хлопотливо и жадно клюют семечки, топчась по площадке, слушает их курлыканье и слегка улыбается. Лицо её покрывают мелкие морщинки, но кажется, что они только усиливают общее выражение доброты. Глаза её просто излучают доброту. Ей необычайно приятно, что голуби с такой охотой клюют её семечки, и она подсыпает им горсть за горстью, если замечает, что какой-нибудь из сизарей рассеяно оглядывается вокруг, не находя угощения на свою долю.

Когда новая горсть семечек летит в середину голубиной толпы, птицы неуклюже взлетают и подпрыгивают, как бы в испуге, но тут же возвращаются на своё место и с ещё большим азартом принимаются клевать. Они, в общем-то, и не собирались улетать и изображают испуг только для проформы. Надо же показать, что они на страже.
Женщина понимает их обманный манёвр и от этого её улыбка становится заметнее. Она смотрит на них и кажется, что лучи из её глаз освещают копошащихся птиц, и что голуби чувствуют тепло и доброту, которую несут эти лучи.
Наверное, также смотрит она на цыплят на своём подворье, когда кормит их.
Если вы подойдёте к ней и вежливо спросите который час, она также посмотрит и на вас. И неожиданно для себя вы почувствуете, что лучи, льющиеся из этих глаз, согрели вашу, совсем было заледеневшую на весеннем ветру, душу, что жизнь ещё не такая скверная штука и что теперь вам, как и голубям на площадке подарена маленькая частичка света из чужой души. Частичка тепла и доброты, которую вы сможете унести с собой, куда бы ни отправились. А отправиться вы можете куда угодно. Например, в магазин.


В магазине, где продают всякую всячину, от тканей до видеокассет, у прилавка с канцелярскими товарами стоит мужчина. Он держит за руку девочку лет семи.
Мужчина одет в чёрную куртку из искусственной кожи и тёмные брюки. Он худ, плохо выбрит и не очень трезв. Сегодня выдавали зарплату, которую последнее время частенько задерживают, и он пришёл в магазин, чтобы купить дочке давно обещанный подарок.

Он и сам понимает, что нетрезв и что окружающие замечают это. Но цены везде такие высокие, а зарплату выдают так нерегулярно, что не выпить никак нельзя. Чтобы придать себе духу, он немного куражится, хотя заметно, что ему неловко.

У девочки счастливое лицо - наконец-то сбудется её мечта! Она уже давно присмотрела в этом магазине набор фломастеров и, устремив на желанную упаковку сияющие глазки, дёргает отца за рукав:

- Пап, пап, вон те!

Мужчина смотрит туда, куда показывает девочка и видит несколько разных пачек с фломастерами.

- Ну… покажите нам! – со всей возможной солидностью говорит он продавщице.
- Какие? – спрашивает та.

Но мужчина не готов внятно ответить на этот вопрос, и продавщица обращается к девочке.

- Какие тебе?
- Вон те, вон ту пачку! – тянется изо всех сил девочка.

Продавщица подаёт ей упаковку, и девочка рассматривает её, не совсем ещё веря своему счастью и боясь, что отец вдруг передумает и не станет покупать ей такую дорогую и прекрасную вещь.

- Такие ты хотела? – спрашивает мужчина.
- Да, вот видишь...

Девочка начинает объяснять отцу, почему именно эти фломастеры следует им купить, в чем их достоинства и преимущества перед другими. Невнимательно слушая её, мужчина спрашивает у продавщицы:

- Это хорошие фломастеры?

Вероятно, он хочет показать, что если маленькая дочка способна увлечься и сделать глупость, то уж он-то, взрослый мужчина, не даст себя облапошить и не купит первую попавшуюся дрянь.

 Продавщица, женщина средних лет, видит, что мужчина нетрезв. Она с удовольствием бы побыстрее отделалась от такого покупателя, но, зарплата у неё идет с выручки, и если от каждого покупателя отделываться, ничего не заработаешь. К тому же, этот, кажется, не буйный. Просто затюканный какой-то.

- Да, хорошие, - отвечает она.
- А ещё какие у вас есть? Покажите нам самые лучшие!
- Но они стоят дорого…
- Не важно! Дорого… Показывайте, мы сами выберем!

Раз уж он обещал сделать дочке подарок, то мелочиться он не будет. Фломастеры, так фломастеры! Пускай самые лучшие достаёт! Он не какой-нибудь! У его дочери должно быть всё самое лучшее! Он может себе позволить. Пускай не думают, что если он немного выпил, ему можно подсунуть что попало! Он заплатит! У него есть деньги!

Перед глазами продавщицы канцелярского отдела за день проходят тысячи людей, и она умеет неплохо разбираться в них. Она очень хорошо понимает, что самые лучшие фломастеры будут этому покупателю не по карману.
Но понимает она и то, что напрямую сказать это человеку невозможно. Любой обиделся бы, а этот к тому же пьяный. Ещё скандалить начнёт. С виду, вроде, тихий, но мало ли что можно от него ждать. На лбу у него не написано.

Она кладёт на прилавок самые лучшие, - бесконечно длинный ряд трубочек всех мыслимых и немыслимых цветов.
На лице мужчины появляется растерянность. Даже не спрашивая цену, он видит, что фломастеры очень дорогие, но, заявив с таким апломбом, что цена его не волнует, ему теперь неудобно идти на попятный. Он начинает тянуть время.

- Это самые лучшие?
- Да.
- А сколько здесь… штук?
- Шестьдесят два.
- А в той пачке?
- Четырнадцать.
- Ну, а как они… - мужчина неопределённо поводит рукой, не очень понимая, что он, собственно, хочет спросить.

Обсуждая с продавщицей особенности фломастеров разных видов, он думает о том, какую сумму выдали ему в счёт зарплаты, на какое время он должен будет её растянуть и сколько из этой суммы уже потрачено. Представляет недовольное лицо жены, которая, конечно, заметит, что он выпил. Он думает о том, как бы половчее вывернуться из этой ситуации, в которую его завело глупое желание порисоваться.
А продавщица думает, что вот человек, решил изобразить из себя богача, а теперь и сам не рад, и что надо как-то поделикатнее ему помочь.

- Вы имеете в виду какое у них качество? – старается она навести его на мысль.
- Да… Да, какое качество? – обрадовано подхватывает мужчина.
- Как вам сказать, качество у них, в общем-то, среднее, разве что их много в упаковке - разные цвета. Но у меня знакомые брали, говорят - хватает ненадолго. Эти вот, хоть их и поменьше, но они дольше служат.
- Да?

Между тем, девочка поражена обилием и разнообразием цветов «самых лучших» фломастеров. Её округлившиеся глазки выражают изумление, и даже некоторый испуг. Она смотрит на эти карандаши так, как владелец «Запорожца» смотрит на «Мерседес».
Хотя она ещё маленькая, но материальное положение своих родителей понимает прекрасно, и лучше самой продавщицы знает, что ни за что на свете отец не купит ей такие фломастеры. А главное, она и сама не захочет. Мама столько раз говорила, что даже на продукты денег не хватает, а она тут будет такие дорогие фломастеры требовать.
Поэтому она и испугалась немножко, когда отец сказал, что хочет выбрать самые лучшие, поэтому и взглянула на него с недоумением. Она тоже понимала, что отец выпил, и боялась, что он может истратить слишком много денег, и мама будет их ругать.
Инстинктивно догадавшись, что отец уже пожалел о своих словах, но не хочет показать это, девочка тоже включается в игру.

- Да, пап, те, что я тебе показывала, - лучше. Юльке такие в прошлом году купили, а они до сих пор ещё хорошо рисуют!
- Да? А здесь, видишь - цветов больше, - не сдаётся мужчина.
- Вы знаете, это смотря для чего вам нужно, - решается сказать своё слово продавщица, - каждый ведь для себя выбирает. Если там, какие-нибудь картины рисовать или что - тогда, конечно, нужно много цветов. А если для повседневного пользования или для школы, например, то здесь главное, чтобы служили дольше, а цвета все основные и в этом наборе есть. Четырнадцать цветов – тоже немало, у нас и по шесть цветов есть наборы и тоже люди берут.
- Ну, по шесть нам не надо, - снова впадая в высокомерный тон, возражает мужчина.

Наконец, считая, что для того, чтобы не уронить своё достоинство и чтобы продавщица поняла, что он выбирает фломастеры не из-за цены, а по качеству, сделано уже достаточно, он решает доверить последнее слово девочке.

- Ну что, какие ты выбираешь?
- Вот эти, - отвечает она, показывая на пачку, которую просила в самом начале.
- Нравятся тебе?
- Да.
- Ну, тогда давайте нам. Сколько они стоят?

Продавщица называет цену, хотя и намного меньшую, чем цена «самых лучших» фломастеров, но, судя по всему, тоже чувствительную для кошелька мужчины. Он молча расплачивается, и, стараясь не думать о том, как много денег выброшено на ветер, идёт к выходу, держа за руку довольную дочку.

Как ни странно, осталась довольной и продавщица, только что сознательно уменьшившая сумму выручки, с которой начисляется ее зарплата.


Случалось ли вам в своей жизни делать что-нибудь некоммерческое? Что-нибудь хорошее не напоказ? Совершить благородный поступок, о котором никто не знает?
Случалось ли вам проявить заботу о беззащитных?

Помните сказки, которые читали вам в детстве? В них не было различий между живыми и неживыми существами. Овощи и фрукты жили там своей насыщенной жизнью, цветы и деревья общались между собой, а уж разные лесные звери и вовсе вели себя под стать людям.
И люди, и звери, и растения на равных участвовали в жизненном процессе, и когда Ивану-Царевичу нужно было что-нибудь узнать у щуки, он просто спрашивал её, и та ему отвечала. Человеческим голосом, заметьте. Вспомните, когда в последний раз ваш начальник говорил с вами человеческим голосом.

В то время вас совсем не смущало, что цветы, растущие на клумбах вашего города, не разговаривают с людьми, а дворовые коты не высказывают своего мнения по поводу мышей, не казалось странным это противоречие. Кажется, вы тогда думали приблизительно так: «Они не говорят просто потому, что их никто не спрашивает. А если кто-то спросит у них о чём-нибудь, они, конечно, ответят. Ведь не станут они проявлять невежливость».

Прошло время, вы повзрослели и научились разделять окружающие предметы на живые и неживые. Из опыта вы узнали, что живые предметы требуют больше внимания, а если им внимание не оказывать, иногда выходит себе дороже.
А предметы, которые вы относите к неживым, например, растения, особого внимания не требуют. Свинью они вам подложить не могут, родственниками не приходятся, разговаривать не умеют, а, следовательно, никому на вас не пожалуются.
Растут себе, как придётся, будет дождик – хорошо, а не будет – и так постоят. Даже если от засухи погибнут, вы лично от этого ничего не потеряете. Только позвольте, как же они погибнут, если они неживые?


Ранняя весна. Деревья стоят ещё совсем голые и на улице довольно прохладно.
Неподалёку от большого девятиэтажного дома расположена стройплощадка. Здесь будет ещё один дом. Давно заселённую девятиэтажку и дом, строительство которого только начинается, разделяет довольно широкая полоса земли. Ближе к заселённому дому эта полоса ограничена асфальтом и тротуарными бордюрами и имеет вид вполне цивилизованный. Но по мере приближения к новостройке признаки цивилизации постепенно теряются.

Прошлой осенью на этой полоске земли высадили молодые деревца. Вероятно предполагалось, что когда достроится дом, они уже достаточно подрастут, и украсят пространство вокруг него своими пышными кронами.
Но сейчас деревца ещё маленькие и очень слабые. Они почти незаметны на общем серо – коричневом фоне ранней весны и, даже не желая этого, очень легко нечаянно задеть их или сломать ветку.
Кажется, они и сами понимают всю непрочность своего положения. Вздрагивая от холода, так и ждут, что вот-вот кто-нибудь сломает их тощенькие стволики. Кому есть дело до них? Совсем рядом идёт большая стройка, которая гораздо важнее каких-то там деревьев. Если, подвозя стройматериалы, прикатают нечаянно деревце – другое, никто и не заметит.

Но в один прекрасный день около деревьев появляется женщина с лопатой и начинает их окапывать.
Неизвестно, по какой причине она пришла сюда. Может, в этом проявилась инициатива какого-нибудь начальника из тех, что не любят, чтобы подчинённые сидели без дела, или в тот день случилась внеплановая «санитарная среда». А может просто женщина жила в девятиэтажке и, вспомнив про деревья на своей даче, решила позаботиться и о тех, что росли возле дома.

Молодые слабые деревца, растопырившие тоненькие веточки, выглядят жалко и неприютно, и женщина старается действовать осторожно, чтобы не повредить им. Она постепенно обходит вокруг дерева и там, где она прошла со своей лопатой, земля уже чёрная, а не серая. На темном фоне тонкие веточки хорошо выделяются и становится заметно, что здесь растут деревья. Вскапывая землю, она нагибается к ним, будто заботливо шепчет что-то им на ушко.

«Ну вот. Вот и хорошо, - кажется, говорит она. – Теперь уж вы не какие-то там хворостинки, а настоящие заправские деревья. Скоро станет совсем тепло, набухнут почки, раскроются листья. А за лето и вовсе так окрепнете, что и не узнаешь вас. Тогда уж никто не сможет повредить вам. Наберётесь сил, и не заметите, как в целый парк разрастетесь. Время идёт быстро».

Так шептала женщина на ушко маленьким деревцам. А может, она и не говорила ничего такого. Просто сделала свою работу и ушла. И даже не вспоминала потом об этом. Мало ли у женщины забот!
Но деревья вырастут, и кто знает, возможно её внучка будет играть в куклы на траве в густой тени от роскошной кроны того самого дерева, о котором когда-то очень давно в один из прохладных дней ранней весны позаботилась её бабушка. Время идёт быстро».