40. Новое качество песни

«Хотя вместе с тем..., – продолжает Александр Галич, – я вовсе не собираюсь себе противоречить, – но мне было очень странно читать дискуссию, напечатанную в «Вопросах литературы», в которой в основном прозвучали жалобные ноты о смерти, так сказать, об умирании песни.

Мне кажется, и я убеждён, что песня сейчас переживает не умирание, а наоборот – она приобрела некое совершенно иное, очень самостоятельное и своеобразное качество.

Я понимаю, что, скажем, выступление Зонова могло вызвать некоторые недовольные реплики, но даже это явление – необходимость, что ли, запеть своими словами – оно ведь чрезвычайно характерно.

Можно представить себе так: что ж, в тридцатые годы не было, что ль, геологов? Туристов не было? Альпинистов не было?

Были!

И сочиняли песни.

Но вместе с тем часто прекрасно обходились, – между прочим, значительно спокойнее обходились песнями, сочинёнными для них.

То есть теми же самыми песнями, которые пелись вокруг них по всей стране.

Мне кажется, сейчас возникла песня как наиболее мобильная и быстро откликающаяся на события, что ли, форма.

Она сейчас вышла на передний край. Я вовсе не склонен здесь рассматривать положение пессимистически.

Почему я говорил о себе как о драматурге? Потому что мои песни – это, как правило, все-таки маленькие истории.

Это одноактные, если хотите, драмы.

Вот, скажем, «Песня о кассирше».

                Весёлый разговор

А ей мама, ну, во всём потакала,
Красной Шапочкой звала, пташкой вольной,
Ей кака;ва по утрам два стакана,
А сама чайку попьёт — и довольно.

А как маму схоронили в июле,
В доме денег — ни гроша, ни бумаги,
Но нашлись на свете добрые люди:
Обучили на кассиршу в продмаге.

И сидит она в этой кассе,
Как на месте публичной казни.

А касса щёлкает, касса щёлкает,
Скушал Шапочку Серый Волк!
И трясёт она чёрной чёлкою,
А касса щёлк, щёлк, щёлк…
Ах, весёлый разговор!

Начал Зва;нцев ей, завма;г, делать пассы:
«Интересно бы узнать, что за птица?»
А она ему в ответ из-за кассы:
Дожидаюсь, мол, прекрасного принца.

Всех отшила, одного не отшила,
Называла его милым Алёшей,
Был он техником по счётным машинам,
Хоть и лысый, и еврей, но хороший.

А тут как раз война, а он в запасе…
Прокричала ночь — и снова в кассе.

А касса щёлкает, касса щёлкает,
А под Щёлковом — в щепки полк!
И трясёт она пегой чёлкою,
А касса щёлк, щёлк, щёлк…
Ах, весёлый разговор!

Как случилось — ей вчера ж было двадцать,
А уж доченьке девятый годочек,
И опять к ней подъезжать начал Зва;нцев,
А она про то и слушать не хочет.

Ну и стукнул он, со зла, не иначе,
Сам не рад, да не пойдёшь на попятный:
Обнаружили её в недостаче,
Привлекли её по сто тридцать пятой.

И на этап пошла по указу.
А там амнистия — и снова в кассу.

А касса щёлкает, касса щёлкает,
Засекается ваш крючок!
И трясёт она рыжей чёлкою,
А касса щёлк, щёлк, щёлк…
Ах, весёлый разговор!

Уж любила она дочку, растила,
Оглянуться не успела — той двадцать!
Ой, зачем она в продмаг зачастила,
Ой, зачем ей улыбается Званцев?!

А как свадебку сыграли в июле,
Было шумно на Песчаной на нашей.
Говорят в парадных добрые люди,
Что зовет её, мол, Званцев «мамашей».

И сидит она в своей кассе,
А у ней внучок в первом классе.

А касса щёлкает, касса щёлкает,
Не копеечкам — жизни счёт!
И трясёт она белой чёлкою,
А касса щёлк, щёлк, щёлк…
Ах, весёлый разговор!

В общем, это кинофильм.

«Баллада о прибавочной стоимости» – это сатирическая комедия.

Недаром ко мне обратился московский Театр сатиры с предложением по мотивам «Баллады о прибавочной стоимости» написать просто целую пьесу с песнями, с зонгами [1], как это делается в таких жанрах».

Примечание:

1.  Зонг - вид баллады, иногда близкой к джазовому ритму, часто пародийного, гротескного характера, содержащей едкую сатиру и критику общества. Изначально — обозначение музыкальных номеров в «эпическом театре» Б. Брехта

Продолжение следует:  http://www.proza.ru/2017/09/30/1729