Четвертый. Глава 4

Глава 4


Арранские буковки, мелкие, заваливающиеся влево, наезжающие друг на друга, – от них слезятся глаза и ломит в затылке. Ничего не понять – расчеты: впопыхах написанные цифры, перечеркнутые со злости, так что чернила брызнули по листу. Рэд перевернул страницу, буквы и цифры прыснули во все стороны, побежали врассыпную по белесым камням высохшего русла. Их надо изловить, собрать и сложить в бочку. Только правильно, иначе… Что иначе?

– Иначе все мы тут рухнем в тайховы подземелья, прямиком на девятый круг, – ответил лысоватый мужчина, сидящий на белом камне за спиной. У него глаза старого уставшего лиса, а руки все изъедены мелкими ожогами, пальцы испачканы красками. Рэд вспомнил, что видел его в галерее, на последнем портрете.

– Почему, господин Мэрдок?

– Книги надо было читать и учиться прилежней, – наставительно сказал алхимик, – не по кабакам шляться. Недоучка.

Рэд хотел возразить, но подумал, что спорить с покойниками невежливо, разозлится и уйдет, оставит его одного здесь с непонятными буквами.

– Объясните мне, я быстро учусь.

– Нельзя драконью кровь возле самого замка использовать. Все сгорит и рухнет. Будет страшней, чем в святой книге, ну, там где про демоницу Эву, неугасимый пожар и огненных неймор. Я точно не помню, ты Атторона спроси, он хорошо рассказывает, с чувством, за душу берет. А здесь хорошее место, сам посмотри, –  Мэрдок обвел рукой высохшее русло реки, – от замка достаточно далеко, а арранцам здесь удобней всего основной лагерь разбить. Вот и возьми бочки, смешай, как сказано в тетради, а перед тем, как использовать добавь еще в каждую бочку известь-кипучку. Да там все написано!

– Я читал, но понял, правда, не до конца.

– А ты еще раз и внимательней! Все что тебе надо – не перепутать пропорции и вылить прямо сюда, – Мэрдок ткнул пальцем себе под ноги. Ты откроешь плотину, драконья кровь смешается с водой.

– Как же я бочки сюда, так далеко от замка, доставлю? – разочарованно покрутил головой Рэд.

– А ты у хозяйки спроси, – хмыкнул Мэрдок и посмотрел вверх на скалы. Рэд проследил за его взглядом: слева среди беспорядочного нагромождения камня виднелось просторное овальное отверстие, а рядом – деревянный настил, похожий на подъемный мост перед замком. – Я тебе могу только пообещать, что ахнет так… – он хлопнул в ладоши, вроде и легонько, но звук получился впечатляющий. Рэд вскинулся, дернул рукой, пожелтевшая тетрадь, взмахнув листами, упала на пол. Он потрогал стол, за которым сидел, словно опасаясь, что все вокруг ненастоящее. Дымные сумерки висели в библиотеке, за окном натужно скрипело, и стояла густая ругань:
– Амбарная крыса, куда ж ты прешь!? Только и умеешь, что черепки свои пересчитывать, – перекрывая общий гомон, орал хорошо поставленным басом воевода.

– Что тебе снилось? – Рэд резко обернулся на голос. Тея сидела на лесенке, прислоненной к стелажам библиотеки. Она переоделась,  сменила тяжелое шелковое платье на удобный мужской костюм. Приличия ради, поверх узких брюк, надела синюю плахту, как носят на Черехе простолюдинки: удобная вещь – и бежать, и на коня сесть не мешает, и хорошо скрывает пристегнутый к бедру кинжал.

– Давно они там орут?

– Не обращай внимания. Я хотела пойти, порядок навести, но передумала. Ты их лихо всех озаботил, не хочу вмешиваться. Пусть таскают, роняют, вопят – меньше времени думать и бояться. Хуже будет, если опустят руки.

Рэд встал из-за стола, выглянул в окно, поежился – вчерашний дождь застыл ледяными буграми во дворе, изо рта шел пар, мороз расцвел бледным узором на круглых стекольцах окна. Но, несмотря на лед, работа во дворе кипела – что-то куда-то тянули, катили, несли. Устрашающий своими размерами стреломет уже установили на восточную стену, как велел Рэд. Это очередное детище Мэрдока, благодаря хитрому механизму подачи дротиков,  плевалось  сталью довольно бойко, но не прицельно.

– Что ж так холодно? Вчера ж еще дождь шел.

– Сегодня Солте, последняя ночь зимы. На Солте всегда мороз, прощальный поцелуй не желающей сдаваться старухи.

– А ты не замерзла? – спросил Рэд, закрывая окно.

Тея улыбнулась, потянулась по-кошачьи, забрасывая руки за голову – рубаха на груди натянулась, в разошедшемся вороте полыхнула оранжевым пламенем лиса на цепочке, плахта распахнулась до самого бедра. Лесенка скрипнула и закачалась, Тея изогнулась, пытаясь удержать равновесие. Рэд рванулся и ухватил ее:
– Упадешь!

– Нет, – сказала она глухо, – если ты удержишь. – И опустила ему ладони на плечи.

Глаза у нее теперь были, как небо на восходе – темные с искрой зарождающегося огня. Руки Рэда скользнули: одна выше по бедру обтянутому камлотом, вторая – от колена к тонкой щиколотке, стянутой шнуровкой сапога. Даже сквозь ткань и кожу, Тея казалась невыносимо-горячей –  ладони обжечь можно, но оторваться нельзя. И от этого жара все внутри вскипало, в голове гудело, как набирающий силу пожар, и трещали горящие перекрытия. Или трещала несчастная лестница, к которой он ее прижал. Узел кушака, удерживающий плахту, съехал назад, и Рэд подхватил Тею под бедра, пытаясь развязать его непослушными пальцами. Она прижалась к нему всем телом, обвив ногами. Узел начал поддаваться, рука Рэда, наконец, скользнула под рубаху по нежному шелку кожи. В этот момент он бы уже не услышал, даже если бы замок рухнул. Но услышала Тея, дернулась, напряглась, каплей ртути выскользнула из рук. Рэд пытался удержать, но промахнулся – нельзя в ладонь поймать ветер. Одним движением она оказалась у двери и распахнула ее.  Атторон, стоящий на пороге, одышливо повторил еще раз то, что кричал, пока бежал по лестнице:
– Гонец! Наконец-то, миледи!

Тея подхватила меховую накидку со спинки стула и исчезла из комнаты. Атторон, подслеповато щурясь, посмотрел на Рэда, хотел что-то спросить, но вдруг передумал и, шаркая ногами, поспешил вслед за хозяйкой. Рэд немного постоял, пережидая пока желание зашибить жреца не станет менее острым.

Поднял с пола упавшую тетрадь, покачал в руке, словно примериваясь, куда бы ей запустить, но передумал, осторожно опустил на стол, и пошел во двор.

Гонцов оказалось двое, оба выглядел не лучшим образом, впрочем, новости, видимо, были под стать.

– Дозволь с глазу на глаз сказать, ваша милость, – склоняясь низко, попросил коренастый гонец. Рэд кинул взгляд на притихший двор: все вроде и продолжали заниматься делом, но воздух пропитался напряжением.

–  Нет! – резко ответила Тея, – говори здесь. У баронов перед Шионом секретов нет.

Гонец распрямился, тряхнул головой и громко сказал:
– Барон Дунланг, глава баронского совета, занемог – печеночные колики. Соединенное войско придет, но позже, когда Дунланга хворь отпустит.

Звуки во дворе словно морозом сковало, тишина стала твердой и хрупкой – чуть ударь и разлетится острыми осколками.

– Вот ведь сука! – негромко, но отчетливо произнес воевода Кирх. – Чтоб ему те печенки тайхи…

– Не поминайте нечисть, да еще на Солте! – велел жрец.

– Солте, – эхом повторила баронесса, обращаясь к затихшему двору, – мы будем праздновать сегодня, как заведено, последнюю ночь зимы. Мы будем пить грайн и есть священные солнечные лепешки.

– Как велит божий завет,  к первой звезде  здесь на ступенях зажжется священное древо. Так было из года в год, так будет, – сказал жрец.

– Прости, хозяйка, за таки вести, – гонец согнулся в низком поклоне.
Тейтрин с силой дернула обшитый тяжелыми серебряными бляхами ворот, отрывая несколько, и, наклонившись, вложила одну в ладонь посланца:
– Благодарю тебя за службу. А ты что скажешь? – обратилась она ко второму, худому молодому парнишке, стоящему на две ступени ниже.

– Арранцы перешли границу, сожгли торговый поселок Равес и остановились. Видно, ждали кого.

– Дождались?

– По всему выходит – так. Конница, еще сотен десять, а то и побольше. Только флаг не арранских негусов, не кречет на охре, а голубой с волнистыми полосами и звездами.

– Сколько звезд на знамени? – внезапно спросила Тея.

Гонец задумался и стал загибать заскорузлые пальцы.

– Восемь? Точно помнишь?

Парень закивал и с почтение поцеловал протянутую ему серебряную бляху.

– Это важно? – спросил тихо Рэд у Теи. Но она дернула спиной как раздраженная кошка и позвала Барта:
– К вечеру выкатить во двор бочки с грайном и сделать так, чтобы священных лепешек хватило на всех.

– Припасов и так мало, а тут такие расходы…

– Ты меня слышал, – почти шепотом сказала баронесса, и Барта сдуло с крыльца. Махнула широким рукавом, призывая всех остальных, кто стоял на крыльце, следовать за ней внутрь.

– Слушайте, Атторон, чем меньше я знаю, тем больше ошибок наделаю, – Рэд невежливо ухватил жреца за рукав. – Чье это знамя?

– Понятия не имею, но у Анвара знамя тоже было голубое, только звезд семь и все это c белой линией наискосок. Кто-то может и не стал бы поднимать перечеркнутого флага, но барон любил говорить: «Что мое, то мое, пусть и улл, зато Шаджару», – отбирая и отряхивая свой рукав, сказал Атторон.

– Значит, Анвар, хоть и незаконнорожденный, считал себя седьмым кровным всадником дома Шаджару. А тот, кого ждали в Равесе, восьмой и тоже Шаджару?
 
– Нашей баронессе какой-нибудь четырехъюродный брат… Только женщин в расчет не берут.

– И все же запомним, – буркнул, пропуская жреца вперед в дверях, Рэд.

***

Теперь их за столом было трое: в центре мрачный Рэд, по сторонам жрец с воеводой Кирхом. И в стороне – баронесса, безучастно греющая руки у камина.

– Что скажете? – поинтересовался Рэд.

– Что тут скажешь? Понятно было, что баронский совет будет выжидать, пока арранцы не порвут Шион в клочья, а мы  их потреплем так, чтобы остальным осталось только на все готовенькое прийти. А чего хорошая мысль! Только нас не так легко выковырять!

– Ну, так идите и сделайте так, чтобы действительно было трудно. Полагаюсь на ваш немалый опыт, уверен – никто не справится лучше, – проникновенно сказал Рэд. Воевода хмыкнул, встопорщил усы, помялся, но ответил:
– Так осмелюсь заметить, со всем своим опытом, усиливать защиту надо на южной стене, а вы, ваша милость, велели и стреломет, и …

– Оставьте юг на моей совести, при правильной осаде и том количестве войска, которое есть у негуса, нам замок не удержать. Будем рассчитывать на чудо, и я твердо намерен это чудо негусу явить. Надеюсь, что это впечатлит его арранскую душу до самых печенок. И он побежит. Тогда путей у него будет только два: через ущелье Врат или на восток. На восток глупо, но в панике возможно. Я думаю, что большая часть арранского войска хлынет в узкий проход ущелья, надеясь прорваться к широкой долине, но часть, спасаясь бегством, может двинуть и на восток. Вот тогда, они и будут прекрасной мишенью со стены.
 
Воевода неопределенно пошевелил усами.

– Вы не верите мне? – спросил Рэд. Воевода долго молчал, глядя в стол, а потом поднял взгляд на барона:
– Я просто в чудесах разбираюсь плохо, то ли дело святой отец, –  ответил Кирх. – Но я так давно служу Шиону, что всякого насмотрелся. Когда после гибели Улла, баронесса пообещала народу, что не будет больше Шион кормить чужаков – я поверил и пошел в дружину. С тех пор  ни разу не усомнился, повода не было. Пока крепка баронская клятва, моя вера тоже крепка. Чудо, говорите? Мне все равно – лишь бы вы слово сдержали, и Шион устоял. Остальное не моего ума дело. Так я пойду?

Рэд кивнул, а когда Кирх вышел из комнаты, жрец попытался спросить:
– Я вот о чем… – но Рэд не дал ему закончить:
– Вот хотелось бы мне знать, зачем ты позволила все  это услышать простым людям?!

– Все равно узнали бы, и гораздо раньше, чем ты думаешь, – скрестила руки на груди баронесса. – Я хорошие и плохие новости всегда говорю Шиону сама. Барон не тот, у кого на пальце перстень, а тот, кому верят. А доверие такая штука, как тонкое стекло – надо много времени, чтобы сделать бокал, а разбить его можно одним движением.

– Боюсь, ты только что разбила его на ступенях вдребезги!

– Нет, мы вдвоем, выйдем сегодня к первой звезде на ступени и постараемся его удержать. Солте – хорошее время, если найдем нужные слова, – Тея подошла к столу и оперлась рукой на столешницу.

– Втроем, – сказал Атторон, – не в первый раз…

– И не в последний, – садясь за стол напротив жреца, произнесла баронесса. И они одновременно кивнули друг другу и улыбнулись. Какое-то странное чувство, возможно, ревность кольнуло Рэда. Хотя ревновать к Тею к этому старику казалось странным. Но почему-то вспомнились бродячие циркачи в Санхее: канат, натянутый высоко над брусчаткой площади, седой, но еще крепкий мужчина и девушка над замершей толпой. Они не смотрели ни на канат, ни на людей – только друг другу в глаза, балансировали на тонкой нити крепко-накрепко переплетенных взглядов. И сойдясь на середине, канатоходец сказал: «Ап!», а девушка, не задумываясь, оттолкнулась, взлетела высоко, кувыркнулась, по-птичьи раскинув руки, приземлилась ему на плечи. Рэд навсегда запомнил не стон площади, не натужный гул каната, а их улыбку – одну на двоих. Так могут улыбаться только люди, безгранично доверяющие друг другу. Выйти третьим на этот канат почти невозможно – нарушится хрупкое равновесие. Но если не выйти, навсегда останешься на грязной брусчатке, далеко внизу.

– Я не знаю, кто такой Мэрдок – гений или сумасшедший, – произнес Рэд, ощущая под ногами вибрирующий канат, – но то, что написано в его тетради – осуществимо. Арранцы, остановившись под  Равесом, сами того не желая, дали нам фору. И я изготовлю драконью кровь по рецепту Мэрдока и сожгу в ней… не войско, слишком много, но их храбрость и веру. А человек без веры, как крыса – может лишь бежать и прятаться.  И они побегут, потеряв голову, но это ненадолго – очнутся, сгруппируются и вернутся. Значит, надо, пока они ничего не соображают, сломать им хребет.

– Как? – спросила баронесса,  в глазах ее отражалась серая брусчатка – о которую можно разбиться насмерть, или взлететь над ней.

– Когда они побегут, единственный путь к спасению – прорваться сквозь ущелье Врат. И там, в самом узком месте их надо встретить.

– Все, что есть у Шиона – меньше двух сотен войска. И если вывести его за стены, значит оставить замок беззащитным. По горам козьми тропами на лошадях, в обход не пройдешь, а  пеших даже бегущее в панике войско стопчет в пыль. На остальных рассчитывать нечего – про печеночные колики  слышал.

– Кроме войска в замке полно беженцев. Я обращусь к людям,  попробую объяснить, что это единственная надежда справится с арранцами.

– Самоубийственная затея, – Тея махнула рукавом, отметая слова Рэда. Канат провис и закачался. И тут на него вступил жрец – балансир сместился, каждый в комнате судорожно ловил равновесие:
– Это самоубийственно, но логично. Надолго Малака мы не испугаем, силы неравны и, возможно, он знает, что Дунланг не придет нам на помощь. Чем тайх не шутит, Дунланг мог и мзду от негуса взять. Черехские бароны всегда жили по правилу: «мой надел с краю…», золото взял, а дальше трава не расти. Либо негус подавится Шионом, либо Малак раздавит нас, но у него уже не хватит сил на всех остальных, либо печеночные колики Дунланга сведут его в могилу раньше, чем все закончится. Он, вообще, сидит на северо-востоке, за перевалом, ему кажется, что отсидится. А надо идти к тем, кто понимает, что как только падет Шион, Малак сровняет с землей все вокруг. К тому же Рокару – он растит ячмень, больше всех на Черехе, и продает его нам на грайн, мы главные его покупатели. Кому он продаст свой ячмень по осени, да что говорить про осень, арранцы сожгут его поля на корню. И много других соседей, которые связаны с нами тысячами нитей. Упадет Шион и все остальные вместе с ним.

– Еще Суслика вспомните, – буркнула баронесса.

– И его тоже, – парировал Атторон. – Вот я и пойду, меня послушают. Суток двое у нас есть в запасе. Мало, но попробовать стоит. Главное, слова правильные – хотелось бы думать, что мир стоит на благородстве, дружбе и бесстрашии, но, увы, держится он на  жадности, трусости и предательстве. И если умело говорить о высоком, но незаметно давить на эти незыблемые чувства то,  кто знает, насколько большое войско в результате встретит Малака в ущелье?

Баронесса вздохнула и отвернулась.

– Ты думаешь,  сбегу, – ухмыльнулся Атторон, внезапно переходя на фамильярное «ты». – После того, что стоял на ступеньках, когда народ взбунтовался при Улле? После смерти Мэрдока?

– Я думаю, за двое суток не обернешься, – тряхнула головой баронесса. – Но пусть каждый делает то, что умеет лучше всего.

Она посмотрела на Рэда:
– Барону – воевать,  – перевала взгляд на Атторона, – жрецу – толковать божественные истины. А я сыграю в ту игру, что пристала женщине. Арранцы говорят, что женщина, сосуд наполненный ложью и вожделением, что мы своего лица не имеем и лишь зеркала отражающие мужскую волю.  Ну, что ж, где-то в сундуке хранится меч и знамя Анвара, посмотрим, какие еще лживые отражения можно из них извлечь. Я буду тянуть время, столько сколько смогу.

Рэд и Атторон кивнули одновременно. Канат над пропастью натянулся и замер, если сделать неверный шаг – сорвешься и утянешь за собой остальных, но если вслушиваться в чужое дыхание, если доверять, то можно станцевать безумный танец над бездной.