Ярмарка

Ярмарка уже была в разгаре. Всюду суетились люди. Гомон, смех создавали особое праздничное настроение.
Когда Никита с Софьей прибыли на базарную площадь, то не было места, где бы остановиться. Площадь была запружена повозками. Их было так много, что лошадь на мгновение остановилась, будто раздумывая, ехать ей дальше или нет. Волной ярмарочного потока их притёрло к ракитовому дереву, да так ладно и удобно, что лучшего места Никита и не желал. Крона дерева заслоняла их от лучей солнца, а день обещал быть жарким. Сам ствол, к которому можно и лошадь привязать и сложить привезённые вещи, словно служил якорем.
Не успел Никита распрячь лошадь и дать ей корма, как Софья, быстро развязав мешки с картошкой, зерном и другими богатствами сельского житья, уже бойко вела разговор с обступившими ее покупателями. «Молодец баба, огонь. Не жена, а сундук с золотом. Повезло мне!» — подумал Никита и начал помогать супруге. Он набирал вёдра, высыпал их в мешки покупателям, а Софья, как заправский продавец, принимала деньги и давала сдачу.
Ярмарка, сколько помнил себя Никита, все время менялась. Уже не было бешено крутящихся каруселей, цирковых представлений приезжих артистов, которые запомнились ему в детские годы. Но главное в ярмарке осталось. По-прежнему мастера глиняной посуды ударяли о глянцевые и загорелые бока горшков и, смешными прибаутками зазывая покупателей, расхваливали свой товар. Съехавшиеся на базар люди, одетые во всё лучшее, важно и не спеша, переходили от одного продавца к другому, разговаривали, приценивались и даже спорили. Одинаковые вещи можно было купить, поторговавшись, за разную цену, в зависимости от того, как подвешен язык, ловкости и удачи с обеих сторон.
Зазывный голос продавцов сливался с кудахтаньем, мычанием, ржанием и визгом. Приходили на ярмарку даже те, у кого не было за душой и ломаного гроша, но всех тянуло сюда посмотреть, послушать, а если повезет, то и полакомиться подаренным куском пирога, а то и чаркой водки. Женщины были не прочь побродить по ярмарке после удачной торговли, купить какую-нибудь обновку, встретиться со знакомыми, родственниками, посудачить, узнать новости, прибывшие со всей округи. У мужчин была одна радость: посидеть вместе с приятелями в чайной за стаканом вина, поговорить, послушать, отвлечься от извечных деревенских забот.
Никиту ещё со вчерашнего дня щекотала потаённая мысль: как подъехать к Софье и с какой стороны, чтобы взять у неё денег, хотя бы на стакан вина. Конечно, можно бы и без него, но как-то неудобно перед мужиками. Он продумал десяток вариантов, как это сделать. Вот-вот они закончат торговать, а Никита ничего путёвого ещё не придумал. И вдруг он услышал веселый голос жены:
— О чём задумался, муженё-ё-ок? Не старайся, не придумаешь.
«Вот ведьма, наперёд все знает», — тяжело поднимая голову, подумал Никита, а вслух ответил:
— Нездоровится что-то.
— И с чего бы это? Уж не требуется ли лекарь? Может рубль дать, в аптеку сбегаешь?
Никита, ничего не отвечая, вытряхивал пустые мешки и аккуратно складывал их на телегу.
— Да вижу, все дружки твои уже там, — и жена махнула головой в сторону чайной, — оттого и скучаешь.
— Вот именно, все мужики как мужики, а я…
— Если выпить хочешь с мужиками, так иди. Кто тебя держит? Только говори прямо, не городи огорода, — то ли шутя, то ли всерьёз сказала вдруг Софья. — А знаешь что? Я с тобой пойду, не отпущу тебя одного, слишком уж ты у меня слабохарактерный, — последнее слово она произнесла как-то ядовито.
«Вот баба, и мёда даст, и ужалит», — думал Никита, и теперь не знал, как относиться к её словам.
Он знал, что бывают у Софьи такие минуты, когда она вдруг становится непонятной для него. Вот и теперь это была та самая минута: шутка это или нет — поди узнай, но если отказаться от этого предложения, то второго, как пить дать, не будет.
— Ну чего ты потащишься? — решил на всякий случай посопротивляться Никита. — Там одни мужики, смеху-то будет!
— Ну что ж, — выдохнула Софья и, считая разговор законченным, махнула рукой по подолу платья. — Тогда никуда не пойдёшь!
Сердце Никиты упало.
— Ладно, — словно боясь нарушить хрупкий мир, произнёс Никита, — хочешь идти со мной — пойдём.
В чайной яблоку негде было упасть. Висела завеса синего табачного дыма. За столами сидели мужики, и по их раскрасневшимся лицам, громкому хохоту и стойкому перегару Никита понял, что веселье идет здесь уже давно. При виде вошедшей Софьи все разом повернулись к двери и как-то притихли.
Женщина, почувствовав на себе пристальные взгляды мужиков, окинула всех победным взглядом и гордо направилась к стойке буфета, кивком приказывая мужу следовать в этом же направлении. Никита послушно шел.
Софья держалась вызывающе равнодушно. Очередь двигалась медленно. Мужики, словно кони у водопоя, глядя, с каким удовольствием счастливчики уже пили вино, водили своими острыми кадыками, облизывая жаждущие губы, и сглатывали слюну. Когда подошла очередь Софьи и она только хотела раскрыть рот, чтобы что-то заказать, муж её опередил.
— Сто пятьдесят! — скороговоркой, через голову жены крикнул Никита.
Софья же, не ожидавшая такой прыти, быстро взглянула на него и выпалила:
— Чёрта тебе, а не сто пятьдесят! Лопнешь! — и крикнула буфетчице: — Налей ему гранёный стакан и будя с него!
Стоявший сзади супругов односельчанин Аким Харитоныч шумно хмыкнул, но, увидев сердитый взгляд Софьи, начал старательно сморкаться в платок, закрывшись им почти полностью, из-под фуражки видны были лишь блестящие от смеха глаза.
Буфетчица от удивления раскрыла рот и не знала, что ей делать. Никита весело смотрел на жену своими серыми глазами и почему-то морщил нос.
— Ну, пусть будет по-твоему, гранёный так гранёный, — сделав обиженный вид, махнул рукой Никита, наконец-то выводя буфетчицу из замешательства.
Стоявшие мужики разразились дружным смехом. Софья только хмыкнула, презрительно оглядев окружающих.
— Что-нибудь, Сонь, на закуску-то, — Никита показал на витрину.
— Ещё чего! Дома не закусываешь, а как вышел в город, так и давай деньги транжирить. Кусок хлеба! — приказала она буфетчице, доставая из-за пазухи туго связанный платочек с деньгами.