Злополучное место

Зарплату выдавали на пересмене и, не переодевшись в рабочую одежду, отстояв десятиминутную очередь, её получил и Григорий. Перед сменой он все же не рискнул оставить деньги в раздевалке, а положил их в рабочий комбинезон. Сегодня он заступал на место Василия, работавшего на станке в первую смену. Тот стоял с обтирочной тряпкой в руке и с нетерпением ожидал Григория, хотя было видно, что станок протёрт был им без особого усердия. Дружелюбно взглянув на подошедшего Григория, Василий весело спросил:
— Сойдёт?
— Сойдёт, – без претензий ответил Григорий и, готовый к такому ответу, сменившийся поспешил к очереди за деньгами. Было видно, как занял очередь в кассу и так же быстро направился в душ.
Работа у Григория шла хорошо. Настроенные и острые фрезы вгрызались в металл, словно в масло, и Григорий до конца смены не знал простоя, лишь вовремя менял заготовки.
Смена заканчивалась в одиннадцать часов ночи. Это не особенно поздно, и рабочие обычно к двенадцати часам успевали добраться до дому. Они знали: в двенадцать заканчивал работу городской транспорт.
Григорий жил в заводском общежитии и добраться до него не представляло особого труда, необходимо было лишь пройти неосвещённый сквер, упирающийся одним углом в магазин, другим в общежитие.
Единственное место, которое Григорий проходил с опаскою, это колодезный люк, ибо с ним он имел особые отношения: однажды в злополучную ночь люк, раззявя рот, ждал очередную жертву и заполучил-таки, правда, не всего Григория, а его правую ногу.
С большой осторожностью Григорий шёл в этот раз, стараясь быть начеку при встрече со старым знакомым. Но вдруг перед его глазами появилось какое-то размытое пятно. Григорий осторожно продвинул одну ногу вперед и, подтягивая вторую, наткнулся на что-то мягкое. Он понял, что перед ним лежал человек.
Были случаи, когда, окончательно спиваясь после получки, мужики устраивали драки с трагическим исходом. Почему-то именно эта мысль мелькнула у Григория. Неприятный озноб пробежал по спине. Вблизи никого не было.
«Может кто-нибудь, как и я, провалился в этот колодец и не может подняться?» — мелькнула другая мысль — очень не хотелось верить первой.
Григорий наклонился, протянул руку и прикоснулся как раз к руке лежащего. Она была тёплой.
— Слава богу, жив, — облегчённо вымолвил он. — Слушай, браток, в чём дело?
В ответ ничего не последовало, лишь глубокий вздох подтвердил, что он жив.
— Может, помочь чем-то, слышишь? — Григорий потряс его руку.
Лежащий нехотя повернулся и дохнул таким перегаром, что Григорию пришлось задержать дыхание и подождать, пока ветром отнесёт смешанный запах спиртного, лука, табака и ещё чего-то. От такого букета и его концентрации Григория покоробило, он отвернулся и встал. Было ясно: мужичок напился «до поросячьего визгу». Григорий был склонен не трогать его, дать возможность проспаться, решив, что потом забулдыга сам, малость продрогнув, успешно пешком доберётся до дому. Для очистки совести он потряс его за плечо, а лежащий, повернувшись на другой бок, почти бессознательно промолвил:
— Что тебе от меня надо? — и подложив руку под голову, тут же захрапел.
Григорий уже сделал шаг к общежитию, но вдруг ему показался голос пьяницы знакомым. Возвратившись, ещё ниже наклонился, почти к самому лицу и отпрянул от неожиданности — это был Василий.
Стало ясно, что оставлять его нельзя. В общежитие его бы не пропустила вахтёр, тётя Варя, и Григорий даже представил: стоит она, полнобёдрая, килограммов на сто пятьдесят, руки в боки и говорит: «Только нам его и не хватало, у нас своих…» – тут она бы замолкла и на полшага двинулась в проём, загородив его окончательно своим телом. Уговаривать её было бесполезно, легче было уговорить любого милиционера, в крайнем случае откупиться, на что не пошла бы тётя Варя. Понимала она и слушалась лишь коменданта общежития Ивана Григорьевича и всегда говорила: «Як Иван Григорыч скажэ, так и будэ». Его слово было для неё законом, и она слепо выполняла его.
Василий жил на Западном, путь в этот район города занял бы час ходьбы. В автобус, если он даже ещё и ходит, Василия не пустят, да и куда с таким. Точного адреса Григорий не знал.
Кое-как растолкав Василия, взял его под мышки, усадил, стремясь хоть как-то привести в сознание. Удалось поднять и удержать в вертикальном положении. Они тронулись в путь, обходя освещенные места.
Пока шли, Григорию с трудом удалось узнать его домашний адрес. Около часу ночи приплелись они к двухэтажному дому, где на втором этаже и жил Василий. Подъезд был хорошо освещен и Григорий невольно бросил взгляд на свой внешний вид: накануне выстиранная китайская рубашка была теперь испачкана, помята, две пуговицы оторваны, без них, как он ни старался, нельзя было выглядеть более или менее прилично.
На стук дверь открыла плотная женщина в ночной рубашке, видимо жена, хотела привычно наброситься на Василия, но, увидев ещё и попутчика, смерила его взглядом с ног до головы и по выражению лица было видно, что гость не внушал её доверия.
— Да ещё и с собутыльником, — процедила она сквозь зубы.
Григорий только раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но она, упредила его.
— Получили получку и вместе пропили! — вдруг закричала она.
— Я сменщик Василия, вместе работаем, но с ним я не пил! Видите, я же не пьяный...— оправдывался Григорий.
Жена Василия сразу же пошла в наступление. Она дальше не желала слушать, из её уст полилось, как из рога изобилия.
— Ага, значит, Васька спаивал и добился своего, пропили все его деньги, а теперь безденежного привёл его домой?! А ну, — обратилась она к прислонённому к притолоке и смотревшему на всё бессмысленными глазами Василию, — давай деньги!
Выждав паузу и видя, что для Василия это был пустой звук, ещё громче скомандовала:
— Давай получку!
В это время приоткрылась соседская дверь и из неё высунулась голова, а затем выскользнуло и всё тело соседки, одетое в длинный цветастый халат. Не закрывая дверь, она прислонилась здесь же плечом к стенке и, не проронив ни слова, стала слушать.
Григорий не знал, что делать дальше, получилась глубокая пауза. В это время Василий начал медленно опускаться по притолоке. Ноги его не держали. Жена, не дав ему совсем сползти, резко его дёрнула, довольно легко приподняла:
— Морда пьяная. Стой! Давай получку!
Василий хотел улыбнуться, но улыбка получилась то ли виноватой, то ли снисходительной, отчего она привела жену в истеричное состояние. Она разразилась такой тирадой, что даже Григорий, мужчина, раскрыл рот от изумления: где она всё это слышала, на каких курсах и когда изучала. Он не любил грязной брани, тем более от женщин, не переносил этого истеричного, переходящего в визг, крика.
Дрогнула ещё одна дверь, и в щели появился один глаз, затем щёлкнула цепочка, просунулась из дверей голова женщины. Прищурив спросонья левый глаз, она непонимающе смотрела почему-то на Григория, и от её немигающего взгляда становилось неудобно и даже страшновато, производило впечатление, что эта голова с закрытым глазом была сама по себе, отдельно от тела.
С появлением головы жена Василия на мгновение остановилась, словно раздумывая, что говорить и что делать дальше в новой обстановке. Григорий тоже понял, что его миссия по приводу Василия уже выполнена и ступил ногою ниже на ступеньку, чтобы уйти, а с деньгами разберутся и без него. «Муж да жена одна сатана», — подумал он.
— Ка-а-к! – вновь истерично закричала жена Василия и в один прыжок подскочила к Григорию, схватила обеими руками за ворот рубашки и так сильно дёрнула на себя, что Григорий, не ожидавший от неё такой прыти, еле успел переставить ногу, чтобы не свалиться.
— Споил и ограбил мужа, привёл домой и считаешь, что мы тебе спасибо должны сказать? Ты об этом подумал? Где деньги!? — всё также держа Григория обеими руками и глядя в упор своими вытаращенными глазами, почти закричала она на него.
Глаза её страшные, казалось, неопределённого цвета, были окрашены злобой.
— Мои у меня, а его должны быть у него. Где им быть? — стараясь быть сдержанным, ответил Григорий.
Одной рукой держа Григория, чтоб не сбежал, а он и не собирался бежать, другой она начала простукивать карманы Василия, затем, запустила руку в левый карман брюк, вытащила оттуда коробок спичек и пачку смятых папирос. В другом кармане были замызганный носовой платок да смятая малоценная ассигнация. Григорий до момента поиска денег был спокоен, но когда жена Василия начала их искать — напрягся. Пошарив по пустым карманам, жена Василия смотрела в упор на Григория. Наблюдала и соседка в халате, и та голова, так и не оторвавшаяся от двери
— Ну а я здесь при чём? — начал наступление Григорий. — Вы хотите сказать, что я украл его деньги? Если бы я взял у него деньги, то, скажите, зачем бы я его вёл домой? Валялся он в сквере, ну и пусть бы себе валялся.
— Получку давали? — резко перебила вопросом жена Василия. — Ты получил?
— Получил, ну и что? — ответил Григорий и, словно доказательство, полез в карман и вытащил аккуратно сложенные купюры и показал их.
Жена Василия в одно мгновение выхватила из рук Григория деньги, со скоростью кассира сосчитала их и так же быстро сунула в лифчик.
— Вы что, с ума сошли? — спохватившись, возразил Григорий и двинулся на жену Василия. Он ещё не знал, что предпримет, но тут между ними выросла стоявшая до сих пор в молчании соседка в цветастом халате.
— Не смей! — голосом громовержца членораздельно произнесла она.
— Это же грабёж среди белого дня! — Григорий двинулся в обход соседки.
— Уже ночь на дворе, а ты белый день вспоминаешь, а ещё говоришь не пил! — и вновь загородила дорогу.
Тем временем жена Василия схватила Василия как щенка за шиворот и толкнула обеими руками в открытую дверь. Было слышно, как она небрежно опустила его в прихожей и дверь захлопнулась с такой силой, что стёкла на лестничном марше зазвенели, готовые выскочить.
Григорий остался с глазу на глаз с соседкой, занявшей явно позицию жены Василия и той головой с немигающими глазами и так и не выразившей по этому вопросу никакого отношения.
— Отдайте же мои деньги и разбирайтесь со своим Василием, куда он свои деньги подевал, — доказывал он уже соседке. — В конце концов, я вызову сейчас милицию.
— Во-во! Вызывай! Она же тебя и спросит, куда ты подевал чужие деньги.
Григорий всё же успел подойти к двери и постучал в неё кулаком. Дверь была закрыта на еле державшийся шпингалет, но дёрнуть сильнее Григорий не решался, он знал, что это называется вторжением в чужую квартиру, и рассматривалось бы милицией, если не как грабёж, то как злостное хулиганство. Григорий понимал, что в чужую квартиру соваться не следует. Знала об этом и жена Василия.
— Вызывай, вызывай милицию, — отступив к своей двери членораздельно говорила соседка, — она же с тебя и взыщет, ещё и статью пришьёт.
Соседка посчитала разговор оконченным, и они вместе с торчащей головой, словно по команде, захлопнули за собою двери.
Григорий остался один, словно облитый из ушата грязными помоями. В груди клокотала злость на самого себя, что так легко дал обмишурить себя этой пройдохе, другого слова он не находил. Разве он похож на грабителя? Ведь он привёл Василия из самых чистых побуждений. Василий тоже хорош, что, так нализавшись, не мог сказать ни слова для выяснения этого сыр-бора. Злость эту некуда было вылить и, когда, спускаясь по лестничному маршу навстречу ему попалась вдобавок чёрная кошка, Григорий вдруг с каким-то наслаждением поддал её, после чего сам удивился поступку. Поплёлся в своё, такое дорогое теперь общежитие.
Как выяснилось на второй день, получку Василий вчера не получал.