Донт ноу-хау
Я сегодня попробовал нарисовать собственную версию Черного квадрата Малевича, и у меня получилось. Сидел, долго всматривался в свою картину, и она мне нравилась все больше. Отходил от нее на расстояние; смотрел сбоку; подвешивал к гардинам, чтобы взглянуть снизу; а также спускал полотно в подвал, дабы протестировать сверху. Со всех ракурсов шедевр мне казался не только не хуже оригинала, но даже немного лучше.
Не успокоившись на достигнутом - двинулся дальше.
Войдя в уборную, решил переработать пьесу "4.33" Джона Кейджа, предоставив на суд слушателя свой вариант преломленного через время и пространство. Получилось еще прекраснее, нежели с картиной. Для оценки нового творения я сразу же пригласил своего соседа сантехника Борю Певзнера, который в свое время закончил музыкальную школу по классу домры. Он был восхищен моим опусом. Пьеса отзвучала ровно четыре минуты тридцать три секунды (Борис засек это точно по секундомеру). Результат превзошел все ожидания. Сидели в почти вакуумной тишине в туалете. Было слышно как вода в унитазе напевала что-то из раннего Шуберта. Так послышалось Боре. Это было настоящее искусство без обиняков. Сосед стукнул меня плечу, вдохновил красивой фразой и, сказав, что теперь не зря живет, пошел домой есть курицу.
Я был настолько польщен сегодняшними событиями, что начал задумывать следующее: «Что, если рискнуть сделать нечто подобное в литературе, но уже не быть интерпретатором чужих идей, хоть и искусным, а самому стать первопроходцем?"
И начал размышлять на тему: «Как оскорбить отечественную прозу».
Я сидел час, два, три... Ничего не получалось, сколько бы не старался. Проза упрямо сопротивлялась. Она смотрела на меня испуганным взглядом и тихо переносила издевательства. Я ей выкручивал руки, зажимал голову между ног, бил розгами по спине и ягодицам, но она молчала, не произнеся ни звука.
Тогда я привязал ее к креслу и стал засовывать ей иголки под ногти. И тут проза издала первый истошный крик. Борис прибежал на шум и стал меня расспрашивать, все ли в порядке? Я закрыл пленницу всем своим телом и сделал вид, будто по телевизору смотрю фильм "Страсти Жанны д'Арк" Карла Теодора Дрейера. Но сантехник, оказалось, видел эту картину раньше и, сказав, что не любит пересматривать трагедии, возвратился домой.
Я продолжил свои глумления над уже еле живой, истощенной до предела литературой.
Взяв самый толстый гвоздь, какой только нашел в предбаннике у Игоря (из поперечной квартиры) в наборе, зажал его щипцами, накалил до кондиции и вонзил в тело, трясущейся от боли, жертвы. Я пытался рисовать на теле прозы различные узоры, пока гвоздь совсем не остыл. Пленница, хоть и тихо стонала, но не произнесла ни слова.
Видя, что ничего не помогает, я открыл Википедию и ознакомился со средневековыми инквизиционными пытками: железной девы у меня в доме не нашлось, нужно было специально заказывать на заводе; бамбуковой палки с острым концом тоже не было, хотя с Кубы привозил что-то подобное, но ,видимо, кому-то отдал и забыл; крыс тоже давно не видел в квартире, как поселился Бускунчак (черный подвальный кот) вся нечисть куда-то исчезла. Ну, что еще?
Как ни старался - ничего в своем доме не нашел: ни башмака с шипом; ни вилки еретика; ни кресла для ведьминого купания; ни испанского сапога; ни подвесной клетки. Тогда подумал: "В каком гуманном, милосердном времени и обществе мы живем! А еще жалуемся на правительство и церковь!"
Покумекав немного, я сам придумал изуверство, которое назвал: "Два часа на солнечных пляжах Гренландии". Затем посадил узницу в холодильник и включил режим холода на полную мощность... Ни звука не издала проза. Когда открыл морозильную камеру, она дрожала вся посиневшая, но секрет так и не выдала.
Тогда я решил прибегнуть к самой последней и самой изощренной пытке, которая никогда никем не использовалась ни в какие века. Придумал ее недавно сам, и это была отдельная тема для гордости.
Я взвалил свою пленницу на плечи и пошел за город, чтобы мои изощрения не попали в поле зрения коллег по писательскому цеху. А заодно можно было бы вдохновиться природой, так как мне недавно кто-то сказал, что свежий лесной воздух и пение пернатых благотворно влияют на творчество.
Маршрут троллейбуса N 10 выходил далеко за город, делая там большое кольцо. Необходимо было как-то забросить жертву на провода и закрепить обе ее руки на них так, чтобы она не смогла их отцепить. Эту пытку я назвал "Жаркое счастье". Она должна была там висеть до тех пор, пока бы не выдала мне свой секретный код. Я знал, что рано или поздно она сознается, так как не может умереть. Русская литература бессмертна! Надо было как-то доставить ее наверх. Я долго размышлял и ничего лучше не придумал, как пойти к старому приятелю маляру Себастьяну Бзыкину (по прозвищу "Ренуар", так его звали в детстве) и попросить стремянку. У него оказалось то, что мне и надо было. Десятиметровая стремянка - счастье для любого писателя! И так как троллейбусы в нашем городе имели восьмиметровые рога (ноу-хау от производителей) - это был ключ к разгадке.
Я взвалил свою пленницу на плечи и через две минуты по лестнице доставил ее на вершину столба, где крепились провода. Шестьсот вольт - достаточное напряжение для работы, чтобы токоприемник начал разговаривать. Туго привязав к проводам руки жертвы, я был уверен, что литература вымолвит хотя бы одно слово. Его хватило бы мне для зацепки, и я освободил бы свою пленницу тут же. Ну что ей стоит? Но упрямица молчала, изредка издавала стоны, болталась на проводах, проводя через себя мощные заряды электросил.
Тут я неосторожным движением ноги задел стремянку, и она с грохотом падающего алюминия полетела вниз, сталкиваясь с придорожным гравием на обочине. Обхватив столб руками и ногами, понимая, что спуститься мне так просто не удастся, я начал кричать:
- ПАААМАААГИИИТЕЕЕ!!!
Ночь. Тишина. Птицы не поют.
-ЭЭЭЙ!!! ПАААМАААГИИИТЕЕЕ!!!
Покой. Тоска. Неопалимая русская проза тихо реет на проводах.
ЭЭЭЭЙ!!! Я ЗДЕЕЕЕЕЕЕСЬ!!!ЛЮЮЮДИИИИ!!
Вакуум. Где-то вдалеке журчит лесной ручей.
Тут я срываюсь со столба и лечу с восьмиметровой высоты головой вниз:
АААААААААААААААаааааааааааааааааааааа!
- Ты че орешь??? Нарушаешь тишину момента. Послушай, как тихо и печально поет унитаз, - прошептал Борис.
Я очнулся. Где я? Что со мной???
Вдруг вспомнил. Мы в туалете с Борей Певзнером слушаем "4.33" Д.Кейджа в моей обработке... Видимо, я слишком увлекся пьесой…
- Все. Конец, - посмотрев на секундомер, объявил уже в полный голос сосед, - для начала нормально. Пойду, догрызу ножку.
24/09/2017
Свидетельство о публикации №217092500809