60 лет спустя

– Алло!
– Фёдор Васильевич, здравствуйте! Вы уже приехали? – услышал я в трубке мобильника.
– Здравствуйте, Людмила Михайловна!  На Волжском Откосе я. Здесь те же липы, сейчас они в майской зелени. Но вид Откоса за шестьдесят лет изменился.
– Подходите к училищу, пропуск на вас у охраны. Кабинет музея 231 в левом крыле на втором этаже, четыре ступеньки вниз и по коридору до конца.

Вот и училище, из которого я выпустился в декабре 1957 года с направлением  на работу в Волжское Объединённое речное пароходство. Прошло без малого шестьдесят лет. Здание цвет поменяло. Было гранитно-серым, стало шоколадно-коричневым. Подстроилось под цвет водного института, с которым теперь они вместе образовали Водную Академию. В фойе не видно ни души: учебный год закончился. На втором этаже в конце коридора меня встречает Людмила Михайловна – хозяйка музея речного училища и я вручаю ей цветы. Она давно приглашала зайти в училище. Но Нижний Новгород и Тольятти слишком далеко друг от друга.

Во время общего знакомства с музеем я задержался у галереи  с выпускными планшетами  курсантов пятидесятых годов. Нашёл свой выпуск 1957 года.  На фотографиях знакомые лица юных курсантов-выпускников, руководителей училища, преподавателей, офицеров-воспитателей – наших учителей, Я  подумал, ведь мы – их воспитанники, выпускники пятидесятых – во многом были первыми! Это  на нас пришлась величайшая волна обновления Волги. Мы первыми освоили плавание по водохранилищам, возникающим одно за другим. Мы  первыми массово внедрили новые методы работы – совмещение профессий на флоте и вождение несамоходных судов толканием.  Мы первыми освоили новые автоматизированные суда – буксиры-толкачи большой мощности, суда смешанного река-море плавания, суда на подводных крыльях. Мы первыми освоили плавание по Волго-Балту. Мы - выпускники пятидесятых - первыми стали капитанами дальнего плавания.

Что я помню о наших учителях через шестьдесят лет?

Я обратил внимание Людмилы Михайловны на фотографию Павельевой Анны Сергеевны.
– Она преподаватель русского языка и литературы.  Мой однокашник Николай Смирнов (он дорос до замминистра Речного флота) в своей книге «Река моей жизни», вспоминая о речном училище, отметил, что Павельева выпускница Смольного института благородных девиц. Пожилая, высокая, прямая, сухая, с совершенно белыми волосами. Она мне казалась высококультурной, не многословной, говорила тихо, по делу, без шуток, строгая, майорские погоны на плечах. Когда в 1956 году отменили звания у речников, она говорила:
 – Ну, какой я «товарищ майор», я женщина, приятнее слышать – «товарищ преподаватель».
Курсанты жестокий народ, нашли схожесть её фигуры с литературной героиней Горького и про себя называли «старуха Изергиль». К нам она относилась как к пионерам, водила в драмтеатр по темам программы, в оперу, ставила с нами спектакли. При этом реплики для каждого выписывала на листочки с учётом особенностей речи – среди нас большинство были деревенские с характерными говорами. Настойчиво тренировала в течение трёх курсов произношение до совершенного литературного. Может поэтому к четвёртому курсу все стали говорить правильно по-русски, как требуется командиру флота.

–  Саблин Михаил Петрович. Капитан первого ранга, боевой офицер. В войну служил на Северном флоте. У нас был заместителем начальника училища по военно-морской подготовке с 1953 года. Выглядел всегда элегантно, хотя был несколько полноват. На больших сборах выступал с речью, говорил хорошо, образно.
– Знаете, Людмила Михайловна, я только что встречался с его внучкой, Светланой Лебедевой (Саблиной). Зашли в кафе на Большой Покровской. Она  сказала, что мы находимся на территории бывшей квартиры Саблиных. Всё перестроено под кафе, но остались на местах окна. Светлана показала, какие окна были в комнате сыновей Саблиных, какие у бабушки с дедушкой, где была гостиная, кухня. В этой квартире они поселились в сентябре 1955 года. До этого семья Саблина М.П.  жила два года в разных местах, в том числе непосредственно в училище и в Доме курсанта. Для меня это было ново, интересно. Светлана занимается описанием рода Саблиных, в котором  было много моряков. Присылала мне фотографии училищного времени, просила назвать фамилии офицеров в окружении Саблина-деда. Мало помог я. Боевые  офицеры с большими звёздами на погонах, с орденами во всю грудь были слишком высоки для меня – курсантика пятнадцатилетнего. Вспомнили её дядю, Валерия Саблина. Может быть, вы слышали, это было в 1975 году. Валерий, замполит на большом противолодочном корабле. Сумел тайно вывести корабль в море, чтобы по радио выступить с речью протеста режиму Брежнева. Я читал и слушал его речь, всё это есть в интернете. Командование решило, что он угоняет корабль в Швецию.  Самолёты догнали корабль, разбомбили. Всех арестовали, Валерия судили и расстреляли. Эта трагедия тяжело отразилась на семье Саблиных. Сам Михаил Петрович вскоре умер.

– Я что-то слышала об этом. Ужасная история.
– Да. Об этом стало известно только после перестройки.
– А что о других помните? Вот, например, усач Чистовский? – показала она на фотографию. – Про него много написано, а что помните вы о нём?

– Да,Николай Яковлевич Чистовский легендарная личность. Преподаватель спецлоции.  Росту невысокого, серьёзный вид,  строгий. Во время войны командовал канонерской лодкой на Волге, имел звание капитана третьего ранга. Уже когда в 1956 году отменили погоны и звания у речников, продолжал носить свой военно-морской китель без погон, но сохранил на рукавах золотые три галуна и звёздочки, просил обращаться к нему по-прежнему – «товарищ капитан третьего ранга».

Все знали, он гордо носил своё отличное знание спецлоции реки Волги. Много раз слышали, как он спокойным рокочущим баском рассказывал о времени войны:
– Ночь. Темно. Светомаскировка. Навигационные огни потушены. Все стоят, а я – иду. Почему? Потому, что я знаю. А они стоят. БАРРРАНЫ!!!
Иногда во время занятий произносил своё раскатистое – БАРРРАНЫ. Безобидно у него это получалось.  Никого конкретно он не имел в виду, курсанты знали, это относится к тем, кто плохо знает дело. На каждом занятии мы с ним изучали новый участок Волги, схематически изображённый на плакатах. Размышляя, он прохаживался перед плакатами и говорил, говорил. Создавалось впечатление, что он ведёт судно, видит приметные места на берегу и на воде, расходится со встречными судами, минует опасности.
– К яру не приближаться – огрудки каменистые. Запомните это, – спокойно говорил он, будто давал указания рулевому. Переваливаем вправо пологим перекатом, он устойчивый, трудностей не вызывает, – указка скользила по схеме судового хода на плакате.
– Правый берег лесистый, сильно подмывается, деревья падают в русло, возможны карчи, держаться на удалении.      
Он с фотографической точностью характеризовал прибрежные населённые пункты, овраги, горы, расположение створных знаков и другие объекты, которые служат для судоводителей важными ориентирами. В этом я убедился, когда уже сам стоял на мостике, смотрел на Лобач-гору, рынок Зольных гор, неприметный Утёс Степана Разина среди желто-белых обрывов высокого берега недалеко от Дурман-горы, горы Столбичи. Смотрел и будто слышал голос  Чистовского, описывающего эти волжские места. Бывало, он применял как педагогический приём  присказки старых лоцманов, которые  перечисляли характерные волжские ориентиры в форме размера стиха, например: «Щербаковка, Столбичи, за Бутковкой – Галка» или «Шеланга, Теньки, Ташёвка, а за ней –  Антоновка»,  или так «А в Тетюшах на горе по три девки во дворе» и др. Так крепче, навсегда запоминались его уроки. Не удивительно, что он представлял и показывал нам  свою схему судовых ходов над затопленной поймой Волги в создаваемом Куйбышевском водохранилище ещё до выхода официальных карт. Слушать его было интересно. Обдумывая следующую фразу, поправлял расчёской свои пышные усы. Когда вызывал курсанта к доске, слушал ответ молча. Потом просил кого-нибудь сделать замечания. Оценка получалась коллективная.

– Шилов Иван Иванович. Боевой офицер, капитан третьего ранга (у него один глаз был повреждён). Преподавал нам в училище матчасть корабельной артиллерии. Изображая трудность произношения иностранных слов, говорил: «…гидроПВНЕМАтический тормоз отката» и много другого в том же духе, игнорируя правильные надписи на плакатах, по которым рассказывал устройство орудия. Разбавлял занятия флотскими былями, байками, иллюстрирующими тему. Все слышали рассказ о его первых впечатлениях от стрельб во время курсантской стажировки на корабле. Он находился в орудийной башне. По его виду бывалые моряки чувствовали: робеет курсант. Поучали, чтобы в момент залпа не повредило уши, нужно после команды «Товсь!» открыть рот и ждать выстрела. И вот он с открытым ртом ждёт выстрела. Грохнули орудия и у него слетели штаны. Оказывается, рассказывал он, от залпа башенных орудий взрывная волна через рот раздула мой живот с такой силой, что кожаный ремень лопнул, отлетели все пуговицы, и штаны мои упали. Долго потом, говорил он, моряки забавлялись, рассказывая, как у комендора Шилова залпом штаны сдуло.
Хорошо знал историю российского флота, иллюстрировал свои уроки эпизодами из истории, побуждая у нас интерес к предмету.

– Мне ещё ни разу не приходилось слышать такие интересные подробности о преподавателях. Можете всё это описать? Сейчас планируется издать книгу воспоминаний о речном училище,  это может войти в неё. 
– Попробую, как здоровье позволит.
– Рассказывайте ещё! Вы ведь всех хорошо помните, память в юные годы цепкая.

– Балычева Татьяна Петровна, – указал я портрет на планшете. –  Преподаватель английского. Входила в аудиторию стремительно, стройная, в форменном платье «товарищ старший лейтенант». Косы уложены короной на голове. Видите на фотографиях ранних выпусков? Такая причёска у неё много лет не менялась. Быстрые острые глаза, острый ироничный язык. Помнится, она часто одёргивала на уроке шаловливого говоруна возгласом: chatterbox! Болтушка!  Спустя годы, видел её на сборе двадцатилетия нашего выпуска в 1977 году. Располнела. Вместо короны из кос у неё пышные локоны. С однокашником Борисом Козелковым подошли к ней. Поговорили, сказала, что преподаёт в университете имени Лобачевского. Я спросил, английский? Она улыбнулась:
–  Да, он со мной по жизни. Диссертацию защитила. Теперь уже пенсионерка, но работаю.

– Анфиса Максимовна Мамонова. Историк. Образование получила в МГУ имени Ломоносова. Была у нас классным руководителем, тоже «товарищ майор». От неё исходила материнская забота о нас. На классных часах учила нас культуре общения, как вести себя на вечерах отдыха в училище, как с девушкой беседовать, приглашать на танец. В Доме курсанта, в кубрике, где мы жили, уроки культуры продолжались в разных направлениях. Стихийно ходили по рукам и переписывались выдержки из правил хорошего тона. Крутили на проигрывателе разные песни, в том числе не официальные – «на рёбрах» (на рентгеновских плёнках), – которые приносил Слава Багаев. Это были записи Петра Лещенко, Леонида Утёсова и других, ну и ещё из одесского фольклора. Учились друг у друга танцевать вальс, танго, фокстрот. У Вали Липина был маленький полупроводниковый радиоприемник. Из него сквозь визг и треск глушилок узнали о венгерском путче осенью 1956 года. «Вражеский» голос сообщал о разрушении  в Будапеште памятника Сталину, что это символ советского порабощения Европы, о горящих советских танках, расстреле коммунистов и других ужасах, творимых обеими сторонами. Услышанное не обсуждалось.
Помню на встрече выпускников в 1977 году была Анфиса Максимовна. Ей трудно было говорить, лицо мокрое от слёз, всё повторяла: «Он был такой, как вы…».  Сын её, наш ровесник, студент ГИИВТа, на плавательской практике утонул. Ловила наши руки, удерживала и шептала – «он как вы»…

– Опять трагедия! – воскликнула Людмила Михайловна.
– Флот – среда повышенной опасности. К сожалению, бывают несчастные случаи.

- Медведев Николай Кузьмич был у нас руководителем плавательской практики на буксирном пароходе «Андрей Жданов» пароходства Волготанкер летом 1954 года. По сравнению с другими преподавателями он выглядел молодым, аккуратным, на плечах погоны. Обращаясь к нам, он всегда как будто улыбался.
 
После экзаменов за первый курс, мы, группа «11-шт» – это 30 пятнадцатилетних курсантов, – погрузились в Горьком на пассажирский пароход «Софья Перовская». Николай Кузьмич сказал, что мы поплывём на Каму навстречу «Андрею Жданову».
 
Я, да и другие курсанты, впервые в жизни совершали такое плавание на настоящем большом пассажирском пароходе. Было всё ново, не знакомо. Запах парохода особенный. Я не помню точно, где нас расположили, скорее всего, в трюмных пассажирских залах. Когда пароход отчалил, я с опаской поднялся по трапу на палубу. За бортом бурлила вода. И у неё запах был особенный. Не такой, как пахла вода речки на моей родине, где я в детстве купался, плавал чуть не каждый день. Терпкий запах Волги мне запомнился на всю жизнь, я к нему привык и не замечал. И вспоминал, что он особенный, только когда бывал на родине и снова окунался в родную речку Савалу.

Николай Кузьмич организовал нам в пути трёхразовое питание. Всё, как в училище, только спать было жёстко на двухъярусных плацкартах без матрасов – шинель под бока, под голову и ею же укрывались. На пристанях, когда стоянки были долгие, выходили на берег. Запомнились названия Васильсурск, Чебоксары, Чистополь.

Дня через три он объявил, что поплывём на реку Белую. Я помнил со школы, река Белая впадает в Каму, является притоком Волги второго порядка. Рано утром объявили, перегружаемся на пароход «Андрей Жданов». Серое туманное утро. Спросонок зябко. Сильный нефтяной запах.
 
Мы на месте, обживаемся на пароходе «Андрей Жданов». Николай Кузьмич расписал нам режим дня, установил порядок дежурства и приборок в кубрике. Проводил утреннюю физзарядку. Строил нас перед носовой надстройкой, делал перекличку. Командовал: «Приготовиться к подъёму флага!». И, делая руку под козырёк: «Смирно! Флаг поднять!». Красное полотнище медленно ползло до верха мачты. «Вольно!». До обеда проводил с нами занятия в красном уголке, изучали устройство парохода. Напомнил, что нам предстоит практика на судне в должности матроса. Познакомил с правилами безопасности при несении вахты, выполнении судовых работ. И так, день за днём. Приглашал штурманов, они на местах показывали работу судовых устройств, рассказывали об обязанностях матроса на вахте и во время авралов при заводке буксирных тросов. Механик парохода показал, как работает машина, в котельное отделение провёл. От работы котельных топок воздух содрогался, было шумно. После обеда у нас была самостоятельная работа по программе практики.
Недели через две Медведева сменил другой руководитель практики.

Николай Кузьмич не был задействован в учебной программе штурманов, как мне помнится. И только на старших курсах он преподавал у нас технику безопасности на речном транспорте.
 
Через много лет во время нашей традиционной встречи выпускников он, уже начальник училища, расспрашивал меня о работе речника, поинтересовался: «Квартира есть?». Я ответил, есть, четырёхкомнатная. Он как бы удивился: «Зачем такая большая?». Я рассказал, в одной комнате мы с женой, в другой дочка, она учится в медучилище. В третьей сын, школьник. В четвёртой – тёща. «О, как вы разрослись. В Тольятти благодатный климат для этого» – заключил Николай Кузьмич.


– Мореходов Иван Сергеевич. Начальник судоводительского отделения, преподаватель судовождения. Пожилой, грузный, спокойный. Он иногда красочно иллюстрировал уроки судовождения полуправдивыми примерами. Помню его такой рассказ о практике судовождения  во время половодья на Волге:
– Пароход с пассажирами шёл вверх по Волге, – начал он, изображая мелом на доске движение парохода. – Плавучая обстановка ещё не выставлена – половодье. Штурман решил уклониться со стрежня, обозначенного береговыми створами, вправо, где встречное течение было тише. – Изобразил на доске уклонение парохода с фарватера.
– Уже вечерело. Вдруг штурман почувствовал, что его потянуло вперёд, выскочил на крыло мостика. «Стоим! Сели на мель!» – был его возглас.
Попытки сойти с мели, были безуспешны. Стемнело, решили ждать утра. Утром пассажиров разбудило мычание коров, они бродили вокруг парохода по песку, – нарисовал коров вокруг парохода.
– Полая вода ушла, затопленный песок обнажился. Ошибся штурман. Нельзя уклоняться со створной линии в половодье. Уровень воды в половодье изменчивый, – заключил Мореходов. 

Он всегда рисовал мелом на доске то, о чём рассказывал. Так он кропотливо вычерчивал схемы учалки барж для буксировки в кильватер, безменом, бочонком и схемы составов для вождения методом толкания, повышающим скорость движения. Тогда баржи в большинстве были деревянными. Показывал, как разместить баржи и пароход-толкач, чтобы обеспечивалась жёсткость состава и возможность управлять им как единым судном.

На одной из встреч выпускников я во время застолья сидел рядом с однокашником Самариным Виталием. Он рассказал, что Мореходов написал диссертацию. Для меня это было ново. «У меня был каллиграфический почерк, – сказал Виталий. – Иван Сергеевич увидел, пригласил к себе в кабинет, попросил переписать страницу. Посмотрел, ему понравилось. Положил передо мной папку и сказал, будешь переписывать, это моя диссертация. Я и переписывал. На его уроках, вечерами. Он оформлял мне увольнение».
Известно ли было ещё кому про диссертацию Мореходова, я не знаю.

- Галушкин Алексей Константинович, подполковник, начальник строевого отдела. Высокий, худощавый, несколько сутуловат. Очень серьёзный военачальник, даже суровый. Курсанты его уважали и побаивались.

Память феноменальная у него была, мог на улице окликнуть по фамилии, чтобы сделать замечание по форме одежды и приказать: «Доложите командиру роты о моём замечании!». Это грозило серьёзными выводами. Тем не менее, у курсантов не проходила мода вставлять в форменные брюки клинья, расширяющие книзу штанину в виде клёша до 42 сантиметров, хотя все знали, это нарушением формы одежды. Однажды у курсанта я видел порезанный клин. Он, сокрушаясь, говорил: «Галушкин порезал прямо на улице, придётся опять идти к портному на Чёрный пруд». Замена стоила пятнадцать рублей от скудной курсантской стипендии.

Алексей Константинович, уже в звании полковника, приходил на все наши встречи выпускников, всегда выступал с речью. В девяностые годы резко критиковал хапуг-демократов. Последняя такая встреча была в 2007 году – пятидесятилетие нашего выпуска. Собралось всего восемь моих однокашников, и пришёл Галушкин. Ему было уже девяносто два года. Я не был, болел, но, когда запели наш курсантский вальс – символ курсантского братства, – слушал и подпевал по телефону. Мне рассказывали, Галушкин всё также речь говорил, живо интересовался оборудованием судоводительского кабинета, жизнью училища.

– Боголюбов Дмитрий Петрович. Капитан, потом – майор. Он был первым командиром нашей третьей роты штурманов, заботливый офицер-воспитатель. Это он, из нас неуклюжих пацанов, на которых и форма сидела мешковато,  вырастил к четвёртому курсу бравых молодцев с настоящей морской выправкой, строй которых достойно представлял речное училище на городских торжественных парадах 1 мая и 7 ноября.

На первом курсе он проводил с нами утреннюю зарядку, учил, как надо заправлять койку, ухаживать за формой, следил за внешним видом курсантов. Утром строем вёл нас в учебный корпус на завтрак, а после разводил по аудиториям на занятия. Каждые десять дней водил в баню или санпропускник. Проводил строевые занятия. С ним рядом были его помощники –  курсанты четвёртого курса нашего штурманского отделения – старшина роты Александр Баринов и четыре командира взводов. Командиром нашего первого взвода был Николай Соболев, он научил нас многим курсантским навыкам, как чистить ботинки до блеска  гладить брюки. Говорил:
- Брюки курсанта должны быть отутюжены так, чтобы стрелки резали юбку девушки, когда её обнимаешь.
Помнятся фамилии Алексея Тронова и Леонида Чернышёва, которые командовали другими взводами. Так осуществлялась преемственность в курсантской жизни училища.

После третьего курса Боголюбов – уже майор – сопровождал нас на первую стажировку в Балтийск. Была середина апреля. Ехали на нарах в теплушках, огонь в буржуйке поддерживали дневальные. В Калининграде, в ожидании пересадки, Боголюбов вывел нас в город на экскурсию. Привокзальная площадь образована новенькими зданиями. А далее – над горами битого кирпича пустые остовы зданий, город был разрушен. Боголюбов произнёс: «Союзнички постарались». Ночью прибыли в Балтийск. Ночевали в казарме крепости Пиллау. Утром строем перешли в военную гавань, на пирсе распределили по кораблям, на которых нам предстояло служить матросами. Меня назначили на большой охотник. На его палубе перед строем моряков 1 мая 1956 года я принял Военную присягу. Над головой развевались флаги расцвечивания. Через 45 суток, в конце мая, мы вернулись в училище и сразу получили направление на практику на пассажирские суда.

- Нас, четырёх курсантов группы 31-шт, назначили на практику на грузопассажирский пароход "Одесса". Приход его в Горький из Ярославля ожидался через пару дней. На нём мы будем практиковаться в должностях дублёров рулевых и третьего штурмана. Представились капитану Петрову Аркадию Григорьевичу, поселились в просторной каюте на корме главной палубы. Нас расписали по вахтам. Пароход большой, старый, вместе с такими же четырьмя своими «братьями-ровесниками» ходил на линии Ярославль – Астрахань.
За два месяца мы освоились с судовыми порядками. Заметили, что в это время многие пассажиры путешествуют «туда и обратно», сейчас бы сказали – совершают туристские рейсы. Некоторые выбирали «Одессу» каждый год, хорошо отзывались о капитане, знали членов команды, работников ресторана. Считали, что на этом пароходе больше простора, воздуха. На современных трёхпалубных, особенно, на дизельэлектроходах, говорили они, тесно и очень жарко. Здесь мы сполна пользовались возможностью для закрепления знания спецлоции Волги в районе плавания «Одессы». Я и мои товарищи во время вахты стояли у штурвала, управляли движением парохода, всегда помня, что ошибка рулевого подвергает опасности пассажиров, занимались судовой отчётностью в объёме обязанностей третьего и второго штурманов. Участвовали в грузовых операциях. Из Ярославля грузили автомобильные, тракторные шины, катали их по специальным сходням, обычно, на самый верх, на тент. Ящики с металлоизделиями, с краской таскали на баланках, классическом приспособлении для грузчиков. Навсегда запомнился мой конфуз. Ниже Чебоксар молодую картошку грузили. Я смотрю, мешки длинные, чувалы. Подавалы набрасывают мне на баланку мешок: «Не сломайся, курсант!» – шутят они. Я был высокий и худойй. Бегу по сходням, не нарушаю строй грузчиков. На подъёме, чувствую, ноги под тяжестью не разгибаются, я сел, мешок свалился. Забраковали меня «биндюжники», поставили грузовым лифтом управлять. В Астрахани грузили помидоры, рыбу, вино в бочках, тюки хлопка. Работа на грузовых операциях оплачивалась. На заработанные деньги я купил фотоаппарат «Смена», он прослужил мне 41 год, когда уж цифровые пошли.
   

– Вшивкова Германа Александровича, капитана, назначили командиром роты в начале четвёртого курса. Его фотографии здесь нет. Был молод, много времени проводил в расположении роты. Чувствовалось, он хотел жёстко  подчинить нас. Как-то сами собой строились козни ему. Случилась такая история. Примерно, в октябре 1956 года мы после вечерней поверки большой группой ушли в самоволку, смотреть фильм «Разные судьбы» в кинотеатре имени Минина. Успели на последний сеанс. Возвращались за полночь, когда уже все двери Дома курсанта были закрыты. Следуя за опытными «самовольщиками», полезли друг за другом на наш пятый этаж по пожарной лестнице и по строительным лесам (ещё достраивалась последняя очередь Дома курсанта, где располагалась наша рота). Добрались до окна гальюна (по-флотски это – туалет), чтобы через него войти в расположение роты и быстренько лечь спать. Но на выходе из гальюна нас встречал Вшивков! И также друг за другом строил нас в шеренгу. Провёл долгую воспитательную беседу, прохаживаясь вдоль шеренги и скрипя зубами. Что интересно, скрип было чётко слышно. Объявил каждому персонально наказание – месяц без увольнения. Групповая самоволка – серьёзное нарушение воинской дисциплины. Огласки это не получило. Видимо Вшивков, опасался: не справился с обязанностями командира роты, могут уволить. Тихо забыли об этом. Потом особых трудностей от командирских позывов Вшивкова мы не испытывали. У курсантов были общественные обязанности училищного масштаба: спортивные тренировки, репетиции самодеятельности (я пел в хоре училища), комсомольская работа (я отвечал за оформление ежедневной училищной стенгазеты «На вахте») и другие. Эти занятия поощрялись, иногда они затягивались допоздна. За возвращение после «отбоя» в этих случаях объяснений не требовалось. Случалось, изредка злоупотребляли этой возможностью в личных целях.

– Житков Роджер Дмитриевич. Инженер-майор. Он в начале 1957 года был назначен командиром роты вместо Вшивкова. Приходил всегда с большим портфелем. Говорили, у него там черновики диссертации. Его мы не часто видели перед нашим строем, обычно находился в своей комнате командира роты. Со всеми процедурами по режиму дня справлялись его помощники –   старшина роты и командиры четырёх взводов, которые теперь назначались из наших сокурсников. Случалось мне  обращаться к Житкову, он усаживал меня на стул, расспрашивал внимательно о родителях и родственниках, интересовался, часто ли письма им пишу, много шутил, даже анекдоты вспоминал по теме разговора. Был добрым, вопросы решал справедливо, был действительно офицером-воспитателем. Его мы не подводили. Он с нами был до выпуска из училища.   

– Людмила Михайловна, воспоминания бесконечны. «Чем ближе к закату, тем длиннее тень воспоминаний», – сказал известный Эмиль Кроткий. И это правда. Вот ещё. Вид из окна вашего музея на улицу Пискунова, – мы через тесноту экспонатов пробрались к окну. – Этот земляной вал на той стороне улице, за ним многоэтажные дома. Помню, вдоль всей длины вала до самого ГИИВТА строился поротно весь личный состав курсантов речного училища для проведения смотров или для переходов на праздничные парады. Майор Попов, он есть на этих фотографиях, – показал я на планшеты, –  обладал могучим командирским голосом, командовал: «Батальоооон! Смирррнаа! Равнение на… прррава!», и, отбивая строевой шаг, шёл навстречу начальнику училища с докладом. Недавно повстречалось мне упоминание, что этот вал  какое-то древнее фортификационное сооружение. Что вы скажете на это, как историк, археолог?
– Да, это действительно остатки древнего вала дерево-земляных укреплений Нижнего Новгорода вокруг каменного кремля. Вон там, на левом конце вала есть щит с указанием на это. Вал сейчас охраняется как объект культурного наследия федерального значения.

– Я вас утомил своими рассказами. Спасибо, что встретили, что слушали. Пусть эти скромные рассказы будут благодарностью нашим учителям, хоть и запоздалой, и доброй памятью о них.
– Это вам спасибо за воспоминания. Но вы не рассказали, как сложилась ваша жизнь речника?
– Работал я на буксирном флоте. В 1966 году принял в Будапеште новый буксир-толкач «Дунайский 54». Четыре навигации командовал им. Заболел. Пришлось менять профессию. К тому времени я закончил ГИИВТ. Долго работал в отраслевом НИИ научным сотрудником. После развала института, устроился на завод, дочку ВАЗа. Когда исполнилось 75, уволился. Общий трудовой стаж 55 лет. Считаю, что знания, опыт жизни, полученные в училище, на флоте были основой, фундаментом всей моей деятельности.

30.05.2017