Розы на снегу главы 10-18

10
    Однажды Надя пришла из буфета с двумя апельсинами. Апельсины были спелые, с мягкой и толстой кожурой. Один она отдала Лене. Второй стала чистить сама, но хитрым способом: острым длинным ногтём она прорезала глубокие линии в кожуре так, что снятая целиком она без отдельных удалённых фрагментов стала напоминать человеческую фигуру. Самым главным в её рукоделии было то, что мягкая центральная сердцевина между дольками, обычно выбрасываемая вместе с кожурой, была оставлена, но отрезана наполовину ногтём. Оставшийся отросток располагался между ног.

    Теперь, раскрывая и закрывая кожуру, она стала показывать своё произведение окружающим, среди которых была Лена и ещё трое молодых людей, в том числе Иван. Демонстрацию спектакля она завершила словами: "Маленький хулиганчик". Реакция зрителей была та, которую она и ожидала, кроме реакции Ивана: он в отличие от остальных не только не смеялся, но сохранял каменное, непроницаемое выражение.

    В декабре Надя посмотрела с большим запозданием фильм "Мимино", идущий на экранах ещё с весны. Придя на работу, Надя стала делиться впечатлениями. В числе прочих ей понравилась фраза: "Ларису Ивановну хочу". Однако Иван опять отказался понимать иносказание. Он просто пристально смотрел на неё, не проявляя внешних эмоций.

    В другой раз она стала рассказывать анекдот о преждевременно вернувшемся из командировки муже. И снова его реакцией стал не смех, а абсолютно полное отсутствие какой-либо реакции. Тогда она спросила Валентина: "Он что, совсем анекдоты не воспринимает?"

– Да нет, всё наоборот. Он такой рассказчик, что мы все в лёжку лежим. Насколько я понимаю, он считает, что при женщинах отдельные темы затрагивать нельзя.

– Гляди какой чистоплюй, – удивилась Надя, а позже, подумав вечером в одиночестве, в душе похвалила его.

    11
    Три года назад, ещё до прихода Нади и Ивана, появился в секторе молодой специалист Владимир Никифоров. Тип был удивительный: меркантильный, жадный, с хитрыми глазёнками. Он всё понимал: в любых поступках и словах окружающих видел он скрытый от остальных корыстный или низменный интерес. Он хихикал и комментировал события, принимая понимающий загадочный вид и щуря бесцветные глаза: знаем, знаем – нас не проведёшь. К тому же был иногда необъяснимо упрям в пустых делах. Лена, в первый день представляя Наденьке сотрудников, про него сказала:

– Это – наш Вовчик. Не трогай его, потом поймёшь. Лично я общаюсь с ним исключительно вежливыми словами, но всего двумя.

    Произнеся последнюю фразу, Лена стала вопросительно смотреть на Наденьку, ожидая естественного вопроса.

– Ну и какими же? – засмеялась Наденька.

– Здравствуйте и до свидания.

– Это три слова.

– Не придирайся.

    Рабочий стол Вовчика располагался перед столом Ивана, и тот сидел к нему спиной. Как-то под конец рабочего дня Иван, заканчивая какую-то бумагу, обратился к нему:

– Володя, ручка кончилась. Дай дописать две строки.

    Вовчик сидел развалившись на стуле и крутил в руке обгрызенную ручку. Остальные тоже ждали конца работы. Вовчик, не переменяя позы, громко в тишине сказал:

– Не дам.

– Да я сейчас тебе верну.

– Не дам. А хочешь – купи.

– Сколько?

– Три рубля.

– Трёшки у меня нет, даю пять, – моментально среагировал Иван.

– Вы что, с ума свихнулись, два дурака, – возмутилась Дина Петровна.

– Вот, возьми мою, – предложила она.

    Дина Петровна помнила военные и послевоенные годы, помнила, как с мужем поднимали детей. Помнила, как в 1963 году надо было сдать три рубля в школу на комплект новых учебников для дочери и пришлось занимать у соседки.

– Дина Петровна, спасибо. Я хочу купить свою.

    Иван встал, подошёл к Вовчику и положил перед ним купюру, тот, не поднимая головы и молча, передал ему ручку.

    Наутро Надежда в коридоре спросила Ивана:

– Как твоя бесценная покупка? Бережёшь?

– Выбросил… Но ты ведь не это хочешь сказать… Это была лишь прелюдия к главному твоему вопросу – ну, спрашивай.

    Надежда долго внимательно смотрела на Ивана: не поторопилась ли она с выводами относительно него, потом с улыбкой спросила:

– Зачем ты Вовчика унизил при всех?

– Я думаю, что он этого даже не понял: для него это выгодная сделка. А потом, зачем он хотел унизить меня?

    Надя приподняла брови, еле заметно улыбнулась и, хотя сама всё понимала, всё-таки желала услышать, что скажет Иван, а потому как бы удивилась:

– Каким же образом?

– Согласись, что он не собирался мне продавать ручку. Он не мог предположить, что найдётся идиот, готовый в десятки раз переплатить. Он полагал, что деньги для всех важнее чести, и здесь он уподобил меня своей персоне, чем и унизил меня.

    Надежда внутренне аплодировала, потом с загадочной улыбкой сказала:

– Думаю, что из тебя может выйти толк... со временем.

    12
    В отделе отношение к Ивану оставалось прежним – добродушным, но многие его считали ещё не повзрослевшим. И потому к нему могли запросто обратиться с вопросом, который малознакомым людям не задают.

– Ваня, а тебе какие девушки больше нравятся: тёмные или светлые? – спросила Дина Петровна, уже пожившая на этом свете и считавшая, что имеет право спрашивать молодых обо всём.

– Ни чёрные, ни белые, и даже к крутому изгибу бедра я равнодушен. Мне нравятся умные.

– Ваня, с такими мыслями ты себе жену не найдёшь.

    В этом месте Виктор Андреевич, доселе молчавший, не мог удержаться:

– Ваня, женщин не слушай – они тебе сейчас наговорят. Мужику делать вообще ничего не надо. На холостого мужика к тридцати годам бабы сами налипнут, всех сортов – выбирай не хочу.

    Услышанное одной непременно становилось достоянием всех остальных, и постепенно, шаг за шагом, отношение к Ивану менялось.

    Иван тоже привык к новому коллективу, преимущественно женскому, но случалось, что женщины его удивляли. Однажды на работу Надежда Исааковна пришла в новом платье, по случаю своего дня рождения. В тот момент ей исполнилось 45. Альбина, вечно улыбающаяся женщина и щедрая на добрые слова окружающим, была существенно её моложе и симпатичнее. И вот, пристально оглядев её, Альбина говорит: "Надежда Исааковна, всё хорошо, – потом, обращаясь как бы ко всем, восхищённо завершила: – Сорок пять, а всё при ней". Иван не запомнил бы этот эпизод, если бы не реакция Надежды Исааковны. Она зарделась от счастья и стала поворачиваться то одним боком, то другим, показывая со всех сторон и платье, и фигуру.

    13
    Бывало, от скуки у Лены и Нади иногда возникало желание подшутить над Ванечкой – доброжелательно, без злобы, и желательно так, чтобы он сам об этом не догадался.

В ходе какого-то пустого разговора, в котором участвовал и Иван, Лена переглянулась с Надеждой, лукаво улыбаясь и обозначая на щеках замечательные ямочки, потом приняла серьёзный вид и, обращаясь к Ивану, спросила его:

– Ваня, а у вас в МГУ факультет ботаники есть?

    Смеющиеся глаза выдавали её, Надежда отвернулась в сторону, беззвучно хихикая, а Иван, святая простота, ничего не понимал.

– Да, конечно, но он в составе факультета биологии, которому скоро будет уже 50 лет. У меня там хороший знакомый, Паша, учился.

    У Надежды вздрагивали плечи, половину лица она закрыла рукой.

– А ты что же с ним не пошёл? – удивлённо-картинно в сторону Нади, но тут же с серьёзным лицом обернувшись к Ивану, спросила Лена.

    И только сейчас Иван обратил внимание на Надю и заподозрил, что над ним смеются.

– Ванечка, не обижайся, мы вовсе не хотели тебя обидеть, ты нас неправильно понял, – примирительно, со светлой и весёлой улыбкой сказала Лена.

    Лена говорила "мы", хотя в спектакле участвовали двое: она и Иван, Надя же была активным зрителем и продолжала сидеть отвернувшись, не в силах сдержать смех, повернись она. Подождав немного, Лена продолжила:

– Ванечка, скажи нам: у вас в группе девушки были?

– Были, – ответил Иван, не понимая, к чему теперь она клонит.

– Сколько? – уже, повернувшись, спросила Надя.

– Две штуки.

    Улыбки с лиц Лены и Нади сошли, они переглянулись, потом улыбки снова появились, но уже с оттенком недоумения и возмущения, а Надя обратилась к Лене:

– Каков хам: он нас штуками меряет.

    Лена согласилась с Надей движением головы, а у Ивана спросила:

– Молодой человек, кто вас воспитывал?

– Каждый человек сам себя воспитывает.

    Лена задумалась, посмотрела в сторону Нади, потом обернулась к Ивану:

– Ванечка, ты ещё и плагиатом занимаешься.

– В каком смысле? – удивился Иван, окончательно сбитый с толку.

– Твои последние слова принадлежат Евгению Базарову. Ты слышал о таком?

    Иван покраснел: он никогда ни у кого не списывал и был абсолютно уверен, что он самостоятельно пришёл к этому. Но вдруг он что-то вспомнил:

– А слова "Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей" кому принадлежат? – спросил он напряжённым голосом.

– Ванечка, мы тоже в школе учились, поэтому строки Александра Сергеевича знаем.

– А вы знаете, что Пушкин их почти списал у Франсуа Ларошфуко, жившего за два века до него? Или, может быть, просто Пушкин пришёл к аналогичному мнению, но самостоятельно?

– И что же до Пушкина насочинял Ларошфуко? – спросила Лена.

– "Нет вернее средства разжечь страсть, чем самому хранить холод".

    С этими словами Иван встал и вышел. Когда он скрылся из вида, Виктор Андреевич заметил, обращаясь к Лене и Наде:

– Беспричинно и несправедливо вы потешаетесь над ним. Вам кажется, что он невоспитанный, неотёсанный, но это не главное в нём. Вы поймите – человек с дипломом мехмата по определению не может быть глупым. Его просто надо мягко подтолкнуть в нужном направлении, и он себя покажет. При наборе новобранцев в римские легионы обращали внимание – не догадаетесь на что – на способность краснеть. Это считалось вернейшим признаком взрывного темперамента, первейшего в бою качества. Вам же он представляется мягкотелым тюфяком.

– Виктор Андреевич, да мы его любим, мы его так иногда просто мягко журим… для его же пользы, – оправдывалась Лена.

Виктор Андреевич продолжил:

– Весь этот ваш этикет: в какой руке вилку держать, что, как, где говорить, и ещё много чего напридуманного – есть установленный набор правил в стандартных ситуациях. Этому, при желании, можно научить любого. Но проблема для тупого знатока правил заключается в том, что жизненных ситуаций огромное море и он часто не может извлечь из своего багажа правильные приёмы действий в конкретном случае, который не может соотнести со стандартным набором правил. Поэтому истинной культурой отличаются не знатоки правил, а высокоинтеллектуальные люди, уважающие других.

    Все молчали. Одна только Дина Петровна решила сказать:

– Да, молодёжь, молодёжь…

    Что она хотела этим сказать, она и сама не знала, но с высоты своего жизненного опыта решила просто подвести итог. Однако Виктор Андреевич не мог сразу остановить поток мыслей:

– Женщины, они ведь как смотрят на мужиков: увидят красавца – и вердикт: ах, какой мужчина. Это взгляд пустых дур.

– А как надо? Расскажи-ка нам, – спросила одна из женщин.

– А тебе зачем? Ты же замужем.

– Витя, у меня дочки подрастают. Я им слова умного человека передам.

– Не поможет. Женщина, особенно молодая, не живёт умом, даже если он есть, – она живёт эмоциями.

    На этом разговор оборвался, так как Виктор Андреевич был вызван к начальству. После возвращения все попытки женщин разговорить Витю остались безуспешными. Впрочем, женщины к нему давно привыкли. Иной раз в волны их кипучих пересудов он, обычно молчавший, иногда бросал камень – но всплеск… и волны катились по-прежнему. Он никогда не спорил с женщинами, когда тема их разговора его на миг захватывала, он или бросал фразу, или просто наблюдал, а чаще – их вовсе не слушал.

    14
    Лена, молодая женщина, не обременённая детьми, постоянно где-то бывала: на концертах, в театре, в кино – в основном с мужем Михаилом. Если тот не мог, то брала с собой Надю. Однажды они разузнали о лекциях общества "Знание", проходящих на постоянной основе в Политехническом музее. Тематика была настолько разнообразной, что женщины без труда нашли по своему интересу лекции по разделу "Культура". Потом предложили поехать с ними и Ивану; он согласился, чтобы составить своё мнение, а главное, чтобы иметь лишний случай общения с Надей.

    Прослушав несколько лекций, он сделал вывод, что женщина-лектор чересчур эмоциональна и не опирается на логику и факты, а обращается к чувствам слушателей, опираясь на свои домыслы. Всё это он высказал Лене, которая и была инициатором приглашения Ивана. Она удивлённо выслушала и ничего не сказала. Глупец, он по молодости не понимал: чтобы завоевать сердце женщины, кроме всего прочего надо понравиться и её знакомым – их замечания играют не последнюю роль. Пригласив его ещё на пару лекций, они перестали это делать.

    Но совместные поездки всё же несколько изменили мнение о нём женщин. С самими лекциями это связано не было, это было связано со случаем на эскалаторе. Они стояли почти на пустом эскалаторе. Лена стояла лицом по ходу, Иван стоял ниже двумя ступеньками, повернувшись к ней, а Надя – между ними и боком к обоим, частично перекрывая проход. Уже к концу спуска бежавший по проходу мужик толкнул Надю, так что она стала заваливаться на Ивана. Иван закричал вслед мужику: "Послушай, ты…" – и метнулся вниз, но Лена за руку удержала его. Он был взбешён и не обращал внимания на женщин. Когда лента эскалатора закончилась, Иван стал на платформе искать мужика, но не нашёл. Подоспевшие Лена и Надя взяли его за руки, но он долго ещё молчал.

    Такое поведение "ботаника" удивило девушек.

    Позже произошёл схожий случай в зале кинотеатра, где их было пять человек. С соседней компанией возникла перебранка, грозящая перерасти в нечто большее. После нескольких резких выпадов Валентин один продолжал словесную дуэль, а Иван стал молча натягивать перчатки. До драки не дошло, но действия Ивана не остались незамеченными. Эти эпизоды не вязались в голове Нади с первоначальным образом тихого мальчика.

    15
    Но самое значительное изменение во взгляде Нади на "Ванечку" случилось в конце января. Начальник послал Ивана с поручением в конструкторский отдел. Лена, услышав, куда он идёт, попросила его подойти к Маше:

– Она сидит у окна, рыженькая такая, с короткой стрижкой, ты её не перепутаешь. И добавила:

– Я сама не могу сейчас отойти, а она ждёт меня. Она передаст для меня журнал "Новый мир".

    На обратном пути Иван подошёл к Маше со словами: "Здравствуйте. Извините, вы Мария?" Взяв журнал, он заглянул к своему знакомому, Сергею. Тот купил путёвку в профилакторий, но в связи с какими-то семейными событиями не мог ехать и поэтому всем её предлагал. Увидев Ивана, он предложил и ему.

– А что это такое? – спросил Иван. – И где это?

– Ну, это тебя после работы от проходной возят на автобусе за город на природу, кормят вечером и утром, развлекают по полной программе, спишь, утром на том же автобусе назад на работу, а в выходные весь день там. В профилактории всё больше пенсионеры лечатся, но много и наших: и Виктор едет, и Женька. Путёвки без фамилии, как билеты в кино: берёшь и едешь.

– Не, меня не надо развлекать, я сам умею.

– Ну как хочешь. Недорого и две недели всего. Ладно, если не найду кого, придётся сдать.

    Ещё немного поговорив, Иван вернулся на рабочее место, подошёл к Лене, что-то обсуждавшей с Надеждой, и передал ей журнал. Она поблагодарила, но не прерывала разговор. Он, особо не прислушиваясь, ждал паузы, чтобы попросить Лену дать потом и ему почитать. Но тут он понял, что Надежда едет в профилакторий и уговаривает Лену поехать с ней, и осознал последнюю Ленину фразу: "…да я понимаю, но мы с Мишей поехать никак не можем, так что без нас". Наконец она обратила на него внимание и спросила: "Ваня, ты что хотел?" Иван забыл про журнал и смотрел на Лену, как будто не видя её.

– Ой, извиняюсь, потом. Я секретные документы у товарища на столе забыл, – соврал он и убежал.

    Два этажа вверх по лестнице он преодолел махом. Застав Сергея на месте, он сходу, за два метра от него, сказал: "Я беру путёвку".

    16
    В следующий понедельник после работы он сидел в автобусе и волновался: люди подходили, а Нади всё не было – а вдруг она отказалась от поездки? Она пришла в числе последних и, встретившись с ним глазами, изумилась и обрадовалась:

– Боже мой, товарищ Лукин!.. И вы здесь?

    В профилактории в комнатах располагались по двое. Надя жила с какой-то девушкой. Вечером того же дня за ужином Надя пригласила Ивана в номер:

– Ваня, приходи к нам часикам к девяти чай пить, поболтаем.

    Сказано это было обычным тоном, без тени сомнения в согласии, как будто это был уже давно решённый вопрос – она же просто напоминала на всякий случай, чтобы он не забыл. Иван с непроницаемым лицом ответил: "Хорошо". Внутри он ликовал и ровно в девять, сверяясь с часами, пришёл.

    Девушки уже ждали его. После первой чашки, пустых фраз и вопросов на тему "А как ты здесь оказался?" Надежда обратилась к Ивану с неожиданной просьбой:

– А расскажи-ка нам, Ванюша, про свой мехмат. Судя по тебе, у вас там замечательные персонажи были.

    Во фразе Надежда сделала акцент на слове "замечательные" и просьбу сопроводила широкой добродушной улыбкой. Иван был возбуждён близостью к Наде, возможностью говорить с ней и смотреть на неё, сидя напротив. В продолжение всего вечера на незнакомую девушку Иван переводил глаза только из приличия.

    Иван, вначале озадаченный неожиданной просьбой Нади, задумался на несколько секунд, опустив голову, но потом с воодушевлением начал.

– Да, "были люди в наше время...", – Иван сиял, – учился с нами Митя, странный тип. Он приехал поступать из провинции и поступил, набрав 23 балла из 25: все пятёрки, а по сочинению трояк. Никогда в своей жизни, по его словам, он книг не читал, а образы Наташи Ростовой, Андрея Болконского и другие изучал по учебнику литературы и заготавливал по ним "шпоры". С этими "шпорами" он и приехал в Москву. Читал только периодическую литературу в виде численника на стене. Да и то сказать: все события истинно мирового масштаба: и когда солнце встаёт, и когда садится – там есть, а остальное – всё суета. Первую сессию он сдал на одни пятёрки, но потом понял, что слишком круто взял, – ни к чему это. Ну и стал наслаждаться жизнью: пиво там… – Иван посмотрел на девушек, – и всё прочее. Учёбу не забрасывал, но учился так, чтобы получать стипендию, а большего ему было не надо. И вообще, у нас в группе "тянуть на красный диплом" считалось дурным тоном. Приличным считалось получать стипендию, а чрезмерное рвение в учёбе было непонятным. К третьему курсу с ним что-то случилось, чего мы понять не могли. Тогда появились первые книги, которые можно было приобретать за макулатуру. И он стал её собирать, и до того дошёл, что не брезговал даже мокрыми коробками возле магазинов. Мы все смеялись над ним и не понимали, как разгульный образ жизни в нём сочетается с тягой к книгам. Тут как-то раз я случайно обронил, что у меня на даче макулатуры полный чердак. Митя загорелся и, к моему удивлению, напросился приехать. Он приехал ко мне на дачу на электричке, я и мои родители были рады избавиться от старых газет и журналов, а Митя рад был добыче. Он набузовал огромный рюкзак, сетку, подобную той, в которую засовывал пистолет Никулин, и чемоданчик эпохи 50-х годов, с которыми возвращались у нас из заключения "английские шпионы". Он никак не ожидал, что я ему всё это отдаю бесплатно. Хотел распить по этому случаю со мной бутылочку вермута, но я отказался. Тогда он совсем расчувствовался и выдал гениальную фразу из серии "Нарочно не придумаешь".

    Здесь Иван остановился и сказал:

– Передаю дословно, ни единого слова от себя, только Митина прямая речь, добавлять сюда – только портить. Он сказал следующее: "Вань, вот я уже собрал и сдал макулатуры 300 кг, а вчера своих классиков завесил – трёх килограмм не потянули".

    После сказанного девушки долго не могли прийти в себя: останавливались и снова покатывались со смеху. Когда они успокоились, Иван продолжил:

– Был у нас ещё один замечательный экземпляр, звали его Андрюша. Он был высокого роста, худой и хилый – каждый из нас мог справиться с ним одной рукой. Он, как поступил, сразу стал записываться в различные студенческие научные общества. Уж ходил ли – не знаю, но зная его, как он загорался и сникал, думаю, что вряд ли. Мы на первом курсе изучали математический анализ. И он мне заявляет: "Математический анализ – это ерунда. Чтобы по-настоящему овладеть высшей математикой, нужно изучить книгу – как сейчас помню авторов и название: Георг Полиа и Габор Сегё Теория функций комплексного переменного". Он её искал месяц и нашёл, но думаю, что не открывал дальше оглавления, потому что тут сессия подошла. По весне он решил качать ноги и стал бегать по утрам и заодно собирать булыжники для того, чтобы строить камин в квартире. Как он собирался его мастерить, не знаю. Он уж, наверное, с полкамина камней набрал, но тут вернулся отец из длительной командировки и побросал их с балкона. Когда он накачал ноги или ему надоело их качать, он стал качать руки. Купил две гантели по 2 кг каждая и занимался с неделю, а потом бросил, так они и валялись в углу до лета. С ними произошла удивительная история. Летом мы поехали в стройотряд. Перед отъездом к нему зашёл Шурик и, увидав пыльные гантели, с издёвкой поинтересовался, не берёт ли он их с собой? Андрюша пошёл готовить чай, а тем временем Шурик запихал их почти на дно уже собранного рюкзака. Андрюше сам по себе рюкзак, а тем более с гантелями, доставил немало мучений в дороге. Когда мы прибыли на место и стали распаковывать вещи, Андрюша с удивлением извлёк со дна гантели, а Шурик при этом не смог сдержать смех. Мы, наблюдавшие немую сцену, ничего не понимали, а Шурик сразу сообразил, что пора делать ноги. Но Андрюша, конечно, не смог его догнать, тем более с гантелями, и побросал их в крапиву. А Шурик решил: "Ну, Андрюша, погоди!" Он их, загодя, нашёл в крапиве и глубокой ночью перед отъездом снова положил в рюкзак. Дальше самое интересное. Мы приехали в конце августа, а 1 сентября уже отправлялись на месяц на картошку. Когда Андрюша притащил домой рюкзак и бросил его в коридоре, он сказал маме: "Собери мне назавтра рюкзак, ненужное выброси, а сапоги обязательно положи". Когда он уснул, мама стала собирать рюкзак и рассуждала очень логично: "Андрюша весной купил гантели, занимался, даже возил их с собой в стройотряд, значит – они ему нужны". И положила их в сапоги. Когда уже в колхозе стали собираться на картофельное поле, то сапоги оказались на удивление тяжёлыми и к тому же туда не лезли ноги. Каково же было изумление Андрюши, когда он извлёк спортивный снаряд из сапога. Он ничего не понимал, а Шурик был удивлён не меньше его. Когда мы, опираясь на нашу математическую логику, сложили полностью картину, мы смеялись ещё два дня, а особо восторгались логикой мамы. Гантели Андрюша утопил, а мы не стали их доставать из реки.

    Девушки, взведённые рассказами, смеялись уже почти над каждой очередной фразой, предвкушая неожиданный поворот сюжета, а Иван как будто расправил крылья и свободно парил в своей стихии. Куда-то исчезли его обычная сдержанность и скованность. Обе девушки желали ещё.

– Да, был ещё один фрукт. Он, правда, с нами не учился, но мы с ним познакомились в стройотряде после третьего курса. По заданию мы должны были построить коровник в колхозе и отремонтировать там же какую-то хозяйственную постройку, ангар, что ли. Тамошний председатель колхоза стал нас упрашивать, чтобы мы взяли в бригаду очень хорошего парнишку – я уже не помню: то ли племянника его, то ли сироту какую. Деться некуда, мы согласились. Он действительно хороший, но ничего не умел. Если ему скажешь, куда вбить гвоздь, он вобьёт, но надо показать пальцем место. Ему было лет 18, он был здоровый и на подсобных работах был хорош, но его надо было постоянно контролировать. Нас утомляла необходимость его пасти, и однажды мы решили дать ему простую, незатейливую работу. У постройки, которую мы ремонтировали, с торца была лестница, которая вела на чердак. Её надо было покрасить. Работа, как нам казалось, простейшая, и гвозди вбивать не надо. Лестница, ступенек в двадцать, кончалась горизонтальной площадкой. С площадки можно было попасть через дверь на чердак, но дверь была без ручки и забита гвоздями, так как туда никто не ходил. Вот лестницу и дверь надо было покрасить. Место с торца было глухое и заросшее. Серёже дали ведёрко масляной краски, кисточку, подвели его, рассказали про забитую дверь и ушли. Это было часов в 9 утра, и работы ему там было, по нашей оценке, на два часа с перекурами. Только в час, ближе к обеду, мы вспомнили – а где Серёжа? И пошли проверить, что там у него. Пейзаж, который мы увидели, был великолепен. Серёжа с ведром стоял наверху и растерянно озирался по сторонам, лестница была полностью покрашена, а дверь – наполовину. Он только на середине двери заподозрил неладное. Жаль, что мы не видели, в какой позе он красил лестницу снизу-вверх. Надо было что-то делать, а мы не могли остановить хохот. Хорошо, что Серёжа был добродушным малым и не обижался. Мы стали действовать простыми командами: докрась дверь, крась пол, спускайся задом вниз и закрашивай следы. Самое сложное было с лестницей – она была сырая, и мы еле сдерживались, представляя себе, что будет, если он навернётся на середине вместе с ведром краски. Весь обед мы руководили процессом, но главное было потом. Нам было страшно интересно – зачем он стал красить снизу-вверх? Мы, студенты мехмата, просто хотели понять и насладиться его логикой. Он долго не говорил, но, наконец, всё же сознался: "Стану я красить сверху, тут будет каждый дурак ходить мимо и мешать мне, а так я закрасил внизу и всё – хода нет, ждите". После этого убийственного мозгового выверта мы вовсе впали в гомерический хохот. Когда нам полегчало, мы задали последний вопрос: "Серёжа, скажи, пожалуйста, куда эти "дураки", пробравшись к тебе через бурьян, могли ходить, если дверь наверху заколочена гвоздями?" Однако на этот вопрос мы не дождались ответа.

    Иван замолчал, но Надежда сказала:

– Хотим продолжения концерта.

– Да, кажется, больше интересных персонажей у нас и не было.

– Зато один Митя чего стоит! Его перл про классиков – шедевр… Впрочем, у меня тоже есть непридуманный шедевр, от маминой знакомой достался.

– Ну, расскажи.

– Мамина знакомая, забыла её имя, работала в детском доме. Не помню, как и с чего начался разговор, но она, рассказывая о меню, сболтнула нам, что с вечера осталась вермишель, а они не знали, что с ней делать. Вот не догадаетесь, какое замечательное блюдо они придумали.

– Ну, мы кулинарный техникум не заканчивали, давай колись.

– Пирожки с вермишелью.

    Все трое смеялись долго, с перерывами – не столько от последней фразы, сколько от всего услышанного за вечер. Наконец успокоились, но Надежда снова вернулась к Мите:

– Не может быть, чтобы Митя, такая яркая личность, ещё чего-нибудь не совершил за пять лет. Давай вспоминай.

    Иван в очередной раз удивился проницательности Нади и сказал: "Да, действительно, были случаи, особенно один, который мы до сих пор вспоминаем, как соберёмся, но он не для женских ушей".

    Как ни просили его рассказать, он не соглашался. Тут раздался стук в дверь, вошла вахтёрша и буркнула: "Орлова, иди к телефону, мама беспокоится". Когда девушка вышла, Иван обратился к Надежде:

– Ты меня с девушкой познакомь, а то неудобно как-то – кто она, как её зовут?

    Надя внимательно и удивлённо посмотрела на Ивана и сказала:

– Товарищ Лукин, ты удивляешь меня всё больше и больше: ты пойми, можно женщине нахамить, выпросить прощения, снова поругаться с ней, но ты её этим меньше оскорбишь, чем если вообще не заметишь её.

– Что ты имеешь в виду?

– А то, что ты работаешь с ней уже полгода на одном этаже. Зовут её Наташа. Она сидит в той же комнате, что и Витька, к которому ты ходишь, но только за шкафом.

– Но я за шкаф никогда не заглядывал.

– А в коридоре ты её никогда не встречал? Да что с тебя взять, одно слово – ботаник с мехмата.

    17
    Тем не менее на следующий день на работе Иван услышал очень лестные слова о себе. Обращаясь к Лене, но так, чтобы Иван всё слышал, Надежда сказала:

– Лена, ты не представляешь: мы с Наташей открыли для себя нового Ваню. Оказывается, у него такое чувство юмора и он такой рассказчик, что мы хохотали весь вечер. Уж не знаю, врал иль нет, но нам понравилось.

    Иван стал ждать вечера и в уме заготовил новые рассказы, но вечер получился другим. Их было теперь не трое, а четверо. Четвёртым был Борис, высокий рыжий детина, с простыми мыслями и словами, невпопад громко смеявшийся и при разговоре, в помощь своим мыслям, размахивающий руками. Было ощущение, что если ему связать руки, то он не сможет говорить. Борис работал в соседнем отделе конструктором и был знаком с девушками; Иван же его просто видел несколько раз, но никогда не разговаривал. Пришёл он не с пустыми руками, а с бутылочкой вина: по его понятиям – в гости иначе нельзя.

    Девушки наотрез отказывались, но всё же выпили по одной маленькой рюмочке – чтобы только отстали. Остальное вперемежку с чаем выпили Иван с Борисом. Вечер пошёл по иному сценарию. Ораторствовал и жестикулировал Борис. Надя поддакивала, подзадоривала и задавала с милым видом каверзные вопросы, скрытый смысл которых Борис явно не воспринимал. Наташа и Иван больше молчали. Как вчера Надя была в восторге от историй Ивана, так сегодня она с наслаждением упивалась дуростью Бориса.

    В конце вечера случилось то, что Иван потом никак не мог себе объяснить. Надежда в какой-то момент пересела из-за стола на диван, Борис тут же сел рядом с ней и обнял её за правый бок. Иван удивлённо смотрел на происходящее, а Надежда смеялась. Ужели одна рюмка красного вина могла так подействовать на неё? Почему она так себя вела? Борис стал снизу-вверх правой рукой пересчитывать у неё рёбра и при этом декламировал: "Один, два, три, четыре…"

    Иван встал, поклонился и со словами: "Девушки, спасибо за чай, но сегодня мне пора" – вышел. Как только Иван ушёл, Надежда освободилась и, обращаясь то ли к Борису, то ли к Наташе, сказала: "Ну, нам тоже пора укладываться". Иван этого уже не видел, в скверном состоянии он долго не мог заснуть.

    18
    На следующий вечер Надя и Наташа после ужина направились в концертный зал профилактория на концерт какого-то пианиста и захватили с собой Ивана. В коридоре прилепился к ним и Борис. Поднимаясь по лестнице, Надя оступилась, но Иван, шедший рядом, успел поддержать её за локоть, после чего Надя заметила:

– Спасибо, Ваня. У тебя отличная реакция, однако по правилам этикета мужчина, спускаясь с дамой по лестнице, должен быть впереди, а поднимаясь – сзади.

    После этих слов Борис что-то долго соображал, потом громко засмеялся и сказал:

– Я это… думал – наоборот: чтобы не смотреть, куда не надо.

    И снова ещё громче рассмеялся, довольный своей сообразительностью.

    Надежда с улыбкой наблюдала за ним, потом как будто с усталым видом сказала:

– Мужчина всегда должен быть на лестнице внизу, чтобы поддержать даму, если она будет падать, поэтому, поднимаясь вверх, нужно быть не на пять ступенек ниже – для созерцания пейзажей, а на одну, упираясь взглядом в плечо спутницы.

    Ивану показалось, что Надя, обращаясь к Борису, всё же говорила эти слова не для Бориса, которому такие нюансы в жизни были совершенно ни к чему.

    В полупустом зале они сели подальше, отдельно от основной массы. Пианист играл хорошо, но, когда все стали расходиться, Надя предложила остаться. Борис же ушёл ещё до окончания. Они подождали в пустом зале до тех пор, пока не стихли последние шаги на лестнице, и тогда, к удивлению Ивана, Надя сама села за рояль и стала играть. Как бы ни была хороша игра профессионального пианиста, игра любимой женщины волнует нас сильнее. Иван стоял рядом с роялем и смотрел, смотрел, смотрел. Он не столько слушал, как наблюдал за голыми подвижными руками Нади, качающимся станом и восхитительными пальцами.

    На занятия Нади музыкой, вернее – на завершающий этап её увлечения, оказал огромное влияние её дядя.

    Когда Надя окончила 7-й класс, к ним летом в гости заехал дядя Володя. Он был в Министерстве обороны на каком-то торжественном приёме и на обратном пути завернул к брату. Ему было чуть за сорок, высокий, могучий, в чёрной морской форме с кортиком – на сестёр он произвёл сильнейшее впечатление. Он курил трубку, и от него пахло смесью табака и одеколона. Он очень много знал, имел хорошие манеры и играл на фортепиано, и даже лучше, чем сестра. В этом не было бы ничего странного, если бы не его удивительная судьба.

    После отъезда дяди из отдельных фраз родителей они с сестрой узнали его историю. Он женился в 22 года на молодой красивой девушке, которой было 20 лет. Её фотографию они с сестрой нашли в семейном альбоме. У неё была восхитительная причёска и необыкновенной красоты белая шляпа с очень широкими полупрозрачными полями. Таким же необычным было её имя: не Маша или Катя, а то ли Эвелина, то ли Элеонора – сёстры не расслышали. На обороте фотографии красивым почерком эта особа написала странные слова: "Мы недолго были вместе, но мы будем навсегда большими друзьями. Пусть 23-й год моей жизни будет хорошим предзнаменованием для всех нас. 9/XI – 1952. Ленинград".

    Расстались они через полтора года совместной жизни, прожитой в квартире тёщи. Она сразу стала относиться к нему с презрением и настраивала против него дочь. Тёща происходила из старинного дворянского рода, поэтому для неё зять был мужик и "быдло". Он не умел сморкаться, фыркал при умывании, ковырял в носу. Часто до него доносилось, как она шептала дочери: "Смотри-смотри – рот разинул... Слышишь – чавкает на кухне, как свинья… Да откуда? Он и книг-то не читает…" Дочка – умная, утончённая, окончившая музыкальное училище – для него была не пара. Мама считала, что она, всю жизнь посвятившая дочери, имеет на неё большее право, чем этот мужик.

    Если бы жена встретила другого и бросила его, он бы так не переживал. Он был страшно уязвлён причиной разрыва: ему почти прямым текстом сказали, что он – чурка, солдафон, животное… И они расстались. Больше, чем ей, он самому себе хотел что-то доказать. Он стал заниматься самообразованием, много читал и главное – научился играть на фортепиано. Где и как он – морской офицер – смог овладеть с нуля и без музыкального образования таким инструментом – оставалось для девушек тайной. Верно – решили они – оскорбление было такой глубины, а сила воли была такой непреклонной, что он смог всё преодолеть. Второй раз он женился только через десять лет.

    После этой истории, обрывками услышанной и частично домысленной девушками, они ещё больше полюбили дядю. Особенно значительный переворот произошёл в душе Нади. Она, шесть лет проучившись в музыкальной школе, бросила её за год до окончания, заявив окончательно и бесповоротно: "Надоели мне ваши гаммы". Но теперь, так же твёрдо, решила продолжить заниматься, но уже самостоятельно, как дядя Володя.

    И вот теперь Иван наблюдал результаты, на тот момент он ещё не знал историю дяди и Надину историю любви к музыке. Сам он считал, что не обладает ни слухом, ни голосом. После Надиной игры благоговение перед ней возросло до трепета.