Глава 8

После того, как граф де Ла Фер умер, и на свет родился Атос, прошло немало времени. Атос не сразу пришел к мысли вступить в мушкетеры. Вернее, полка тогда не было еще и в помине, а была сотня карабинеров, охранявших короля. Только в 1622 году из них стали формировать роту, перевооружив мушкетами и усадив в седло. И принимать в рядовой состав стали только дворян, и только после службы в гвардии. Решение вступить в полк у Атоса родилось после того, как Портос принес весть, что капитаном мушкетеров назначен де Тревиль. Эта новость заставила Атоса серьезно отнестись к мысли вступить в мушкетеры. Тревиль должен его вспомнить. Ему он не должен доказывать, что он — дворянин. И что у него имеется военный опыт: они оба участвовали в осаде Монтобана. Обоих знал Бассомпьер.

Атос встал и подошел к висящему в простенке зеркалу. И сразу стало тошно: на него глянула небритая, с трехдневной щетиной, с черными кругами вокруг опухших и покрасневших глаз, физиономия. Человеку в зеркале можно было дать и тридцать и сорок лет: следы попойки обезличили его.

- С такой рожей не только в мушкетеры, в наемные убийцы не возьмут! Гримо, бриться!

Два дня Атос приходил в себя, не прикасаясь к вину. Это оказалось не просто: он с запоздалым страхом ощутил, что его тянет к бутылке.

- Пьяница, ничтожество, ты уже не владеешь собой, ты плывешь по течению, не имея воли направить себя к берегу, - бормотал он, вышагивая по комнате.

- А тебе этого хочется? - вкрадчиво спрашивало его второе «я». - Не такого ли результата ты добивался все это время?

- Я должен привести себя в чувство. Полк, это самый лучший вариант для меня.

- Ты боишься наложить на себя руки. Поэтому ты ищешь варианты умереть в бою. Не лги сам себе. Ты считаешь себя истинным католиком, и грех самоубийства пугает тебя.

- Я не боюсь смерти!

- Не лги себе! Ты боишься, что в Аду встретишь ЕЕ. Вечность с ней пугает тебя до дрожи.

- Я поступил так, как должен был поступить судья! - твердо сказал сам себе Атос. - Другого пути у меня не было. Пусть о позоре моего рода знаю только я - это ничего не меняет: я обесчестил мою семью. Всей моей крови не хватит, чтобы отмыть эту честь. Любил я ее когда-то или ненавижу сейчас - это все не имеет значения. Ее нет, но нет и графа.

Атос же пока еще жив, и уйти за ними он должен так, чтобы хотя бы смерть его была достойной, раз жизнь прошла впустую.

Усилия Гримо и двухдневное воздержание сотворили чудо, которое было скорее заслугой молодости: граф пришел в себя, вернув себе былую представительность. Спокойствие, уверенность в себе и безукоризненный внешний вид кого-угодно убедили бы, что он имеет дело со знатным вельможей. Гордость, и еще не утраченное чувство собственного достоинства, спасли Атоса: он и помыслить не мог, чтобы явиться пред очи капитана в своем обычном виде. К капитану де Тревилю пришел не опустившийся пьяница, ищущий куда бы пристроить свою грешную душу, а равный к равному.

Дежурный офицер ввел Атоса в кабинет. Тревилю доложили, что его желает видеть господин Атос. Капитан мгновенно узнал графа в этом молодом господине, и ему понадобилось все его самообладание, чтобы не показать своего изумления. Тревиль понял, что графа к нему привела какая-то насущная необходимость.

- Меня нет ни для кого, кроме посланцев от короля! Да, вот еще: проследите, чтобы под дверями моего кабинета не было любопытных.

Офицер поспешно покинул кабинет, а Тревиль, по лицу графа понявший, что тот благодарен ему за догадливость, жестом предложил гостю сесть.

- Я рад вас видеть, господин граф, - он пристально посмотрел на молодого человека. - Что вас привело ко мне?

Атос вытащил бумагу из внутреннего кармана камзола, и молча подал Тревилю. Тот пробежал ее глазами. Поднял голову, и, не скрывая своего изумления, уставился на молодого человека.

- Вы - и в мушкетеры! Не могу поверить! Зачем вам это нужно? И под этим именем? Добро бы имя: тут все ясно, ни к чему вам трепать имя Ла Феров по казармам! Но вы - и …

- Господин де Тревиль, я прошу вас! Если я пришел к вам с этим прошением в руке, значит у меня есть очень серьезные основания так поступить. Могу я на вас рассчитывать или мне придется идти к королю?

- К королю я пойду сам, граф, раз так обстоят дела. Без его подписи все равно вас не зачислят в полк. На этот счет есть очень строгое указание Его величества. Но мне проще будет говорить с королем, если я хоть как-то смогу ему объяснить, почему Его сиятельство граф де Ла Фер желает служить простым рядовым.

- Тревиль, я могу вам сказать только одно: в полк вступает не граф. Под вашим началом служить будет некто Атос. Граф умер, погиб, от него не осталось ни памяти, ни имени, ни семьи, ни владений, - он горько рассмеялся. - Только гора, на которой стоит монастырь. Что я должен вам рассказать, чтобы это было достаточно убедительно для Его величества?

- Не знаю, граф. Может, поводом может послужить ваше разочарование в жизни? Или — несчастная любовь? Многие считают... - Тревиль испугано замолчал, увидев, что сделалось с его собеседником: тот стал бледен, как стена, казалось, он и дышать перестал, по лицу прошла судорога.

- Граф, вам плохо? Я позову врача, он как раз неподалеку.

Атос, не в силах вымолвить хоть слово, только покачал головой. Еще несколько секунд понадобилось ему, чтобы овладеть собой, и подавить все чувства, прорвавшиеся наружу от полушутливой реплики де Тревиля. - Пожалуй, самое лучшее объяснение для Его Величества: граф де Ла Фер решил попробовать армейскую жизнь в качестве простого солдата. Это его странная прихоть: жизнь богатого вельможи прискучила ему. Он ищет приключений. Надеюсь, Его королевское величество не найдет в этой прихоти ничего предосудительного, как и в желании графа де Ла Фер служить под именем Атоса.

- Граф, само собой разумеется, что никто не должен знать, кто скрывается под именем Атоса?

- Само собой. И, Тревиль, - Атос попытался улыбнуться, но мышцы его лица словно одеревенели, - я очень прошу, забудьте про графа и вы. Мне... мне больно слышать это имя. Оно более мне не принадлежит.

- Кто-то посмел его отнять у вас, граф?

- Я сам себе запретил носить его. Капитан де Тревиль, будьте мне командиром, и я сумею с честью носить новое имя. А о старом — забудьте навсегда.

После ухода Атоса де Тревиль долго сидел, раздумывая. Потом поднялся и отправился к королю. Приказ о зачислении в роту мушкетеров рядового Атоса был подписан королем Людовиком 13 без возражений.

                ***

Время шло, но бег его ощущался всеми по-разному. Для кого-то оно летело, не давая задумываться, остановиться, чтобы хоть как-то осмыслить происходящее: только успевай поворачиваться, чтобы подставить шляпу под сыплющиеся неожиданности или блага.

Для кого-то тянулось нескончаемой чередой однообразных будней, в которых не видно было ни начала, ни конца.

Портос, как никто, умел развеять скуку, превратить простую пирушку в праздник. Именно он обнаружил, что Атос знает все тонкости застольного этикета, и разбирается в гастрономических тонкостях. И Портос не преминул использовать познания товарища в кулинарном искусстве. Нет, Атос сам не готовил: упаси бог его прикоснуться к кухонному священнодействию! Но он в совершенстве владел талантом устроить званый обед, рассадить гостей так, чтобы каждый оказался на своем месте, и каждый получил свою долю почтения и внимания. Мушкетеры дивились, откуда Атосу известны все эти тонкости, а Портос вовсю пользовался ими. Он даже в мыслях не допускал, что такие познания могут остаться невостребованными. Это же не знание латыни и прочих наук, которые мушкетеру негде было демонстрировать, хотя пару раз сослуживцы слышали, как он что-то бормочет себе под нос: не то стихи, не то пословицы на латыни.

У Атоса научился Портос обедать не просто съедая все, что подадут, а соблюдать тот порядок блюд, что вошел в моду среди высшей знати при Бурбонах: начинать обед с закуски, потом переходить к супу, и только потом — к основному блюду. Десерт тоже выбирался очень тщательно. Именно поэтому Атос предпочитал заведение Марго: хитрая трактирщица, уловив великосветский вкус мушкетера не только подавала ему на стол блюда в строгом порядке, она старалась придумать или узнать что-то новое, только входящее в моду. Это у нее всегда было и модное мороженое, и новые пирожные, и особые подливы. Чисто по- женски, она осторожно подсовывала своему клиенту эти новшества, быстро раскусив, что при всей своей сдержанности и нелюдимости Атос — редкий гурман. Но зато, если затевалась знатная пирушка, никто другой лучше мушкетера не мог подсказать, какое вино лучше подойдет к подаваемому сорту рыбы, какой соус сделает мясо пикантнее, а какие овощи создадут неподражаемый вкус.

Феррюсак, не упускающий случая поучиться манерам у знати в надежде на блистательное будущее, как-то рассказал капитану об этих застольях. Тревиль только улыбнулся: он помнил вино и фрукты в доме графа. Чего можно ожидать от человека, выросшего в утонченной роскоши? Именно об этой атмосфере и думал он, когда Атос бывал у него на обеде. Наблюдая, как он ведет себя, слыша, о чем он беседует со знатью, постоянно бывающей на этих обедах, де Тревиль все больше убеждался в том, что, как бы не старался его мушкетер опуститься до уровня простого солдата, воспитание и привычка к совсем другой среде мгновенно берут вверх, как только он оказывается в своем кругу.

Великолепное и разностороннее образование этого человека удивляло гостей Тревиля. Услышав как-то, как Атос беседует с графом де Шалю о правах крупных землевладельцев в Берри, Тревиль понял, к кому ему стоит обратиться за советом, прежде чем начинать судиться.

В свое время отец Тревиля купил землю Труа-Виль, а вместе с ней и титул. И вот теперь соседи надумали оспаривать права, которые давали земли. Оказалось, что Атос разбирается в таких тонкостях не хуже королевского нотариуса.

- Знаете, мой дорогой, - капитан вздохнул с облегчением, - вы сняли груз с моей души. Я человек военный, и меня одна только мысль о всех этих крючкотворах, с которыми мне придется иметь дело, вгоняла в полную безысходность. Теперь я, по крайней мере, представляю, чего мне надо от них добиваться. Но, если честно, я и понятия не имел, что крупные землевладельцы могут так разбираться в законах.

- Тревиль, я испытываю огромное облегчение от того, что мне не надо ни за что и не за кого отвечать, кроме собственной персоны, - негромко произнес Атос. - Но я рад, что смог быть вам полезен.

- Не будь вы... - Тревиль едва не сказал «знатным вельможей», но вовремя вспомнил о просьбе Атоса и исправился на ходу, - Атосом, я бы посоветовал вам открыть свою контору. Вы бы преуспели, давая советы нашим дворянам, как управлять своими землями.

- Вы думаете? - Атос натянуто улыбнулся. - Я поразмыслю над вашими словами, когда выйду в отставку.

- Вы собрались оставить службу? - встревожился капитан.

- Еще не скоро, мой капитан. Но это когда-нибудь произойдет, если меня не убьют до этого. Это решило бы многие проблемы, - пробормотал он про себя.

                ***

Портос был частым гостем в доме на улице Феру. Для него Атос был не просто сослуживцем: у приятеля он чувствовал себя, как дома. Дружеские отношения сложились и у слуг молодых людей: Гримо и Мушкетон не только доверяли друг другу, но и считали себя друзьями. Портосу всегда были рады и он знал, что у Атоса он получит и дельный совет и помощь. Советы Атос давать не любил, считал это бездарным помещением капитала, но Портосу в них не отказывал, о чем бы речь не шла, кроме одного: женщины. Но и Портос, уже хорошо знакомый с отношением своего друга к прекрасному полу, сам не спрашивал. Однако, это не мешало этому баловню дам не раз прибегать к помощи Атоса.

Вот и сегодня Портос пришел на улицу Феру не просто так. Ему предстояло свидание с какой-то не то маркизой, не то герцогиней, и достойный Портос был озабочен: ему не улыбалось явиться перед объектом своих ухаживаний простым мушкетером. Тщеславный Портос любил пустить пыль в глаза, явиться перед дамой во всем блеске. Увы, разжиться у Атоса он мог разве что деньгами: гардероб Атоса был очень скромен, да и ростом он не мог сравнится с гигантом. Но у Атоса дома имелась одна вещь, на которую Портос давно поглядывал с вожделением. Само собой, речь шла всего лишь о том, чтобы друг одолжил ее на денек-другой. Один только эфес столь прекрасной шпаги друга способен был поразить сердце любой герцогини. Портос уже представлял, как он появится пред очи прекрасной госпожи де N... в расшитом камзоле, с новыми кружевами, и с роскошным пером на шляпе. Шпага будет прекрасным дополнением к такому великолепию.

Атос был не в настроении. Собственно, ничего необычного в этом не было: хорошее настроение у него вообще было редкостью. Необычным было то, что Атос в таком настроении делал; он писал письмо. Это было так неожиданно, что Портос молча, повинуясь жесту друга, уселся напротив и в полной растерянности следил, как Атос покрывает лист бумаги строчка за строчкой четким, острым почерком. Наконец он закончил, сложил и запечатал письмо своим перстнем и позвал Гримо.

- Отнесешь это по известному тебе адресу. Ответ не жди.

Атос послушал, как стучат по лестнице башмаки убежавшего Гримо, и чуть потянулся, расправляя уставшие плечи.

- Я вас слушаю, Портос! Что нового вы хотите мне рассказать?

- Нового? Пожалуй, ничего особенно нового у меня нет. Вот только, дорогой Атос, я пришел к вам... - Портос в некотором смущении почесал кончик носа, - … с просьбой.

- Ну, ну, и в чем же она состоит? Я готов вам помочь, если это в моих силах.

- Видите ли, у меня сегодня вечером очень важное свидание... очень для меня важное, Атос. И мне бы хотелось выглядеть на нем, как бы это поточнее сказать?..

- Представительным, не так ли?

- Именно. Вы всегда знаете, какое слово надо подобрать к случаю.

- Так чего же вам для этого не хватает, Портос? - улыбнулся Атос.

- Вашей шпаги, мой дорогой! - увидев, что Атос встает, Портос поспешно добавил, - Само собой разумеется, всего на один вечер.

Атос отошел к окну и довольно долго простоял спиной к Портосу. Когда он, наконец, обернулся, лицо его было спокойно.

Портос, смущенный молчанием друга, принялся выбивать пальцами марш на ручке кресла, в котором сидел. Атос сделал знак Портосу обождать и скрылся в своей спальне. Через несколько минут он появился, молча выложил на стол какие-то кошельки и цепочки, вывернул все карманы на своем камзоле, нашел еще какую-то цепочку и луидор и все это пододвинул к Портосу.

- Вот, возьмите! Это все, что у меня есть сейчас при себе, Портос. Если бы вы меня предупредили, я бы постарался найти для вас нужную сумму. К сожалению, боюсь вам этого, - он кивнул на тускло поблескивающую кучку денег и золота, - не хватит, чтобы купить достойную парадного выхода шпагу. Что до этого клинка, - он кивнул на шпагу на стене, - то он прикован к этой стене, и покинет ее только тогда, когда владелец его покинет это жилище. Это шпага моих предков, Портос. Ее может носить только тот, кто принадлежит к моему роду. Не обижайтесь, мой дорогой, но это закон моей семьи. О, а вот и Гримо! Он сейчас сбегает к Марго и заберет обед для нас, который уже должен быть готов. Что это у тебя, письмо?

Гримо кивнул, протягивая пухлый конверт хозяину. Атос расстегнул воротник и вытащил крохотный ключик. Портос с удивлением заметил, что на друге нет нательного креста (впрочем, ношение его не считалось обязательным), а его место занял этот самый ключ. Откуда он, Портосу не пришлось долго думать. Атос открыл им удивительной красоты шкатулку, стоявшую на выступе камина и вложил в нее полученный пакет. Портос успел заметить связку писем и тугой свиток бумаг.

                ***

С появлением Арамиса налаженная жизнь друзей приобрела новые краски. Атос получил собеседника, с которым мог общаться не боясь, что его не поймут. Арамис неплохо владел латынью, был умен, деликатен и склонен к философии. Они отлично проводили время, часто не замечая, что окружающие сторонятся их высоконаучных бесед.

Вместе с посольством герцога Бэкингема в Париже появилось много англичан. В блистательной свите герцога не все говорили на французском, и это порой приводило к забавным инцидентам. Англичане, заносчивые и богатые, болтались по кабакам Парижа, пользуясь случаем, пили прекрасные вина, и наслаждались тонкостями французской кухни. Именно в поиске кулинарных изысков, лорда Рича с приятелями и занесло в заведение толстухи Марго. Атос с Арамисом заканчивали свой обед, когда туда ввалилась шумная и бесцеремонная компания англичан.

По тому, как напряглось лицо Арамиса, Атос понял, что он узнал английского посла, и не питает к сэру Холланду особых симпатий. Причина такого отношения мушкетеру была известна: одна и та же дама, дарившая любовь, что сиятельному англичанину, что безвестному мушкетеру, и делавшая это с непринужденностью и щедростью, достойной то ли королевы красоты, то ли куртизанки.

Разодетые англичане так резко отличались от посетителей Марго, в этот час почти сплошь состоявших из военных, что бедная трактирщица заметалась, не зная куда лучше усадить блестящую публику.

Атос и Арамис, сидевшие по обыкновению в углу, в приятном для обоих полумраке, по разному отреагировали на эту суету. Атос подвинулся на скамье так, что из зала вообще нельзя было понять, что за человек сидит в углу. Арамис, напротив, занял такую позицию, чтобы Холланд его непременно увидел, когда решит обозреть зал. Атос маневр друга заметил и чуть покачал головой.

- Арамис, не стоит затевать ссору. Англичанин вас не поймет.

- Тогда я объясню ему! - упрямо заявил Арамис.

- Не стоит вам связываться, друг мой. Это посольство. Довольно и того шума, что был из-за вашей дуэли на улице Пайен.

- С тех пор прошло достаточно времени, Атос, и все забылось.
 
- Не стоит рассчитывать на плохую память у высоких особ, Арамис.

- Кажется, именно высокие особы обладают короткой памятью... - пробормотал бывший семинарист, поспешно отпив из своего стакана, и сверля взглядом спину англичанина.

- Тем более не стоит ссориться из-за тех, кто не помнит о друзьях, мой милый, - коротко вздохнул Атос. - Лучше, давайте выйдем на воздух. Портос сегодня не явится, вино мы допили, а здесь стало невыносимо душно: слишком много народу набилось. - Атос и вправду расстегнул пару крючков на воротнике.

Мушкетер бросил на стол монету и друзья стали пробираться к выходу. Атос по сторонам не смотрел, отвечая на приветствия знакомых короткими кивками, но Арамис, гордо откинув голову и сдвинув шляпу на затылок всячески старался привлечь к себе внимание. То ли вино ему ударило в голову, то ли природная вспыльчивость требовала выхода, но его маневр был, наконец, замечен англичанами. Арамис зацепился шпагой за выставленную в проход ногу и громко выругался. Это было так неожиданно для молодого человека, что несколько мушкетеров, сидевших неподалеку подняли головы, и с веселым любопытством уставились на Арамиса.

Атос, чертыхнувшись себе под нос, резко остановился: кажется, все его усилия пропали зря: Арамис был уже в центре внимания собравшихся.

- Сударь, - голос Арамиса звенел от сдерживаемой ярости, - сударь, вы мешаете мне пройти!

Англичанин не спеша обернулся, смерил юношу взглядом и, пожав плечами, отвернулся, продолжив прерванную трапезу.

- Сударь, я к вам обращаюсь. Извольте убрать свою ногу.

- I don't understand you! - невозмутимо ответил англичанин.

- Если вы не поняли, о чем я прошу, пусть вам переведет ваш приятель, сударь.

Среди вас непременно найдется кто-нибудь, кто владеет французским языком! - гнев охватил Арамиса, он весь дрожал, а англичане, между тем, откровенно забавлялись.

- Послушайте, молодой человек, - вмешался лорд Рич на отличном французском, глядя прямо в глаза Арамису, это трактир, тут полно людей, и если у вас болезненное самолюбие, не лучше ли для вас не посещать подобные заведения в такой час. А еще лучше, если вы будете сидеть дома, юноша. Вы еще не в том возрасте, когда стоит выходить из дому и посещать кабаки без старших.
 
Арамис задохнулся от ярости. Он вспыхнул до корней волос, потом смертельно побледнел и схватился за шпагу. Рич с улыбкой наблюдал за ним. Атос понял, что ему придется вмешаться.

- Мой друг не один, лорд! - произнес он на таком чистом английском, что все англичане уставились на него. - И, смею вас заверить, его шпага достаточно быстра, чтобы управиться с тем, кто его оскорбляет. Я не советую вам, господа, затевать драку: вы в Париже люди новые, вы не знаете местных обычаев и вы, господа, послы его величества короля Якова.

- Кто вы, представьтесь, прежде чем читать нам мораль! - недовольно нахмурился Холланд.*

- Атос, мушкетер короля. А это мой друг, Арамис.

- Судя по форме, тоже мушкетер?

- Да. И большинство из собравшихся здесь тоже принадлежат к этому полку. Не стоит, Ваша светлость, затевать скандал: вы окажитесь в численном меньшинстве, не говоря о шуме, который помешает вашей миссии. Разойдемся с миром. - Атос крепко взял под руку дрожавшего от гнева Арамиса. Он жаждал поскорее увести его от соблазна драки, но Холланд не спешил закончить разговор: ему было приятно поговорить на родном языке.

- Ваш английский безупречен, сударь. Вы живали в Англии?

- В молодости. Но не стоит углубляться в эту тему. Мы вынуждены спешить, господа. Наше почтение. - Атос прикоснулся к шляпе, прощаясь, и поспешно вывел Арамиса на улицу.

В кабачке возобновился привычный шум застолий. Англичане переглянулись между собой.

- Этот господин и вправду мушкетер? - Холланд обратился к одному из сидящих напротив военных.

- Да, а что вас так поразило в нем?

- Его знание английского. Простой мушкетер...

- Ну, Атос у нас не так уж и прост. - ухмыльнулся вояка. - «Принц».

- Что-то у меня впечатление, что я уже где-то встречал этого «принца», - потер висок лорд Рич.

- Атос, так сколько языков вы знаете? - Арамис, почти успокоившись, сидел у Атоса на улице Феру.

- Какое это имеет значение, друг мой? Все, что я знаю и умею, я готов предложить своим друзьям. А с вами мне приятно поговорить о древних.

- Вас хорошо учили, Атос.

- Недурно. Только мне это теперь ни к чему: разве что приятно побеседовать за бутылкой отличного хереса. Вот в винах я разбираюсь прекрасно. Это, пожалуй, теперь для меня самое главное умение! - и, мрачно рассмеявшись, Атос опустошил свой бокал.

                ***

Воробьиное чириканье было таким задорным и самоутверждающимся, что он улыбнулся сквозь полудрему. Птицы и, особенно воробьи, никогда не сомневаются, что созданы для жизни.

К птичьему гомону примешивался еще какой-то посторонний звук; по жестяному карнизу звонко била весенняя капель. Что это ему напоминало? Но память не хотела просыпаться, вместе с ним тихо радуясь отдыху. Остатки утреннего сна навевали сладкие воспоминания детства, а тело было совсем невесомым: как в те дни, когда его будила кормилица, зная, что с минуты на минуту зайдет старая графиня. Тогда он был кому-то нужен и любим.

Старик Бражелон не забыл его в своем завещании: отписал ему свое поместье вместе с замком и деревнями.

- Еще немного и я, пожалуй, стану настоящим принцем, - пробормотал Атос, усмехнувшись старому прозвищу, ходившему за ним в былые, мушкетерские времена.

Зря он иронизировал над собой: наследство, во владение которым он вступал, было ко времени. Теперь у него был свой дом, и было куда уехать из Парижа. Париж, с которым он был так дружен в течении многих лет, в последний год стал его угнетать.

Причина для этого была достаточно банальна: ему нечего стало там делать. Братство «неразлучных» прекратило свое существование самым обыденным образом: каждый из четверки нашел свою дорогу в жизни. Даже он, он! который не мыслил себя без друзей, понял, что и у него должна быть собственная жизненная перспектива.

В спальне было холодно, а под покрывалом тепло и уютно. Атос неохотно открыл глаза: окно было раскрыто, и в него, вместе с пением птиц и перестуком капели, врывалась ранняя весна. На дворе середина марта; сходит снег, и в Париж ему придется возвращаться по весенней распутице.

На похороны он опоздал: он знал, что Бражелон давно болеет, они изредка переписывались все то время, что он служил в мушкетерах. Дядя болел давно и тяжело, о чем сам и писал, но Атосу казалось, что так будет еще много лет: молодому и здоровому человеку трудно осознать, что жизнь - это явление непостоянное, а здоровье - нечто достаточно эфемерное. Когда пришло письмо от поверенного графа, что тот при смерти, Атос тут же испросил отпуск, но все равно не успел. К тому моменту, что он влетел во двор замка на совсем заморенной лошади, все было кончено. Ему осталось только наведаться в родовой склеп Бражелонов.

После оглашения завещания он растерялся: граф де Бражелон действительно сделал его своим наследником. Атосу это показалось нелепостью: зачем ему еще и это графство, когда он и Ла Фером не занимается? То, что родовой замок ему до тошноты не хочется видеть, ничего не значит: он жив, тетушкам это прекрасно известно, и хочет он или нет, а десять лет, данные ему семьей, вот-вот истекают. Раз уж судьбе угодно было оставить его в живых, придется наведаться в свои владения.

Бог не обидел его родословной: и вот он обзавелся еще одним графством. «И все эти владения мне некому будет передать!» - вздохнул он с непонятной ему самому тоской.

- Хватит валяться, бездельник! - попытался он усовестить самого себя, но это было напрасное усилие. - Я - в отпуске. Я имею право отдохнуть за все годы! - он сладко потянулся. При этом движении на подушке обнаружился жирный кот, любимец прежнего владельца. Не ведая, что это не гость, а новый его хозяин, кот по привычке не желал спать в одиночестве.

- Каков нахал! - Атос привстал на локте, с интересом разглядывая кота. - Твое место на конюшне мышей ловить, а не нежиться в чужой постели! - попытался его укорить граф, но кот только зевнул в ответ, показав точеное горло и белоснежные клычки. Не спеша он спрыгнул на пол и, подняв хвост трубой, направился к двери. Дверь без проблем поддалась от одного движения мягкой лапки, и мушкетер убедился, что был в таких растрепанных чувствах, что не удосужился прикрыть ее с вечера. Впрочем, было от чего...

На сегодняшний день у него были обширные планы. На утро следовало пригласить стряпчего и разобраться с некоторыми деталями завещания. Осмотреть замок и уточнить границы владений, просмотреть расходно — приходные книги... Короче, дел было невпроворот, а он даже не знал пока толком, кто у него состоит в услужении. Эх, жаль он Гримо оставил в Париже на хозяйстве, а тут он бы ему приходился больше. Пожалуй, Гримо и будет его управляющим: он парень толковый, подучится и лучшего ему все равно не найти: Атос ему доверяет, как самому себе, а Гримо любит своего господина. Вдвоем им будет здесь чем заняться.

В дверь осторожно постучали.

- Войдите! - не скрывая своего неудовольствия, пригласил граф, поудобнее устраиваясь в подушках.

В чуть приоткрытую дверь просунулась голова в чепце из домотканой ткани. Женщина?

- Ваше сиятельство, изволите завтракать? - в руках женщина держала поднос со стаканом молока, нарезанным сыром и булочками. Атос опешил: он никогда не завтракал в постели, считая это верхом лени. Первым побуждением было отшвырнуть поднос, но он сдержал свой порыв; видимо, так было заведено в доме: подавать графу завтрак в постель.

- А ничего посущественнее у вас не найдется? - мушкетер брезгливо сдвинул пальцем стакан.

- Наш покойный хозяин так всегда завтракал,- женщина бросила быстрый взгляд на графа.

- Так и быть, в этот раз оставьте все, что принесли, но, впредь, молока мне не подавать. Кто еще есть в доме, кроме вас?

- Привратник и конюх. И еще старый Шарло.

- Совсем отлично, - вздохнул Атос. - Гримо мне сейчас был бы кстати.

- Ваше сиятельство, могу сказать Шарло, чтобы он сынишку своего прислал.

- Скажите, да поживее! Как ваше имя?

- Я Жоржетта, господин. Я давно в доме служу при кухне. Кухарка я.

- Хорошо, идите.

Жоржетта исчезла, притворив за собой дверь. Кот, незаметно просочившийся за ней, мяукнул у кровати. Он привык получать у хозяина свою порцию молока.

Атос, задумавшись, крошил булку, не замечая кошачьих умильных рожиц, и, так же машинально, отпил содержимое стакана. Глаза у него полезли на лоб: вместо привычного вкуса вина - вкус ненавистного с детства теплого молока. Он судорожно поискал глазами, куда бы выплеснуть содержимое стакана и взгляд наткнулся на кота.

- Получай свой завтрак! - мушкетер поставил перед зверьком стакан, и вскочил с постели. Он почти оделся, когда в комнату опять постучали: это был сам старый Шарло, который привел своего сына: паренька лет пятнадцати-шестнадцати. В руках у него было все для утреннего туалета.

Когда Атос, наконец, выехал из дому был уже девятый час: непозволительно поздно для дня, полного дел.

Вернулся он только поздним вечером, уставший и не в духе: от его утреннего отличного настроения ничего не осталось. Все обстояло далеко на самым лучшим образом: все дела были пущены на самотек уже давно, и поместье обросло долгами и проблемами. Достаточно было самого беглого взгляда, чтобы понять: болезнь и неумение вести дела почти разорили графа де Бражелона. Атосу оставалось только два варианта: либо продать поместье за долги, либо, вооружившись терпением, и всеми своими полузабытыми навыками, засучив рукава и забыв об отдыхе, заняться его восстановлением. Хотя бы в память о родственнике, позаботившемся о его будущем. Именно об этом и думал граф де Ла Фер и де Бражелон, возвращаясь в Париж.

Старик Бражелон, завещая свое поместье, надеялся именно на это; чувство долга не позволит племяннику допустить гибель памяти о человеке, любившем его.