С. П. Шевырёв. О характере Римского образования

Степан Петрович ШЕВЫРЁВ

О характере Римского образования
(Лекция из Истории Римской Поэзии)


Сегодня вступаем мы, Мм. Гг., в третье отделение Второго Периода Словесности, в отделение Римское. Отдадим себе отчет в тех общих впечатлениях, которые с первого раза поражают нас при этом огромном и оглушающем имени: Рим. Вымолвив это дивное, всевмещающее имя, к которому может идти в достойный синоним только вселенная, вымолвив это имя, кажется, слышишь торжественный гул веков, который собирает в себе все великие звуки древнего мiра и перекатывается огромным эхом в новый мiр Европы. С первого раза, как только бросим мы взгляд на этот колоссальный Рим, мы замечаем, что он стоит на распутии между мiром древним и новым, что он похож на исполинского двуликого Януса, которого одно лицо обращено к мiру языческому, а другое к Христианскому. Если кому-нибудь из вас, Мм. Гг., удастся посетить этот вечный город - наименование, хотя и дерзкое, но всеми народами позволенное Риму - вы увидите в нем на одном краю гигантскую громаду Колиссея, которая возвышается над дворцом Цезарей и над развалинами Форума, а на другом краю - храм Св. Петра. Эти два здания представят вам символ двойственной жизни этого города. Рим есть город о двух средоточиях, Поэма о двух героях. Он есть вместе и цветущая колыбель нового мipa Европы.
С одной стороны Древний Рим представляет в себе сборное образование всех народов Древности, огромный, заключительный и всеобъемлющий результат всей древней жизни. Сюда все Царства Азии, и Египет, и Карфаген, и изящная Греция снесли все свои сокровища; сюда вложили свою лепту и бедные дикари нового мipa Европы. Рим был притоном всех народов: припомним мифическое сказание о притоне Ромула. В существование этого основателя Рима хотя и не верят новейшие исследователи, но мифическая биография Ромула есть чудесная миниатюра, достойный изучения зародыш всей Истории Древнего Рима. Припомним же себе этот Ромулов asylum, этот разбойничий лес, куда со всех сторон стекались разноплеменные пришельцы. Рим, на верхней степени своего могущества и обширности, представлял в огромном размере тогда известной земли, то же самое, что этот Ромулов притон.
Замысел Ромула - предводителя шайки, отвсюду набранной - совершился в мiродержавном Риме, в этом городе, соименном мipy, потому что urbs и orbis - по Латине, синонимы. Когда два мифические брата, Ромул и Рем, задумали воздвигнуть свой город, то, как говорит предание, сначала вырыли они ров, и каждый из будущих граждан рождавшегося Рима принес горсть земли из той страны, откуда пришел, и бросил в этот ров; потом вместе смешали всю эту землю, и дали этому рву название мipa. После, около этого рва, как средоточия, плугом очертили окружность, и шедшие за строителем заботливо подбирали глыбы земли, которые высыпались за ограду, и бросали их внутрь места, назначенного для города. В этом мифе о построении Рима выражена поэтически вся его идея. В самом деле, все народы древнего мipa, сошедшиеся воедино, вложили в Рим часть бытия своего. Все народы снесли сюда богов своих - и Рим воздвиг у себя Пантеон, сей всебожный храм, посвященный всем Религиям древнего мipa. Кто бы узнал в числе сих ложных богов кумир и Бога истинного, Бога Евреев, Бога Саваофа, которому поклонялись Римляне под именем Юпитера Саватийского? Сюда все древние народы снесли свои Искусства, свою жизнь, свои обычаи, свои одежды, нравы, законы, суеверия, предрассудки, праздники и проч. Здесь Искусство принимало формы и Этрусские, и Греческие, и Египетские. Это было сборное Искусство всей Древности. При Августе, все красоты Греческого Зодчества явились внезапно на стогнах Римских; при Нероне, целая колония Греческих статуй привезена была на кораблях в Рим; при Адриане, все Искусство принимало характер Египетский. Все эти боги с головами животных иссекались из мрамора, гранита и базальта. Каноп Египетский явился в Тибурской вилле Адриана. Обелиски древних Царей Египта, через море и по Тибру, покорно передвигались на площади Рима, по манию Цезарей, все собиравших в свою всемiрную столицу. Еще Лукулл и Помпей привозят сюда и ткани Востока, и одежду его, и вишни с Трапезунда. Сюда, в числе прочих редкостей переносится и Словесность Греческая. Завоеватели в воинской добыче доставляют Риму Греческие рукописи, в числе рабов привозят Поэтов, Философов, Риторов - и Науки, и Поэзия, и самая Философия въезжают в Рим сначала как воинские трофеи, как добыча, пограбленная рукою насилия. Силою воинского меча все входит в Рим - и он делается каким-то огромным торжищем, где вместились все сокровища древнего мipa, чтобы тем достойно заключить первую великую половину жизни всего человечества, всю Древнюю его Историю.
Вот то первое впечатление, которое представляет нам Рим, когда мы взглянем на лицо его, обращенное к древнему мiру: в нем выражается, в возможной полноте, собранный итог его. Но с другой стороны, здесь же зародыш и всего нового мipa Европы. Здесь огромный корень всего западного образования. Редкое явление в Западной Европе не имеет своего начала в древней Римской жизни. Не говорю уже о явлениях политической жизни народов: упомяну только о явлениях словесного их образования. Большая часть западных языков в Римском имеет все свои корни, а вместе с словами и корни нравственных понятий. Во всех совершеннейших явлениях Западной Литературы блещут изящные развалины Словесности Римской. Ею воспитаны были, можно сказать, все Литературы народов Запада, преимущественно даже перед Греческою, несмотря на то, что сия последняя отличается большею оригинальностию. Один Виргилий сколько имел влияния на Поэзию всего Запада! Если бы высчитать всю степень влияния этого Поэта на Поэтов Европейских; если бы, вдавшись в подробности, выбрать из них только одни места, в которых обнаруживается явное подражание Виргилию: то можно бы было об одном этом предмете написать огромное сочинение. Виргилий, можно сказать, был корнем Поэзии всего Запада. В нем найдете вы и следы Данта, и Петрарки, и Ариоста, и Тасса, и Камоэнса; в нем следы Корнеля, Расина, Попа, Дрейдена, Делиля; у него училась выражению и романтическая Школа Италиянцев, и Школа так называемых классиков Англии и Франции, и даже Германии. Развалины блистательного языка Виргилиева сияют во всей Поэзии Запада, точно так как колонны и другие остатки Древности украшают здания новой Архитектуры Италии. Но я сказал только об одном Виргилии; а что сказать обо всей Литературе Римской, которой всякое произведение положило свою печать на множестве произведений новой Словесности? Вся эта так называемая классическая Поэзия Франции есть сколок с Поэзии Латинской. Тут и отрывки из трагедий Сенеки, и отрывки из Горация, Ювенала и Персия, и отрывки из дидактических поэм Виргилия и Лукреция. Но не только во Французской Поэзии, которой подробное изучение решительно невозможно без подробного же изучения Латинской, - не только во Французской Поэзии, но даже и в нашей Отечественной, ее начальный период не может быть основательно изучаем без пособия Латинской. Возьмите Оды Ломоносова: сколько в них отрывков из Цицероновых Речей, переложенных стихами. Возьмите его трагедии: здесь целые стихи переведены из Виргилия. - Так древний мiр всеми своими элементами, всеми своими развалинами входит в явления нового мipa, даже в тех странах, которые не прямо от него, но посредственно, ведут свое образование.
Такое значение Рима в истории словесного образования Европы еще более оправдывает мое намерение, начертать вам Историю Словесности Римской, прежде нежели предложу Историю Словесности новых народов Западной Европы.
И так, первое впечатление, которое производит на нас Римский мiр, при самом поверхностном на него взгляде, есть то, что он совокупляет в себе образование древнего мipa, и этим образованием действует на мip новый; что он, как будто нарочно, был назначен от Провидения для того, чтобы, в заключение Древней Истории, сделать полный итог всей жизни Древнего человечества и передать его новому Европейскому мipy.
Характер Древнего Рима совершенно согласен был с этим назначением, которое, кажется, определено ему было от Промысла. Сравните с ним все Царства Древней Азии: всякое из них носит в себе зародыш своего собственного образования и начало своей Религии, и начало своего политического устройства, и свою Науку, и свое Искусство. Всякое из этих Царств имеет свое племя, запечатленное своим характером и званием. Таковы Индия и Персия, и Египет, и Израиль. Возьмите Грецию: если Восток и Египет имели на нее влияние, как полагают некоторые Ученые, то она умела все принятое от них претворить в свое, так что образование Греции является совершенно самородным и ниоткуда не заимствованным. В Риме все напротив: в нем нет своего образования, в нем нет даже своего племени, своего народа. Все периоды его огромного бытия запечатлены характером иноземных влияний. Сначала, как говорит предание, Рим был маленькою колониею Альбы. При своем же зачатии, он принимает в себя народ Сабинский, заимствует у этого народа доспехи и обычаи воинские. Вскоре потом подвергается Этрусскому влиянию: берет из Этрурии и Царей, и их одежду, и свиту; берет оттуда и весь свой быт политический, все свое гражданское устройство, и Религию, и жертвенные обряды, и гадания, и аугуров, и прорицалища, и Науку молний, и все ученые суеверия, и первые искусства, и кладку камней, и наконец игры, гистрионов и проч. Одним словом, весь первый Период жизни Римской и образования, до самых времен влияния Греческого, можно назвать не национальным, как называют его некоторые, а Этрусским. - Когда Рим, после Войн Самнитских, простер свои замыслы на Великую Грецию, которая как будто нарочно к нему придвинулась, чтобы своего завоевателя пленить своим образованием, с тех самых пор началось влияние Греческое, и наконец покорение самой Греции довершило это начало. Весь этот период можно назвать Периодом Греческим, который наследовал Периоду Этрусскому. Цвет этого Периода был блистательный век Августов, в котором созрели все плоды, какими только Рим обязан был Греции. Еще во время войн с Востоком, еще при роскошном Помпее, который, первый, разнес по Востоку славу Рима, и вынес оттуда и одежду, и роскошь чувственности, - еще при нем началось влияние восточное. Оно еще более созрело при Императорах. Частые походы Римлян в страны Востока тому содействовали. Весь Период Императоров, вскоре после Августова времени, можно назвать Периодом Восточным в Римской Истории, как и называет его Мишеле. Своей цели, или лучше своего конца достигло это стремление при Константине Великом, который перенес столицу из Рима на Восток. Тогда Рим уже совершенно стал восточным, и таким можно назвать весь третий Период его жизни. И так, во всей Истории Рима мы видим сначала Рим Этрусский по образованию, потом Греческий, наконец Восточный. Где же собственно Рим? Где же Рим Римский? Где же коренное Римское образование? Мы должны сознаться, что его не было, и что назначение Рима было, как кажется, не быть никогда самим собою, а иметь только силу все чужое уподоблять себе, все принимать в себя.
Возьмите народ Римский: было ли племя собственно Римское? Нет. - Рим, говорят, был колонией Альбы. Но что это было за колония? Скорее, шайка. Хотя сказание о пристани Ромуловой и считается мифом, но едва ли это не есть живое предание, потому что вся История Рима его подтверждает. Эта шайка набрана отвсюду, и скоро к ней пристает племя Сабинское, потом племя Этрусское. Тройные курии, тройные Аугуры и жрецы это доказывают. Мало-помалу, все народы Лациума входят в Рим, и делаются потом его гражданами. Великие аристократические фамилии Рима гибнут в непрерывных его войнах: там падет триста Фабиев, тут Деции предают себя в жертву отечеству. Роды исчезают; но граждане Рима беспрерывно возобновляются. Вся Италия всеми своими племенами входит в Рим и снабжает его гражданами: все Италиянцы делаются Римлянами. После Италии, и страны дикие: и Галлия, и Иберия, и даже Дакия, Фракия, не говорю уже о Греции, не только дают граждан Риму, но даже великих полководцев и Императоров. Все, что только в силах поднять меч и воевать за Рим, - все имеет путь открытый к почетному титлу Римского гражданина, или, все то же по-тогдашнему, всемiрного человека. Огромный класс Всадников набирается отовсюду и составляет в Риме род среднего сословия, из которого выходит все лучшее, образованное. Везде, по стогнам Римским, в Сенате, на полях войны и славы, вы видите Иберийцев, Галлов, Даков, и проч. и проч. Но где же Римляне? Их собственно нет. Нет Римского народа, нет Римского племени; но есть граждане Рима, есть город Рим, который имеет всемогущую власть претворять всех человеков мipa в своих граждан и перерождать их нравственное бытие.
Как не видим мы Римского народа, так нет и Римской Религии. Все боги Римлян сошлись сюда от разных стран и народов. Их Марс или Маворс есть бог воинственных Сабеллов или Сабинцев, которого обожали они в виде копья. Их Сатурн есть бог древних Опсов, Осков или Опиков, народа мирного и земледельческого. Их Янус, их Вертумн, их Фортуна - все это вошло из Этрурии. Оттуда же и эти боги Лары и Пенаты, боги внутренней, домашней жизни. Оттуда же, из этой Этрурии, этой туманной, мрачной родины суеверия, как называет ее Цицерон, вышли и эти неумолимые Manes, которых месть бесконечна, и только кровными жертвами усмиряется. Одним словом, в начальном Риме преимуществует богопочитание Этрусское - и Римляне, как Этруски, сначала не иначе изображают богов, как символами. Потом, когда начинается Греческое влияние, все эти боги переводятся на богов Греции; Поэты находят соответствие между тем и другим богоначалием - и все Греческие боги переводятся на имена Этрусские или Латинские: так Зевес делается Юпитером, Ира Юноною, Афина Минервою, Афродита Венерою, и так далее. Все предания богов Эллинских усвоиваются богам Римским. Весьма занимательно было бы в точности исследовать, когда именно и каким образом произошел в Риме этот перевод Мифологии Греческой на имена Мифологии Римской. К сожалению, этот вопрос остается еще до сих пор нерешенным и ожидает трудолюбивых исследователей. Самый Крейцер в своей Символике не посвящает ему особенных критических розысканий. Далее, после Греческого влияния, входят в Рим и боги Востока, особенно боги Египта - и Рим до того стал обилен богами, что это подало повод сказать известную насмешку над народом Римским, что все огороды его исполнены богами! И все это Религия сборная из всех Религий; а где же собственно Религия Римская? - Она не существовала. Все боги тогда известной вселенной сделались богами Рима, а собственных богов Рима никогда не было.
Рассмотрите таким же образом и этот язык, называемый Римским: это есть в основании своем язык народов Лациума, или язык Латинский, но в нем находятся корни древнего языка Кельтов или Кельтийского; в нем есть слова Осские, Сабинские и Этрусские; наконец в нем есть и следы языка Греческого, приближающиеся к наречию Эолийскому и Дорическому. Причина такому разнообразию источников языка Латинского заключается в разнообразии народов, издревле обитавших в Италии. Здесь были Иллирийцы, Иберийцы, Кельты, Пелазги, Этруски, Латины. Некоторые из этих народов разделялись еще на племена; так напр., Умбры, народ многочисленный, был племенем Кельтийским. Самые Латины состояли из многих отдельных племен, как то: Вольсков, Латинов собственных, Самнитов и проч., которые говорили раз-личными наречиями. Все эти наречия слились в язык Римский. Но, когда в 663 году от основания Рима, все эти народы, подвластные ему, подняли против него знамя войны, - они снова взялись за свои древние забытые наречия и, вместе с властью Рима, хотели свергнуть и язык его. До сих пор еще Италия представляет удивительное разнообразие наречий, различающихся иногда не только по областям, но даже по городам и селениям. Есть невдалеке от Рима места, где говорят наречием непонятным для знающего язык Италиянский. Кто знает? может быть, в этих наречиях сохранились еще остатки от наречий тех народцев, которые обитали здесь еще во времена древние. Это тем правдоподобнее, что до сих пор еще в характере этих племен, населяющих окрестности Рима, ученые исследователи находят сходство с характерами тех древних племен, которые на том же месте обитали. Так, напр., в 30 верстах от Рима, около древней Пренесты, обитает народ, отличающийся особенно суровым и диким характером, каким отличались Эквы - народ, обитавший на этом же самом месте. Римский язык воспринял в себя все эти разнородные наречия точно так, как Рим воспринимал в себя мало-помалу все окружные племена и давал им право гражданства. Впоследствии, когда Рим стал подвергаться влиянию Греции, многие слова Греческие и грамматические формы, особенно заметные в склонениях, вошли в язык. Этруски писали, как восточные народы, от правой руки к левой. Таково, вероятно, было сначала и письмо Латинское. Потом от Греков Римляне переняли их письмена, и стали писать от левой руки к правой, как пишут народы Европейские. В первых памятниках письменности Римской, - из которых один, едва ли не самый древнейший, мне случилось видеть в Риме, - видны явные следы грамматических форм Греческого языка; и самое образование письмен было Греческое. Самая Грамматика введена была в Рим Греками, по согласному свидетельству всех Писателей Рима. Весьма замечательно, что первые памятники древнего языка Латинского, дошедшие к нам от времен, предшествовавших Греческому влиянию, отличаются какою-то дикою и грубою неправильностию форм языка. Это есть неоспоримое свидетельство тому, что правильными грамматическими своими формами Латинский язык обязан учителю своему - языку Греческому. Вот чем объясняются и слова Дионисия Галикарнасского, который говорит, что древнее наречие Рима не есть ни совершенно варварское, ни совершенно Греческое. Из всего этого мы видим, что собственный дикий язык Рима представляет смесь наречий варварских; что образованный язык его представляет смешение этих наречий с языком Греции, от которого взяты правильные грамматические формы.
Составим же теперь результат из наших исследований об образовании Древнего Рима. Этот Рим не имеет своего особенного, чистого Римского племени, которое сохранялось бы без всякой примеси в продолжение всей Истории Рима, как мы видим это в Греции. Нет, Рим мало-помалу наполняется всеми народами мiра; все они проходят под его иго: он для всех человеков Древней Европы, Азии и Африки представляет неизбежные Каудинские фуркулы. Этот Рим не имеет своей собственной, коренной Религии, а представляет какой-то эклектизм религиозный; не имея своей религии коренной, он не имеет, следовательно, и корня собственному своему самородному образованию, потому что в древнем мiре всякое национальное образование начиналось от своей Религии. Только в новом мipe Европы народы получили уже общую для всех Религию - Откровение, которое есть корень всеобщего человеческого образования, одинакового для всех народов. - Этот Древний Рим все Периоды своего образования означает именами тех народов, которые поочередно имели на него влияние. – Наконец язык этого Древнего Рима вышел из смешения разных наречий варварских, которые подчинились правильным грамматическим формам Греческого языка. Каким же образом мог не только существовать, но целый мiр наполнить своим именем и собою народ, который не имел ни своей собственной Религии, ни своего образования, ни своего коренного, единосущного племени, ни самобытных форм языка? Что же было в этом народе? Где тайна его чудесного, могущего бытия в Истории? - Эта тайна заключается в огромной, всевместительной идее Рима. В этой идее заключалось сознание какой-то необычайной силы, какого-то всемiрного могущества. Весьма значительно мнение тех древних Историков, которые думают, что ;;;; или Рома означало силу, крепость, мощь. В этой идее Рима, или силы, заключалось и отечество, и народ, и все бытие физическое и нравственное человека. Эта чудная идея Рима имела волшебство возвышать обыкновенного человека на степень исполина. Romanus sum civis, говорит Муций Сцевола, простирая руку на пылающий костер, и не чувствуете ли вы в этом слове, Romanus civis, чего-то такого, что если не выше, то сильнее, могучее имени человек? Не чувствуете ли вы, что после такого слова сделаться Римлянином казалось возвести в себе человека в степень силы и могущества необычайного? Вот почему все народы Италии и других стран Европы стремились к тому, чтобы сделаться Римлянами: ибо тем удвоивалось их физическое и нравственное могущество. Так сильна была эта идея Рима над всеми народами мipa. Эта идея олицетворяла в народе Римском тот Архимедов рычаг, которым можно было поднять вселенную. Рим, казалось, имел эти всечарующие, эти всемощные взоры аспида, которые магнитною силою зрения притягивают к себе всякое живое создание. Рим обратил такие взоры на всю древнюю вселенную.
Так, не было коренного образования Римского, не было коренной Римской Религии, не было коренного, чистого Римского языка, наконец не было коренного, чистого Римского племени; но на место всего этого была всеобъемлющая и всемогущая идея Рима и при ней Римский меч, и эта идея, с помощью этого меча, была так сильна, что все приобрела Риму: и всемiрную Религию, и всемipнoe образование, и самобытный народ, запечатленный своею мыслию, и наконец великолепный язык, который сделался языком всего мipa. Чудесно, поразительно это славное явление Рима в заключении Истории древнего человечества! Эта идея Рима как кстати была тут для того, чтобы около нее, как великого центра, сосредоточить и заключить огромным итогом все образование древнего мipa.
Эта идея Рима, заключавшая в себе сознание силы, сначала, во времена Царей и Республики Римской, ограничивалась одним сознанием силы физической. Потом, по мере распространения человеческого образования, гуманизма, которым Рим был обязан Греции, это сознание перешло в сознание силы нравственной. Рим не только мечом претворял в себя все страны и народы мipa; но силою Римской мысли претворял потом и все умственное и художественное образование древнего человечества в свое, в Римское, и через себя во всемiрное, в Европейское, в человеческое: ибо через этот Рим вся Европа, по завещанию, приняла в вечное наследие образование древнего человечества.
Те из вас, Мм. Гг., которые прежде внимали моим чтениям, могли уже несколько примениться к методе, мною принятой для живейшего изложения вам Истории Словесности. Я иду всегда от характеристики всеобщего образования в каком-нибудь народе, с тем, чтобы в нем уловить то начало, которое должно служить нам руководством в лабиринте разнородных его словесных произведений, и в особенности произведений Поэзии, на которых всегда яркою краскою блещет печать нравственной жизни народа. Словесность, как внешнее выражение духовной жизни народов, заимствует всегда свой главный характер от характера этой духовной жизни, под которою я разумею человеческое образование, или развитие какого-либо народа. Уловить главные черты этого образования значит то, что я называю определить идею народа, и тем душу его Словесности. С сею-то целию я начал Историю Римской Поэзии с исследования характера древнего Римского образования, которое мы определили в отношении ко всему древнему мipy, как образование сборное, эклектическое, Риму собственно в корне своем или лучше в начале не принадлежащее, но полным образом ему усвоенное и претворенное в собственное бытие его.
Но каким же образом Рим претворял иноплеменное образование в свое, в Римское? Другими словами, что составляет в этом сборном, Римском образовании черту собственно Римскую, по которой оно имеет право быть наименовано Римским? Каким особенным направлением означил Рим свое образование? Мы видели, например, что в Азии всякое образование человеческое принимало характер преимущественно религиозный; что и Законодательство, и устройство гражданское, и Наука, и Искусство, и Словесность, и жизнь - все в Азии подчинялось религиозной цели. Мы видели также, что образование Греции имело направление по преимуществу художественное; что самая Религия в Греции принимала характер свой от Искусства; что Поэзии она обязана была полным своим развитием; что Науки в Греции приняли свое начало от Поэзии; что Законодатели образовывали народ песнями Поэтов; что лучшие минуты Истории Греческой все запечатлены жизнию художественной; что Поэзия была в Греции корифеем жизни и общества. И так, если образование восточное было по преимуществу религиозное, образование Греческое - художественное, то какой же особенный характер, какое особое направление отличает образование Римское? или, правильнее, каким особым своим национальным направлением Рим совершенно усвоил себе образование иных народов?
Назначением Римлян, с самого начала их обширной жизни, были война и земледелие. Дионисий Галикарнасский, во II Книге Римской Археологии, рассказывая о законодательстве Ромула, говорит, что Искусства сидячие и механические, равно и возбуждающие в нас постыдные желания, как Искусства развращающие и губящие тело и душу, Ромул предоставил одним рабам и иноземцам, и вот почему в течение долгого времени у Римлян считалось постыдным заниматься такими Искусствами, и никто из туземцев Рима не упражнялся в них. Только два занятия Ромул предоставил людям свободным, а именно: земледелие и войну, как занятия, которые ведут человека к воздержанно тела. Но Ромул не разделил этих занятий между гражданами так, чтобы одним поручить войну, другим земледелие, как то было в Лакедемоне; но учредил таким образом, чтоб одни и те же граждане занимались и войною и земледелием, посвящая себя последнему во дни мира; для дел же торговых назначил он девятый день.
Это сказание о направлении, которое дал Ромул своему Риму, хотя и взято из темных мифических времен Рима и, может быть, не верно как событие, верно как мысль: ибо подтверждается всею Историею Рима. Ромул есть олицетворенная идея всего Рима. Вся жизнь его, положим, есть жизнь не одного лица, а многих веков Римского народа; но события всей этой жизни мифически изображают жизнь всего Римского народа. Из этого сказания о древнейшем направлении Рима мы можем усмотреть, что Римляне были по преимуществу воины и земледельцы. Религиозные верования их служат тому самым ясными подтверждением. Древнейший бог, какому только поклонялись Римляне, был Марс, бог войны. Вероятно, очень рано заимствовали они его от Сабинцев. Ромул считался сыном Марса и Реи Сильвии, бога войны и богини земли: здесь та же идея. Первый месяц в году Римском посвящен был Марсу и назывался его именем. У многих народов Лациума, как говорит Овидий, был месяц, посвященный Марсу; но у Римлян это был первый в году. Самая древнейшая песнь Римлян, которой остатки дошли до нас, воспевает Марса или Маворса. Это есть песнь братьев Арвальских. С другой стороны, боги стад и полей особенно уважались у Римлян. Почитание Пана от ранних времен введено было в Лациуме еще баснословным Эвандром, пришельцем из Аркадии. В честь его учреждены были Луперкалии. Так еще были Палилии - праздник пастушеский. Поэтический календарь Овидиев, Fasti, исполнен описаний празднеств и жертвоприношений в честь божеств земледелия и скотоводства. Это есть отличительная черта календаря и наружных обрядов Римской Религии. В Риме существовал храм даже в честь ржавчины, покрывающей хлеб, когда солнце вдруг сильным жаром обдает его. В честь богини этого храма, которая называлась Rubigo, совершался ежегодно торжественный ход, и ей приносились особые жертвы. Все это характеризует суеверия народа преимущественно земледельческого. Овидий говорит, что древние Римляне имели только два рода богатства: или скот, или большое пространство земли - aut pecus, aut latam dives habebat humum. Отсюда, по замечанию Овидия, произошло слово locuples, в смысле богатого, т.е., обильного местом; так и pecunia от pecus. Hinc etiam locuples, hinc ipsa pecunia dicta. Так объяснения философические могут точно и верно истекать из характера жизни народной. Видно, что в первые времена Рима промысл земледельческой тесно был связан у Римлян с промыслом воинским, и один заимствовал орудия у другого. Напр. слово manipulus значит воинский отряд и вместе охабка сена, потому что древним Римлянам, этим воинам-земледельцам, охабка сена, привязанная к длинному шесту, служила знаменем, и это знамя было знаменем отряда. Овидий говорит: «Они носили знамена, не с небес падшие, но свои: потерять их считалось великим преступлением; а эти знамена были просто из сена, но также уважались, как ныне орлы твои» и проч. [1] .
Этот характер воинов-земледельцев, эта дружба сохи и меча долго сохранялась в Римлянах. Вспомним Цинцинната! Вспомним Старшего Катона - этого истого Римлянина, завещавшего нам целый трактат о земледелии.
Такое господство войны и земледелия в жизни Римской долженствовало образовать в Римлянах народ преимущественно практический. В самом деле, такими-то практиками являются нам Римляне в противоположность Грекам.
От них, как известно, Римляне приняли Свободные Искусства и Науки. Еще Гораций сказал:
Graecia capta ferum victorem cepit, et artes Intulit agresti Latio.
Но долго противились Греческому образованию исключительные воинские и земледельческие занятия Римлян. Катон Старший есть в этом случае представитель древнего Рима. Всякая Наука, всякое Искусство, входя в Рим, должно было испытывать препятствия и бороться с древним Римским духом. Жизнь первых Поэтов Рима, столь жалких в сравнении с избалованными Поэтами Греции, доказывает нам очевидными примерами истину всего этого. Когда Рим вошел окончательно в ученое и художественное родство с Грециею, тогда верно изобретена была сказка о Троянце Энее, пришедшем на берега Лациума. Нибур, основываясь на свидетельствах исторических, отвергает это событие, а утверждает только, что была колония Троянцев, поселившаяся в Сицилии. Умолчание об этом древних Греческих Писателей явно свидетельствует, что это был подлог Римский. Но почему же был избран преимущественно Эней этими Поэтами, которые вознамерились таким вымыслом утвердить сродство между суровым Римом и поэтическою Грециею, и посредством насильственной в него веры связать всю Историю Рима с поэтическими сказаниями Греции? Почему же был избран Эней? Потому что он сын Венеры, богини красоты. Таким образом, Ромул, сын Марса, по вымышленному праотцу своему, Энею, стал происходить еще от Венеры, которой и посвятили за то Апрель месяц, второй после Марта.
Овидий говорит:
Utque fero Marti primam dedit ordine sortem,
Quod sibi nascenti proxima causa fuit;
Sic Venerem, gradibus multis in gente repertam,
Alterius voluit mensis habere locum.

События истинные в древнем мipe всегда выражались религиозными мифами. Эта Древность имела у себя какую-то магическую силу Поэзии, и все историческое любила переносить в мифическое, в мiр поэтических верований. Так и заимствование Искусств Римом из Греции выражено было мифом об Энее.
Приняв умственное образование от Греции, Рим всему умел дать направление практическое. В этом направлении заключалась та особенная национальная черта, которая положила свою печать на Римское образование. Эта черта, как мы уже видели, была результатом всей жизни Рима. В чем же видно было особенно это практическое направление Римского образования?
Когда еще ни отвлеченные Науки, ни Искусства не имели никакого доступа к Риму, какая Наука процветала уже в Риме и была, так сказать, плодом самородным? Это - Юриспруденция. Предание говорит, что еще при Тарквинии Гордом Папирий собрал все существовавшие тогда законы касательно дел священных в один кодекс. Вико утверждал, что отправление Децемвиров в Грецию есть вымышленное повествование. Хотя многие Ученые Италии возражали ему на то; но, если прав Вико, то это показывает только, что Законодательство у Римлян было национально, самобытно, а не заимствовано от Греков.
Когда Науки стали входить в Рим, - из разных сект Философии какая преимущественно привлекла умы и сердца Римлян? Секта Стоиков, потому что учение ее более применялось к жизни, чем какое-либо другое. А Идеальная Философия Пифагорейцев, несмотря на то, что Пифагор жил на Юге Италии, нисколько не действовала на Римлян, - и сказание, будто бы Пифагор своим учением произвел влияние на Нуму Помпилия, не находит достоверного подтверждения даже и у тех Римских Писателей, которые любили от древних времен начинать ученые предания своего отечества.
Из Искусств Образовательных всех более процветало у Римлян Зодчество, потому что это Искусство более житейское, практическое: оно питается сильным развитием жизни государственной. Тогда как прочие Образовательные Искусства в Риме не отставали от Греческих образцов и пребывали в руках у Греков, поселившихся в Риме, Архитектура напротив образовала свой Римский характер. Римляне имели свои форумы особенной формы; они создали свод, которого не знали Греки; они наконец изобрели свой орден в Архитектуре. Все здания, оставшиеся нам в Древнем Риме, запечатлены совершенно особенным характером, резко отличающим их от зданий Греческих.
Наконец, из Искусств Словесных, в Риме процветало преимущественно Красноречие, так же как Искусство, применяющееся к жизни. Из родов же Красноречия особенно прославились Исторический и Ораторский. Оба эти рода находятся в тесном сношении с жизнию: ибо Историческое Красноречие представляет жизнь минувшую, а Ораторское действует на настоящее. В слоге историческом Римляне едва ли не выше стали Греков. В этом выразилось их национальное стремление.
Наконец, это практическое направление должно было выражаться также и в Поэзии Латинской. Вот общая точка зрения для нашего предмета, которая определяется нам всею жизнию Рима и главными чертами народного характера Римлян. Нашедши эту точку зрения, перейдем же теперь к Истории Поэзии Римской, и ее события убедят нас живо в том, что мы не ошиблись в своем выборе.

Адъюнкт-Профессор Московского Университета
С. Шевырев


ПРИМЕЧАНИЯ:

1.   Non illi coelo labentia signa movebant,
Sed sua, quae magnum perdere crimen erat;
Illaque de foeno; sed erat reverentia foeno,
Quantum nunc aquilas cernis habere tuas.
Pertica suspensos portabat longa maniplos:
Unde manipularis nomina miles habet.

(Овид. Fast. Lib. 3, 113 - 118).