Её последнее желание

Глава 1

Ранняя капель, в воздухе пьянящий запах весны, ещё день другой и февраль неохотно уступит место неугомонному марту. Солнце старается изо всех сил, прогревая озябшие крыши домов, всё вокруг просыпается, оживает. А ведь когда-то, в той жизни, она очень любила весну: за её настойчивость, за теплоту, за стремление менять людей, давая надежду и оптимизм. Весна всегда была началом чего-то нового, непостижимого.… Но в этом году она была другой: не предвещая, не предвкушая, не обнадёживая. В этом году она просто была, как любое время года, «без иллюзий».

Ольга несмело поднялась на ступени «поезда Столыпин», повернув голову назад, пыталась разглядеть то место, откуда её увозили уже в другую жизнь, в ту жизнь, где ей уже никогда не стать прежней. Ещё вчера она была уверена, что всё делает правильно, и шанс, который она использовала, чтобы наказать этих отморозков, был единственным правильным решением. Но что-то пошло не так, и вот её везут этапом почти на край земли.

Внезапно подул ветер, девушка с наслаждением подставила лицо под струю свежего воздуха.

— Ты скоро? Чего зависла? — окликнул Ольгу молоденький конвоир. — Шевели булками, ты здесь не одна. Ольга промолчала на хамство солдатика и живенько зашевелила «булками».

Конвоир не очень выбирал выражения: «оно и понятно, чего с ними церемониться». Это всего лишь осуждённые (и поделом им всем)! Он открыл решётку, и Ольга снова оказалась среди тех женщин, которых она видела сегодня в машине автозак и потом уже на перекличке. В купе сидели пять женщин, примерно, одного возраста и с любопытством рассматривали Ольгу, которая, по их мнению, была совсем другая…

— Ну что, птичка? Бросай кости сюда, — указала ей женщина на место рядом с собой. — Я Зоя, вторая ходка, — женщина оглядела Ольгу хитрым прищуром и растянулась в дружелюбной улыбке.

«Неожиданно», — подумала Ольга, и решила, что вот с этой — надо быть начеку.

— Ну чего стоишь, как вкопанная! Говорю, садись, стоя ты точно не доедешь.

Зоя рассмеялась, и её тут же поддержали все женщины в купе. Ольга поняла, что в этом месте надо смеяться, и присев рядом с Зоей, скривилась в нелепой улыбке.

— Ну вот, так-то лучше. Не дрейфь, рядом со мной не пропадёшь, — с довольным видом заверила её женщина и покосилась на присутствующих. — Правильно, девчонки? — продолжала тщеславиться Зоя. На что девчонки хором отвечали:

— Да, да! Наша Зоя всех пригреет!

— Ну, допустим, не всех, — внезапно внесла коррективы метившая в авторитеты Зоя, — а только тех, кто заслуживает.

— Ну да, это да! — поддакивали попутчицы по этапу.

— Сейчас, бабы, будет шмон, так что выворачивайте сумки, после шмона чифирнём, нам пилить ещё долго, — женщина тяжело вздохнула и вспомнила свой первой этап: — Вот жесть! сто восемь километров три месяца преодолевали.

— Ладно, что было, то было! — снова вздохнула Зоя и обнажила в улыбке жёлтые зубы. «Вероятно, от чифира», — подумалось Ольге.

После шмона все обратно вернулись в камеру «вагона Столыпин», и время приобрело особый смысл и режим.

Чифир был заварен и благоухал на столе. Кружка с этим удивительным напитком пошла по кругу, Ольга отпила глоток и сморщилась так, что попутчицы снова рассмеялись. Она и в изоляторе пыталась пропускать этот ритуал чифирного оргазма. «Но тут это не прокатит», — подумала она с досадой. Во время этапа в купе-камере, пили все из одной кружки, и её это весьма смущало. По натуре она была брезглива, но так как та жизнь осталась где-то там, в прошлом, то в этой жизни было не до выбора. Присутствующие в камере по очереди называли ей своё имя, на что она всем отвечала:

— Я Ольга, первая ходка, пять лет.

Потом неожиданно для всех брякнула: — Ну и гадость, этот ваш чифир!

— Ничего, привыкнешь, поверь мне, птичка, пройдёт пару месяцев, и он станет тебе роднее родных. Ольга не стала спорить и, пересилив себя, сделала ещё глоток. «Ну и дрянь», — подумала она, но улыбнулась присутствующим, делая вид, что уже начинает привыкать.

— Вот видишь, — деловито заметила Зоя, продолжая блистать желтизной зубов, — не так страшен чёрт, как его малютка! Ну, а теперь расскажи, за что пять лет впаяли? Ты, вроде, вообще далека от криминала, такие честные глаза, прямо не вериться, что могла пойти против закона. Правда, девчонки? — обратилась она к группе поддержки, а те с удовольствием (только им известно с каким) подтверждали всё, о чём говорила Зоя.

— У меня глаз-то намётанный, давай, колись, очень интересно послушать.

— Даже и не знаю, с чего начать.… Но я попробую, — добавила Ольга и обвела присутствующих интригующим взглядом.

— Ну, давай уже, не тяни кота за яйца, — рявкнула Зоя и шикнула на двух женщин, которые о чём-то перешёптывались.

— Короче, посадили меня за кино, — выпалила Ольга и посмотрела на реакцию окружающих исподлобья. Её сейчас не прельщало себя оправдывать и говорить, что ни за что. Заранее зная, что её не поймут, и более того, не было никакого желания вызывать к себе жалость. «А потом для этой публики, чем быстрее я стану своей, тем легче мне будет прожить эти пять лет. В этой общей массе людей с криминальным прошлым, да и настоящим, нет смысла становиться белой вороной, чего-чего, но последние события из её жизни на многое открыли ей глаза. Этот урок она усвоила на всю жизнь: в волчьей стае, научись выть по-волчьи, а не блеять как овца».

— Как за кино? Ты чё, типа, режиссёр что ли?! — выкрикнула Зоя, широко распахнув глаза.

— Ну, можно и так сказать, срежиссировала своё кино. Ну, что-то не оценили моего таланта, и вот я здесь, с вами.

Девчонки пытались иронизировать, думая, что Ольга снимала «порно», перебивая друг друга, они выдвигали версии насчёт её режиссуры.

— Да нет, вы что?! — пыталась Ольга осадить женщин, которые так рьяно высмеивали её. — Я по 105-ой, — вдруг выпалила она, и тут же осеклась.

— Ну, ни хрена себе! Во… даёт! — переглянулись женщины.

— Цыц! — шикнула Зоя, и в купе образовалась почти гробовая тишина. — А ты не отвлекайся, рассказывай.

Ольге не понравился повелительный тон Зои, и только она хотела открыть рот в возмущении, как та, повернувшись к ней, улыбнулась и положила свою ладонь ей на руку.

— Ну вот… — протянула Ольга, пытаясь восстановить дрожь внутри себя от внезапного гнева. Медленно освобождая руку из-под Зоиной ладони, она всё же решила продолжить.

— Однажды вечером я возвращалась с работы домой, а наш менеджер иногда подвозил меня, вот и в этот вечер ему, как бы, было по пути. Ну вот, чтобы соседи меньше сплетничали, я его попросила остановить машину за два дома до своего. Иду я, значит, а уже темно, пытаюсь выбирать дорогу, как вдруг слышу стон. Я остановилась и стала прислушиваться. Стон снова повторился. Я посветила фонариком на телефоне и смотрю, на земле лежит что-то непонятное и стонет. Подойдя ближе, я пришла в ужас: на земле лежала наша баба Шура, лицо её было в крови, она стонала и говорила: что дни её сочтены.

— А кто такая, эта баба Шура? — тихо спросила Зоя.

— Баба Шура, «блокадница», это мы её так прозвали. Короче, эта женщина осталась без жилья и жила в подъезде того дома, где раньше была у неё квартира. Пережив блокаду Ленинграда, стала бомжом под старость лет. После смерти мужа осталась совсем одна, и решила обменять двушку на однокомнатную с доплатой, но попала под аферу чёрных риелторов, которые обменяли её квартиру на подъезд. Вот уже два года баба Шура ходила по инстанциям, но так и не успела довести дело до конца. Так вот, «скорая помощь» не успела довести её до больницы, бедная старушка скончалась от внутреннего кровотечения. Но успела мне сказать, кто сотворил с ней такое.

— Ну и кто это? — встряла белокурая женщина со второй полки, которую тоже звали Шура.

— Сейчас всё расскажу, наберитесь терпения, — обратилась Ольга к сокамерницам. — Надо всё по порядку, а то сама запутаюсь.

— Ну вот, в эту ночь я так и не смогла уснуть, пошла к своей подруге, и мы с ней всю ночь поминали бедную старушку. Она действительно была хорошим человеком, и я часто доверяла ей самое сокровенное. Мы подолгу болтали у подъезда на скамье, она открывала мне душу, а я ей свою. Не раз, когда родных не было дома, я пускала её к себе. Она мылась, потом переодевалась во всё чистое и смотрела свой любимый сериал «Кассандра». Вещи я ей стирала и потом уже выглаженные отдавала обратно. Удивительная была старушка, после её разговоров я всегда чувствовала себя умиротворённо, начинала искать смысл, заглядывая себе в душу довольно глубоко. Я ей как-то сказала, что душа болит, а она мне говорит:

«Это хорошо, что болит! Благодари Бога, Олька, что болит».

— Это она моё имя через «к» произносила. А я её спрашиваю, что же тут хорошего? А она мне:

«Дурочка ты, Олька, не понимаешь того, что душа есть только у тех, у кого она болит, или поёт».

Я тогда, если честно, запуталась, а сейчас всё понимаю, какой глубокий смысл был в её словах. Потом я ей предложила в церковь идти служить, на что она мне вежливо и спокойно разъяснила:

«Никто в этой жизни не совершенен, и я тоже немало ошибалась, да и в душе я самый обыкновенный человек, со своими тараканами и всякой всячиной.… Не готова я положить свою душу на алтарь святости. Во мне, Олька, много мирского: люблю курить „Беломор“, да и словцом крепким балуюсь, а уж когда-никогда, а хочется порой и водочки под селёдочку. Только вот бывает не с кем трапезничать. А доброта, Олька, это вовсе не повод идти в церковь служить. Там другой склад души нужен. Так что, Олька, я самая обыкновенная, только мне меньше повезло, но это — опять же моя глупость, я же говорю — никто не совершенен. Надо было сидеть в своей квартире и не дёргаться».

— Вот бабуля была! — тяжело вздохнула Ольга, — мне так сейчас не хватает её разговоров, — с сожалением проговорила девушка и смахнула слезу, — ну да ладно, пойдём дальше. Не всем дано остаться человеком в такой ситуации, в какую попала эта женщина. Короче, на следующий день чуть сама не отъехала за бабой Шурой. Но подруга моя, Светка, девушка ушлая, сбегала в аптеку и принесла мне «похмелин». К обеду я оклемалась, и мы приступили к плану, который разработали со Светкой ночью. «Возмездие» — так назвали мы нашу миссию.

— Может показаться, что мы наивные лохушки, — говорила Светка с азартом, — но это даже не важно. Важно то, что мы отомстим за бабу Шуру.

— Ага, — поддакивала я, — отомстим, надо же хоть раз поставить на место этих «отморозков», которые уже перешли все границы. Сегодня они убивают ни в чём не повинных стариков, а завтра неизвестно кого ещё жизни лишат. Светка, как и я, вошла в раж и уже, казалось, пощады не будет никому.

— И вот, мы начали действовать. Нам предстояло организовать похороны бабы Шуры, и пошли мы со Светкой с шапкой по району. Много собрать не удалось и бабу Шуру мы похоронили, почти, за свой счёт. Вот на похоронах и началась наша миссия: чтобы не выкидывать вещи бабули, мы решили похоронить их вместе с ней. На кладбище народу было совсем немного, но тот, кто нас интересовал, явился туда. Парень стоял в стороне, наблюдая за процессией. Светка решила знаменитую трость бабы Шуры положить в гроб, а так же не менее знаменитую её зажигалку и папиросы «Беломор», и ещё: старенький телефон «Самсунг». «На, мол, баб Шур, кури там и ни в чём себе не отказывай, а если захочешь — звони на досуге».

— А чем знаменита трость и зажигалка? — спросила Зоя и приложила палец к губам, показывая всем, что спрашивать можно только ей.

— А тем, что трость была ручной работы, и подарил ей эту трость, её единственный сын, который погиб в автокатастрофе. Пять лет назад, когда она сломала ногу, то долго ходила с тростью, уже и не хромала, но всё равно опиралась на неё. За эту трость она однажды чуть не убила одного парня, который решил подшутить над старушкой и просто спрятал её. Никаноровна гоняла парня по двору метлой и кричала ему, что он «покойник». А когда ему надоела эта беготня, которая собрала чуть ли не весь район, он рассказал, где спрятал её. А зажигалку она берегла, как зеницу ока, раньше она принадлежала её мужу, а после смерти его, она уже не расставалась с ней никогда. Когда-то эту зажигалку и портсигар её мужу подарил сам Суслов за заслуги перед отечеством.

— Ну да, ну да, конечно, за заслуги, — встряла опять Шура со второй полки и сразу осеклась. Зоя метнула на неё такой взгляд, от которого женщина вжала голову плечи.

— Извини, всё-всё молчу, — прошептала Шура и уткнулась лицом в подушку.

— Ну, я продолжу или на сегодня хватит? Я смотрю уже поздно — девочки вон носом клюют.

— Ладно, давай до завтра, у меня и самой глаза слипаются, денёк сегодня выдался не из лёгких, — промямлила Зоя устало, заворачиваясь в какую-то тряпку, похожую на плед.

— Да уж, — согласилась Ольга и полезла на третью полку. Ещё долго она ворочалась, всё вспоминая последние события своей жизни. Спать было жёстко, но за полгода, что она провела в следственном изоляторе, почти успела привыкнуть к отсутствию комфорта. Ночью ей приснился странный сон, где она была совсем свободна и счастлива. Под утро к ней во сне пришла баба Шура и пообещала, что что-нибудь придумает. Ольга так и не поняла, что она имела в виду. Ровно в семь утра конвоир стал стучать палкой по решёткам купе и кричать: «Подъём».

Утро опять началось с чифира, и у Ольги подступил комок тошноты к горлу. «Только не это», — подумала она и решила как-то пропустить этот удивительный тюремный обряд.

— Давай, слезай, будем чифирить, — сказала Зоя, радушно улыбаясь.

«Вот ёлы-палы, видать, это и будет мой самый страшный кошмар, под названием «чифир», — подумала девушка и всё же слезла с полки. И тут её осенило, что она может и не делать этих ужасных глотков, а просто притвориться, что глотает эту сомнительно-горькую жидкость.

После «хавчика» (то бишь завтрака), они снова запросили продолжения той истории, которую она начала им рассказывать с вечера. И Ольга продолжила рассказ, так как сама Зоя изъявила желание послушать продолжение.

Зоя была жёсткой женщиной с фигурой балерины, про неё можно сказать смело: «мал золотник, да дорог». Она шла второй ходкой и, наверное, уже и не могла жить иначе. Как и первая её судимость была за организацию проституции. Зоя не гнушалась таким заработком и после отсидки взялась за старое. Женщина оправдывала себя тем, что, по большому счёту, делала добро: приезжие девчонки, которые ехали в Москву за светлым будущим, как ни странно, шли работать путанами.

— Я их с улиц подбирала, давала крышу, работу, а главное безопасность, — оправдывалась Зоя. — Да я к ним как к родным относилась, а они мне нож в спину, вот так, дорогая, «не делай добра не получишь зла». — Ну да, ладно, речь сейчас не обо мне, у меня всё примитивно. А вот твоя история меня увлекла. Давай, рассказывай дальше, не испытывай моего терпения.

«Да уж, — подумала Ольга, — мне бы ваши проблемы». И решила всё же не испытывать их терпения.

— В этот день, когда хоронили бабу Шуру, как назло пошёл дождь. Парень, что стоял в стороне, наблюдая за похоронами, накрылся курткой и побежал к воротам на выход. Светка тут же вытащила трость, зажигалку и ещё пару личных вещей бабы Шуры обратно из гроба, которые могли бы пригодиться нам в нашей миссии. Дождь, конечно, ускорил процессию, и бабульку закопали за считанные минуты. В этот день мы опять набрались, как говорится, сам Бог велел. На поминках небольшое количество людей долго перемалывали кости тем отморозкам, что убили женщину, но только я и Светка знали, по ком бьют колокола.

А теперь немного о тех, которые решили, что баба Шура — отброс общества и ей не место среди живых людей. И теперь эти «борцы за чистоту» весьма довольны тем, что справились со старушкой. По крайней мере, эта была основная версия, что подвигла их на такую жестокость. Но на самом деле всё было довольно цинично и гнусно.

Глава 2

Предводителем этой небольшой мерзкой компании являлся сын местного предпринимателя, Артём Виноградов (по кличке Град), которому всё позволялось и прощалось, и этому малолетнему беспредельщику было семнадцать. Он окончил школу в этом году и планы на дальнейшее обучение вовсе не строил. Рассуждая вполне логично, что он наследник весьма перспективного бизнеса, который довольно успешно развивал отец. Парень от всех остальных сверстников отличался жёстким, наглым характером. Вёл себя вызывающе: девушки на районе и в школе, пытались обходить стороной парня по кличке Град, который был озабочен по отношению к ним. После очередных подвигов малолетнего Виноградова, отец всё удачно разруливал и забирал сына из полиции домой. В том районе, где он проживал, люди совсем не разделяли его отношения к ним. Порой его грубость и хамство переходили все границы: неудивительно, что люди догадывались, кто убил бедную старушку, но предпочитали молчать. В полиции никто не стал заводить уголовного дела, да и настоять на этом было некому. Баба Шура считалась бомжом и неважно, что она почти всю свою жизнь прожила в этом городе: это небольшой городок в Новгородской области под красивым названием Кружевск, которого уже несколько десятков лет не касалась урбанизация. Расположен город в низине реки, поэтому в воздухе всегда витал запах тины.

— Короче, город как город, один из… — заключила Ольга, с лёгкой грустью. — В ту ночь, когда Артём и его дружки убивали старушку, им даже и в голову не могло прийти, что за этим последует.… И вот, спустя девять дней после похорон, месть началась. Теперь я буду рассказывать вам не от себя, а как вообще это всё происходило. Так сказать, от второго лица, чтобы всё подробнее и в красках.

— А ты крутая, уважаю, — вдруг встрепенулась Зоя и подпёрла ладонью голову, показывая той, что ей по барабану, от какого лица, лишь бы та трещала дальше.

— Алло, алло! Ты где?! Ты срочно нужен! Тут такая байда, надо встретиться! — кричал парень надрывно в трубку телефона.

Кирилл Лавашев, друг Артёма (по кличке Лаваш), который непосредственно принимал участие в избиении бабы Шуры. Парню тоже семнадцать, и его жестокость поражала своей изощрённостью, умственные способности, этого чада, оставляли желать лучшего. Когда Лавашев младший окончил школу, несколько учителей, включая директора, просто перекрестились. Со стороны казалось, что это было их заветное желание, и завуч, расчувствовавшись, задвинула такую речь, от которой, многие прослезились, включая саму директрису.

Парень, был тучным неуклюжий с прыщавым лицом. Его не раз подкалывали, говоря, что с прыщами можно и нужно бороться, предлагая массу всяческих рецептов. На что парень отмахивался и нервно огрызался:

— Они меня не напрягают, следите за своими рожами!

В ту роковую ночь он предложил поджечь бабу Шуру, (чтобы уж наверняка). Гормоны парня действительно давали страшный сбой, и если бы не Сергей Чижов, то бабу Шуру сожгли бы заживо.

Этот третий парень из их компании, Сергей Чижов (по кличке Чиж), не поддержал такую идею и вообще всячески пытался отговорить друзей от такой, бесчеловечной затеи, но всё случилось спонтанно, остановить подростков у которых просто поехала крыша, уже было невозможно. Лаваш ударил Сергея в ухо, когда тот стал оттаскивать его от женщины. Он не отличался хорошим здоровьем от своих друзей, и на какое-то время потерял сознание. Ему чуть меньше семнадцати, и выглядел он на свои годы, как и полагалось, только отличался от своих друзей кардинально. Может в силу своей организации души, парень не переносил вида крови, а те в свою очередь, подтрунивали над ним, обзывая «нюней».

— Ты ещё «салага», Чиж, всё у тебя будет, зашибись, — говорили они ему, показывая наглядно, что крови бояться не надо. Сергей восхищался их дерзостью, тем не менее, осуждал в душе за жестокость. Он повсюду таскался за ними, может оттого, что парни из благополучных семей дружили с ним, а он считал себя изгоем не только в семье, но и в обществе. В этой компании он играл роль парня «на побегушках» и, как ни странно, его это вполне устраивало. Мать не раз выговаривала ему, что он просто слюнтяй и тряпка. Сергей не обижался на неё, обещая ей подыскать себе другую компанию, тем не менее, не спешил распрощаться с друзьями.

Мать воспитывала его одна, а отца своего, он и вовсе не помнил. Как шептались соседи, мать его нагуляла, а кто-то говорил, что его отец, всю жизнь по тюрьмам. Сергей не обращал внимания на разговоры, окончив девять классов, решил поступить на автомеханика, тяга к машинам у него была с самого детства. Мальчишкой он часто проводил время у своего дяди в автомастерской, который, по воле судьбы, был холост и жил вместе с ними, взяв всю заботу о них на себя. И когда четыре года назад дядя умер, мальчик долго не мог прийти в себя, потому как отчасти считал его своим отцом. Казалось, эта смерть забрала частицу его самого, теперь оставшись без мужской поддержки, парень ушёл в себя. Ирина, тоже, пережила смерть брата довольно тяжело, так как кроме него, родных у неё не было. Из детдома брат забрал Ирину в семнадцать лет, и с тех пор они никогда не расставались. По истечении времени, Ирина подросла и расцвела как женщина, и неудивительно, что у неё появились ухажёры. И когда ей исполнилось девятнадцать, влюбилась в однокурсника. Потом парня призвали в армию, и девушка, рыдая на его плече, обещала его дождаться. Не успели просохнуть слёзы, как на её голову свалилось ещё одно несчастье, (именно так она и думала), потому, как не планировала становиться матерью-одиночкой. Беременность для неё стала полной неожиданностью, а больше всего Ирина боялась, что её любимый не поверит ей, что это его ребёнок. Она не стала ему писать, что беременна, так как хотела избавиться от ребёнка, но городок небольшой, и эта новость облетела его вдоль и поперёк. Какой-то доброжелатель написал ему в армию письмо, о том, что его невеста нагуляла без него брюхо. Ирина пыталась переубедить его в письме, что это его ребёнок, но ответа от него так и не дождалась. Идея избавится от ребёнка сверлила душу, и Ирина решилась. Но брат Анатолий категорически запретил убивать дитя, аргументируя просто: «Бог дал, надо брать».

«А что твой избранник оказался не тем мужчиной, на которого можно положиться, так это не повод лишать жизни ребёнка. Теперь я буду вам и тятькой и мамкой», — сказал он с полной ответственностью, и закрыл вопрос о прерывании беременности. У самого Анатолия никак не выстраивались отношения с женским полом, и уже к тридцати пяти годам, он был уверен, что это из-за его заболевания: рассеянный склероз рубил всё на корню, не оставляя никаких шансов. И вот когда единственная родственная душа была утрачена, Ирина, не желая мириться с этим, запила…

***

— Чего орёшь?! Что могло случиться? Совсем нюх потерял? — кричал Артём. — Давай сам подгребай, встретимся у подъезда.

Встреча состоялась через полчаса, у подъезда.

— Ну, чего у тебя там? — расспрашивал Кирилл, всматриваясь пристально другу в лицо.

— Вот чего, — отвечал тот дрожащим голосом, и такими же дрожащими руками протянул тому телефон. Артём взял в руки телефон и безразлично произнёс:

— Опять тебя, лоха, кто-то разводит! Чего трясёшься?!

— А ты глянь на последнее сообщение!

Артём открыл ММС, и тут же обомлел: с фото на них смотрела баба Шура собственной персоной, а ещё, она мило улыбалась, махая рукой. На заднем плане стояли каталки, а на них мирно почивали покойники с бирками на ногах. «Видимо, это фото баба Шура сделала в морге», — промелькнуло у парня в голове.

— Но как, сука?! — закричал он, бледнея на глазах, — она что, сфоткалась, потом умерла?!

— Нет, ты прочти до конца, — шептал Кирилл, озираясь по сторонам.

Артём открыл СМС и глаза его медленно поползли на лоб.

— Что?! — задёргался нервно парень, потирая затылок, — это чё за развод?!

— Да какой развод?! Ты смотри чё написано!

А написано было следующее:

«Вам следует прийти ко мне на могилу, там для вас сюрприз. Только обязательно приходите, а то сделаю так, что в самое ближайшее время, по вам будут заказывать панихиду».

— Ну и хрень! — выругался Виноградов, сплёвывая на асфальт. Закурив сигарету, вновь стал перечитывать СМС. — Это чё за мистика?!

— Сейчас, вообще, это всё в моде, вон в «экстрасенсах» покойники спокойно разгуливают, — сказал Кирилл, продолжая озираться. — Я сам видел в этой программе, как души, умерших, перемещаются, как им вздумается.

— Ты чё несёшь?! Это чей-то развод! Вот сейчас сходим и узнаем, чей это номер! Ребята быстро смотались в «Евросеть», где оператор за небольшую плату сообщил им, что номер зарегистрирован на Александру Никаноровну Савельеву, 1934-го года рождения.

Кирилл старался не показывать вида, но от страха у парня дрожали колени и сводило желудок.

— Чёрт, вот жесть! Чё теперь будет?

— А это точно та бабка? Ты не знаешь её фамилию? — спросил Виноградов, продолжая вертеть головой словно филин.

— Нет, фамилию я не знаю, а вот, что её звали Никаноровна, это точно. Хорошо, сегодня посмотрим на могиле её фамилию и год рождения, чего сейчас-то загоняться?

Лавашев вдруг смекнул, что им предстоит как-то рассказать всё — это Сергею, который и так был чересчур раним. Конечно, на кладбище они его не взяли, потому как знали, что больше всего на свете, кроме крови, Чиж боялся покойников.

— Надо бы от Чижа избавиться, — вдруг тихо сказал Артём, чем удивил друга. Тот смотрел на него с выпученными глазами.

— Ты чё, серьёзно, Град? Чего он тебе сделал-то? Он ещё ма-ло-й со-вс-ем, — заговорил парень, заикаясь.

— Ты чё подумал?! Думаешь, если старуху смог, то уже всё, подсел, как наркоман? Я и её-то не хотел убивать, просто хилая, старушенция, попалась, а ты, так-то вообще поджечь её хотел!

— Тс-с-с, ты чего? — прошипел Кирилл, прикладывая палец к губам, — я же шутил. А как тогда избавиться?

— Это так, чтобы ему вообще ничего не рассказывать про СМС и визиты на могилу к старухе.

— Ну, может, ты и прав, я чего-то не подумал, как говориться, «меньше знает — крепче спит», — хихикнул Лаваш. — Я думаю, ему париться, вообще не стоит, так-то он её даже пальцем не тронул.

— Окей, вечером жду тебя у себя. Сходим к ней на могилу, очень интересно, та — эта бабка или нас, точно, кто-то разводит?

— Слушай, Град, а если нас кто-то разводит, то это — значит, этот КТО-ТО знает, что мы грохнули бабку? Думаешь, это лучше?

— Чего… лучше?

— Ну, лучше, что сама старуха над нами, ну… это?..

— Чего, это?.. — рявкнул Виноградов, — я уже сам не знаю, чего лучше?! Но и то и другое — полная задница!

— Это, да, так и так нам хана, или старуха учинит беспредел, или тот, кто знает, что мы её грохнули. В обоих случаях нам кирдык!

— Не зуди! И так нервы ни к чёрту, ещё ты нагнетаешь!

Вечером ребята встретились и пошли на кладбище, словно на эшафот. Артём выглядел не ахти, отметил Кирилл: парень чесался, и курил сигареты одну за другой.

Тут вдруг Лаваш решил разрядить обстановку, а получилось как всегда:

— Если честно, я и сам уже весь издёргался, — решил он поддержать, таким образом, друга, — бабка везде мерещится, сегодня выглядываю утром в окно, а у подъезда сидит эта старуха, скалится, опираясь на свою трость. Знаю, что мерещится, но всё равно мандражирую.

— А потом? — поинтересовался Град.

— А потом она исчезла, как и появилась, до сих пор вижу её жуткий оскал!

— Ладно, хорош жути наводить, всё же на кладбище идём.

Эти — пять километров, что они решили пройти пешком, преодолели, как назло, очень быстро.

— Всё, пришли, распрягай коней, — пытался шутить Виноградов, озираясь по сторонам. Они остановились неподалёку от ворот, что вели на кладбище: покурили, потом ещё, потом опять ещё, пока не поняли, что идти им придётся в любом случае. Могила располагалась у края общей ограды, недалеко от будки сторожа. И ребята решили проникнуть на территорию кладбища не официально, а попросту перелезть через неё. Быстро, отыскав могилу убиенной, парни принялись её осматривать. В одной оградке с блокадницей, были ещё две могилы, и они попытались предположить кто — это, поражая друг друга смекалкой:

— Это точно её родственники, — предположил первым Лавашев. — Смотри, Град, фамилия у них одинаковая. Как ты говорил, Савельева?

— Да, — пробубнил тот, — это она. Жаль только, что так близко от ворот.

Из земли под венком, действительно, торчала бумажка, в которой было написано корявым почерком следующее:

«Здравствуйте, мои касатики, я очень благодарна вам, что вы избавили меня от такой жизни. Здесь я, наконец, встретилась со своим сыном и мужем. Теперь нам здесь хорошо и весело. Единственное, что меня расстроило, так это то, что здесь нет телевизора. А я ведь очень люблю сериалы. Меня в доме все пускали смотреть «Кассандру», а теперь боятся. Вот сегодня постучала в восьмую квартиру к Зинке из магазина, а она меня не впустила. Так что, касатики, принесите мне сюда телевизор, да не дрянь какую, а ту плазму, что, Артём, стоит в твоей комнате. Ну, а пока всё. Каждую пятницу жду вас у себя, чтобы порадовать очередной просьбой. А если будете себя хорошо вести, может и отстану от вас на сороковой день, а пока моя душа на земле, ох, и поизмываюсь я над вами. Да, и ещё: закажите поминальную в церкви, да поставьте свечи за упокой души, мне, сыну и мужу. И это вы должны сделать сами, не перекладывая это — поручение ни на кого. Ну, а пока всё! Целую.

Убиенная вами баба Шура».

— Фу, — передёрнулся Кирилл, представив, как его целует старуха.

— Блин, я чё-то не понял? — забубнил Артём, — откуда она знает, что в моей комнате плазма?

— Ты чё, дурак? Душа покойника гуляет, где хочет целых сорок дней, ей как палец обоссать, чтобы узнать, что стоит в твоей комнате. Ты, вообще, смотрел — эту «Битву экстрасенсов?» — спросил осипшим от страха голосом Кирилл. — Смотри, как меня колбасит, пошли отсюда быстрее, я так трухнул, что даже котелок стянуло.

— Ладно, не гунди, не смотрел я — эту битву — и что? Ты думаешь, я в восторге от всего этого!

Подростки ушли с кладбища тем же путём, как и проникли на него. А попросту пролезли сквозь ограду, считая, что хотя бы в этом им повезло. Именно в этом месте, где они приглядели лаз, металлические прутья отсутствовали. Но повезло не только им, но и девушкам. Густая ель и такие же густые кусты стали для девушек хорошим укрытием, тем более, могила и будка сторожа, просматривались, словно на ладони.

В кустах вели своё наблюдение Светка с Ольгой, снимая всё это на камеру. Светка еле-еле сдерживала смех, а Ольга, то и дело совала той кулак под нос.

— Да помолчи ты, бешеная, ведь услышат, и всё, весь наш план в жопу! Светка закрывала рот рукой и смеялась в себя. Когда ребята поспешно покинули кладбище на полусогнутых, Светка дала волю своим чувствам и буквально каталась по земле в приступе смеха. Из будки вышел сторож и стал прислушиваться к странным звукам.

— Чё за птица такая? Не понял? — покрутил головой мужчина, пытаясь рассмотреть верхушки деревьев. Подойдя ближе к кустам, где сидели девушки, прикурил, глубоко затянулся дымом и с умным видом, выдал:

— Нет, не птица, похоже, выхухоль вернулась.

— Фу, пронесло, я думала, этот чёрт в нас из ружья пальнёт!

— Глупая, что ли, где ты видела у него ружьё? — покосилась Ольга на подругу и покрутила пальцем у виска.

— Да ладно тебе, не злись, я же пошутила. — А ты видела, как они припустили? Бежали так, словно зачёт по кроссу сдавали.

— Ага, — согласилась с ней Ольга. — Думаю, их марафон только в начале пути, то ли ещё будет?! Слова Ольги звучали многообещающе…

— Теперь следующая съёмка в церкви, там-то точно ржать нельзя, так что я пойду одна.

— Ну да, — согласилась Светка, — только надо мини камеру купить, с такой камерой туда нельзя.

— Да знаю я, думаешь, не догадалась бы без тебя? Я уже купила камеру и даже придумала, куда её прицепить.

— Да нет, я даже и не сомневалась в твоих организаторских способностях, просто я тоже в этом во всём участвую, и обещаю, что буду вести себя прилично, как и подобает вести в церквях.

— Хорошо, я подумаю, — сказала Ольга с какой-то деловитостью, потом, выдержав паузу, добавила: — ну если только не будешь вмешиваться в процесс, то возьму тебя с собой.

«Сколько гонору, того и гляди, возомнит себя миссией», — подумала Светка и покорно вылезла из кустов вслед за Ольгой.

Подойдя на следующий день к восьми утра к церкви, Светка увидела только двоих, третьего подростка они не взяли. Вроде все в сборе, подумала она, только её подруга до сих пор где-то шлялась. Светлана отошла в сторону и стала незаметно наблюдать за парнями, которые неуклюже пытались креститься, поглядывая на прихожан. Они ещё немного потоптались у церкви, разглядывая купола, и всё же решились войти вовнутрь. Светка последовала за ними, чертыхаясь на подругу в душе:

— Могла бы и пораньше прийти, — ворчала она, — ведь уже пора снимать кино, а её нет.

Тут к Светке подошла какая-то старушка и попросила помочь, набрать святой водицы в бутылку.

— Ой, бабуль, где ты взялась на мою голову, мне и так некогда!

— А чой-то тебе некогда-то? — прокряхтела старушка, это же церковь, а не твой офис, хотя ты и там баклуши бьёшь.

Светка повернула голову в сторону кряхтящего голоса. Перед ней стояла Ольга, которая нацепила на нос огромные очки в роговой оправе, которые увеличивали её глаза в несколько раз. Также она надела парик, платок и юбку в пол, а ещё зачем-то опиралась на трость бабы Шуры. В руках импровизированная старушка держала небольшую икону Божьей матери. Сейчас она выглядела так, что, наверное, самый близкий человек не узнал бы её. Она была похожа на набожную старушку, которая зачем-то по пятам ходила за двумя подростками, выставляя икону вперёд. В конце концов, они заприметили её и стали перешёптываться:

— Ты видел эту бабу-ягу? Она ходит за нами с того момента, как мы зашли сюда.

— Не ссы, Лаваш, она положила глаз на тебя, — хмыкнул тот.

— Да пошёл ты, я с тобой серьёзно, а ты ржёшь! — обиженно огрызнулся парень.

— Да, хорош, ну чё, ты?! Я же прикалываюсь.

— Слушай! — опять зашептал Кирилл: — ты видел её трость? Это же та трость, ну… той старухи, которою мы…

— Закрой хавальник, — зашипел Град, — иди лучше свечи купи, я в этом не рублю.

— А я, значит, рублю? — огрызнулся Лаваш и покорно пошёл покупать свечи. — И это… Град, тут, вроде, ругаться нельзя — это же храм.

— Хорошо, обещаю не богохульствовать, — рявкнул Артём и толкнул Кирилла в спину.

— Нет, ты видел? — шептал Кирилл, вернувшись со свечами в руках. — Это точно та самая трость, я её видел на похоронах, её тёлки в гроб клали. По-моему, Ольга Алёхина с трёхэтажки и её чокнутая подруга с туннелями в ушах. А ещё, они положили туда телефон старухи и зажигалку с папиросами. Я те зуб даю, это та трость!

— Не тупи! Как может быть та трость? Если ты сам видел, как они её в гроб клали!

Кирилл пожал плечами в недоумении и прошептал: — не знаю, ну очень похожа на ту…

Тут вдруг к бабуле в огромных очках подошла молодая девица и стала что-то шептать той на ухо. Светку сейчас тоже было невозможно узнать, без макияжа и своего пирсинга, да и ещё в платочке, она была похожа на серую «мышку-ботаничку».

— Ты чего, совсем что ли? — сокрушалась старушка, с глазами, как у стрекозы. — Ты хочешь, чтобы они нас вычислили? Иди, иди, я сама справлюсь, — пыталась Ольга надавить на подругу.

— Слышишь ты, Пинкертон недоделанный! Кроссовки спрячь, уж больно они у тебя молодёжные и никак с тростью не вяжутся. Ты сама сейчас всё завалишь!

— Хорошо, поняла, держи икону, я пойду, выйду, только смотри осторожно, в иконе камера.

— Да поняла я, идите уже, бабуля, — рявкнула Светка, и стала усердно молиться.

— Смотри, смотри, теперь эта — дура за нами ходит! — занервничал Кирилл, — может это бабка за нами «наружку» приставила, чтобы всё честно проделали, без халтуры.

— Да иди ты, здесь все за кем-то ходят, — отрезал Артём, — смотри сколько народу! Я и не знал, что здесь так клёво!

Светка с интересом наблюдала за Артёмом, который украдкой пытался креститься. Парень как будто бы понял, что за ним наблюдают, перестал креститься, и пошёл заказывать поминальную.

«Вот так, отморозки, может, ещё и в Бога верить начнёте», — подумала Светка и стала выискивать глазами старушку (то бишь Ольгу). Та ковыляла через зал почти наощупь, так как ничего не видела в своих окулярах и если бы не трость бабы Шуры, то она точно растянулась бы у всех верующих на глазах. Парни тем временем вели себя довольно шумно, им даже кто-то сделал замечание, на что они огрызнулись и пошли к распятию Христа. А когда запел церковный хор, они замерли, и казалось со стороны: умилялись этим пением.

— Наблюдать за ними было одно удовольствие, а снимать на камеру — ещё больший кайф, — говорила потом Светка с чувством гордости и за себя и за подругу.

— Вот кино получится, только дело надо до конца довести, думаю, «Оскар» точно будет наш, — шутила Светка, смотря Ольге с восхищением в глаза.

— Да, подруга, ну вы молодцы! — отозвалась Зоя, перебив Ольгу, — очень интересно, что будет дальше? А сегодня у меня уже живот болит от смеха, так что сейчас по чифирчику и спать. Ольга закатила глаза и подумала: «Только не это». Но потом быстро опомнилась, вспомнив, как она утром обманула всех, делая вид, что глотает горькую жидкость.

На второй день повторилось то же самое: чифир, хавка и Ольгины байки, которые женщины слушали с открытыми ртами, периодически взрываясь смехом.