Сон

Женьке шел уже десятый год. Несмотря на то, что была средина лета, он умудрился заболеть. Рыбалка виновата. Долгое пребывание в холодной ключевой воде не прошло даром. Теперь он не выходил гулять, лежал с температурой.
Дом, где жил Женька с родителями, был деревянный, недостроенный. В окне, рядом с которым стояла его кровать, было выбито большое стекло, и мелкие осколки теперь алмазами блестели с наружной стороны.
Мать, стараясь быстрее вылечить сына, постоянно его беспокоила, то давала чай с мёдом и малиновым вареньем, то ставила сухие банки, наконец, заставила сына надеть шерстяные носки и поскорее уснуть.
— Мама, ну как уснуть, если ты постоянно меня дёргаешь?
— Ну хорошо, спи, спи, больше беспокоить тебя не стану, — и ушла на свою кровать в другом углу ещё не перегороженного дома.
Ночь уже начала хозяйничать в доме и вокруг. Постепенно успокаивались звуки. Сверчки где-то недалеко пели свои серебряные песни, птицы хором и вразнобой вторили им. Луна, как большое решето, висела в небе и мило улыбалась.
Напоенный снадобьями, Женька укрылся одеялом с головой. Он действительно хотел заснуть, но шерстяные носки кусали ноги, и он снял их. Ещё долго мальчик переворачивался с боку на бок, пока сон не сломил его окончательно.
Сколько он спал, неизвестно, но проснулся от громкого крика:
— Беги скорее, видишь — дом рушится!
Женя вскочил, а тот же голос тут же подсказал:
— Вылезай в окно, стекла-то нет!
Одним взмахом он вскочил на подоконник, пролез в пустую раму и спрыгнул на землю. Чтобы не быть задетым кусками, останками разваливающегося дома, он побежал к вишне в угол сада, заросший крапивой, и присел. Повернувшись к дому лицом, Женя не сводил глаз с дома, но тут услышал:
— Сейчас брёвна раскатятся, могут придавить! Беги!
В одно мгновение мальчик перемахнул через забор и побежал по цветущей картошке в сторону железной дороги. Ботва была настолько высокая, что спутывала его ноги. Росяной влаги он не чувствовал.
— Сними белую майку, а то слишком далеко она заметна, — слышался голос сзади.
На ходу Женя снял майку и трусы, потом побежал по картофельным грядкам. Добежав до железной дороги, по привычке посмотрел, нет ли поезда и, убедившись, что нет, переметнул через рельсы. Теперь он бежал к речке по клеверному полю. Капли росы с каждого листочка, слетая под ударами Женькиного тела, обдавали его холодным душем.
На взгорье виднелся колодец. Он стоял на полугоре, потому он был наполовину мельче остальных и глубина его составляла метра три со срубом.
Пробегая мимо него, Женя услышал новую команду:
— Прячься в колодец!
Лёгким движением он взлетел на сруб колодца, но тут щёлкнуло что–то… Женя словно очнулся ото сна. Он увидел себя на срубе с опущенными вниз ногами.
Женя огляделся вокруг. Перед ним расстилался луг, ниже речка. От лунного света было довольно светло. И луг, и речку, и луну он видел и раньше, за мгновение до этого прояснения, но они были более явственными. Женя осторожно слез со сруба. Он отчётливо помнил, как попал сюда, но теперь ему стало жутко.
Надо было идти домой, и он пошёл, прижимаясь к земле, по той тропинке, по которой ходили люди. Шёл, боясь и оглядываясь. Его не страшил человек, он сам рад был увидеть его.
Наконец невдалеке увидел первые дома. Стало не так боязно, хотя в домах и на улице не было ни единого огонька. Женя смело зашагал по улице. Подходя к центру посёлка, увидел шедшего навстречу парня, видимо, со свидания. А тот вдруг остановился в нескольких метрах, потом медленно начал обходить Женю стороной, с опаской посматривая на голого человека.
Вот уже и соседское подворье. Взгляд Жени устремился вперед к родительскому дому, но его обеспокоил какой-то шум в соседнем дворе. Повернув голову в сторону шума, он увидел на одно мгновение лицо бабки Насти. Любопытная женщина обычно долго сидела по ночам у окна и всё видела, что происходило ночью около её дома, но зато утром она первая рассказывала новости по деревне. Один глаз у неё косил, и она не могла рассмотреть и определить, что за чудо проходит мимо её окон. Она больше и больше двигала голову к стеклу, и ударилась лбом об него. Стекло гулко отозвалось в ночной тишине, что заставило бабу Настю отшатнуться от окна. От резкого движения подставленный стульчик, на котором она стояла, вывернулся из-под её ног, и она, срывая занавески и валяя горшки с комнатными цветами, рухнула на пол.
В дверь дома Женя бил кулаком довольно громко и часто. Ему казалось, что его не слышат. Наконец послышались шаги босых ног, открылась дверь в сени и заспанный и испуганный голос матери спросил:
— Кто?
— Это я, мама. Женя.
За дверью наступила тишина, словно мать раздумывала или сомневалась.
— Женя, это ты?
— Я, мама, я. Открывай скорей.
Было слышно, как мать подошла к двери, загремела засовом и дверь открылась. Перед нею стоял её сын. Он был голым, держал майку в руках, и по стуку зубов она поняла, как он замёрз. В комнате мать зажгла керосиновую лампу, начала вытирать его сухим полотенцем и одновременно расспрашивать, как он оказался на улице. Лишь после того как он был растёрт, она уложила его на свою кровать и прижалась к нему, как когда-то в раннем детстве, начала согревать его своим теплом. Только после этого мальчик начал рассказывать матери, где он был и как там оказался. А потом Женя, окончательно согревшись, быстро уснул. Мать так и не спала до самого утра.