***

Глава 3. Последнее "прости".


Как же самонадеян человек! Как уверен в своем могуществе! И как жалок становится, когда все его планы и мечты заканчиваются полным крахом!

Граф де Ла Фер с трудом поднялся с дерновой скамьи. Это раньше он мог часами ходить по липовой аллее, не присаживаясь. После отъезда Рауля он чувствовал, что сил не остается на то, чтобы утром просто встать с постели. Вчера он принял окончательное решение: дальше тянуть с исповедью он не имеет права. Что бы не произошло, какой бы не был финал истории с экспедицией Бофора, он должен подготовиться.

Исповедь, которую он дал десять лет назад приходскому священнику, и после которой он так и не получил отпущения грехов, надолго отвратила его от подобных откровений. Тем более, что все складывалось так удачно для него с сыном. Он вообразил, что Господь отступил от своих планов периодически напоминать ему о прошлых грехах, и он может бестрепетно смотреть в будущее. Им с Раулем слишком долго везло. Тем страшнее был удар, постигнувший сына.

После отъезда Рауля с герцогом де Бофором, Атос словно и не находился дома. То есть телесная оболочка пребывала в Бражелоне, но душа его блуждала в поисках сына. Он сам изводил себя постоянными страхами за Рауля, отлично сознавая, что на войне все может случиться. Но, если раньше, он умел подавить свои опасения разумными объяснениями самому себе, то теперь мысль, высказанная д'Артаньяну на острове Сен-Маргерит, стала центром всех его размышлений: если с сыном случится что-то страшное, он способен проклясть Бога.

Подобные мысли для христианина - это уже не бунт: это страшный грех. Мятежная натура Атоса в последний раз восставала против принятых норм и условностей. На кону стояли две оставшиеся у него ценности: сын и Творец. Две разновидности любви, которые вступили в противоречие. Граф сознавал, что самому ему не справиться с тем, что происходит в его душе. В последний путь он должен уйти, примирив в себе эти страсти.

Старый священник, служивший некогда мессы в его часовне, давно умер, и на его месте был новый кюре, присланный откуда-то издалека. Он толком ничего не знал о графе, он не часто видел его у себя на мессе, но свою плату получал регулярно, отправляя службы на краю графских владений. В последние годы Атос редко баловал церковь своим присутствием, предпочитая общение с Богом наедине, но свой долг хозяина владений чтил неукоснительно.

Теперь он чувствовал, что его путь подходит к концу. В дорогу надо приготовиться, и первую обязанность христианина перед смертью он должен исполнить. Хотя бы для того, чтобы не создавать сыну, когда он приедет, лишних проблем. Атос постоянно сам себе говорил эти заветные слова: «Когда Рауль приедет», уже не веря в возвращение сына. Граф давно уже вел свой диалог с Богом напрямую, находя в Книге Книг ответы на многие свои вопросы. Его любовь и почитание Творца были не наивной верой, воспитанной в христианском окружении, но стали уже чем-то большим, пониманием и верой человека, прожившего долгую и тяжкую жизнь, и сумевшего найти главный смысл ее в том, что жить надо настоящим, а будущем - лишь для Бога.

Настоящее диктовало Атосу необходимость исповеди, и он готовился к ней, подводя итог своей жизни.
Он пожелал исповедоваться в часовне, но быстро понял, что и эта простая поездка ему уже не по силам, и попросил кюре навестить его в Бражелоне.

Кюре с интересом оглядывался по сторонам, пока его вели к графу. Небольшое поместье было ухожено, цветники и парк славились на все Орлеаннэ как чудо вкуса, но на всем лежал какой-то налет увядания. Ощущение приближающейся беды слышалось даже в шуме листвы. Кюре тихонько перекрестился: это походило на наваждение!

Сам граф вышел к нему на крыльцо и встретил священника со смирением, неожиданном в этом гордом и своенравном человеке.

Когда преподобный отец сел по приглашению хозяина, граф опустился в кресло напротив, и в дневном свете на его лице с особой остротой проступили признаки близкого конца.

- Я благодарен вам, господин кюре, что вы не отказали в просьбе смиренного грешника выслушать все сомнения и грехи того, кто готовится завершить свой земной путь.
- Это мой долг, Ваше сиятельство, - склонил голову священник.

- Благодарю Вас, Ваше преподобие. Может быть вы подумали, что я излишне тороплюсь, - улыбнулся Атос, - но есть дела, которые лучше не откладывать, когда четко представляешь себе события и их последствия.- Он помолчал, глядя в пол. - Я боюсь, что не сумею дождаться сына. А за то время, что я дам в вашем лице отчет Богу о своих прегрешениях, и моим уходом, вряд ли что-то изменится.

- Вы уверены, что ваше состояние так безнадежно, господин граф? - кюре пробрала дрожь от спокойствия, с которым этот человек говорил о близкой смерти.

- Я хорошо себя знаю, и знаю, что означает эта слабость, которая с каждым днем все сильнее охватывает меня, и с которой я уже не только не хочу бороться, но и подчиняюсь ей с радостью. Я жду сына и хочу верить, что дождусь. Но все может случиться. Так что лучше все сделать заранее, Ваше преподобие, - граф улыбнулся почти весело, и кюре почувствовал себя неуверенным школяром.

- Я готов выслушать вас, господин граф, и сделать все, что полагается сделать для своего духовного сына, - голос кюре зазвучал уже уверенно: знакомый ритуал предал ему решимости и спокойствия.
 
Дальше все было так, как происходит при всякой исповеди; граф рассказывал, а исповедник изредка задавал вопросы.

По сути, Атос не столько перечислял свои проступки и грехи, сколько размышлял о человеке и его возможности влиять на свою жизнь.

- Отец мой, я думаю и вам не раз приходилось задумываться о том, что стоит человеческая жизнь и насколько сам человек в силах ею управлять.

- О, конечно! Это едва ли не самый фундаментальный вопрос бытия, Ваше сиятельство, - кивнул головой кюре.

- В молодости меня такие вопросы особо не занимали. Видимо, для того чтобы задуматься, что ты можешь сделать для себя в этом мире, необходимо потерпеть хоть какое-то серьезное поражение на жизненном пути. Со мной это случалось не раз, но сейчас мне приходится признаться себе, что такого краха всей своей жизни я не предполагал. Если... Нет, лучше все по порядку, - перебил Атос сам себя, - так вы поймете, почему моя исповедь так пространна. Мне повезло родиться не просто в богатой и знатной семье; наш род считал себя выше королевского.

- Это?.. Я не силен в генеалогии, Ваше сиятельство, - смутился сельский кюре.

- Роаны, Куси, Монморанси.

Имена подействовали на Его преподобие завораживающе.

- Наследником я стал не сразу, но после гибели старших в роду, мой отец начал вводить меня в тонкости управления графством. В семнадцать лет я остался без родителей, но стал полновластным хозяином и Верховным судьей.
Вообразите, что мог испытывать мальчишка, получивший в руки такую власть. К счастью, мне с детства прививали принципы, на которых зиждется рыцарство и верность короне. При всем том, в голове у меня царил некий сумбур: страх совершить ошибку, и оказаться недостойным своих предков, был тем, что постоянно удерживало меня от многих глупостей. На мне лежала ответственность, которая не давала мне спать по ночам: это был страх совершить судебную ошибку. Сейчас, когда я перебираю в памяти все те дела, что привелось мне разбирать, я вижу, что серьезных просчетов я не совершил. С другими людьми,.. - граф надолго замолчал, а исповедник не решался задать вопрос. - С самим собой, - заговорил вновь Атос, - я сумел сотворить чудовищную глупость. Но я не стану останавливаться на ней, Ваше преподобие. Этот грех мне уже отпустили на исповеди много лет назад, и не хотелось бы задерживаться на нем, отбирая ваше драгоценное время. - Тон был неожиданно категоричен, и кюре подумалось, что граф де Ла Фер не столь нуждается в исповеди, сколь ему нужен просто слушатель. - Последствия этой ошибки преследовали меня долгие годы.

- Так что же происходит с Вами, господин граф? - мягко спросил кюре, которому почудилось, что граф передумал исповедоваться.

Атос понял его опасения. - Я не уйду от откровения с вами, отец мой! - он даже не улыбнулся. - Это мой последний шанс разобраться с Вашей помощью в мере моей вины или ошибки. Ошибки, которая сломала мне жизнь, и едва не стала роковой для нашей семьи. Но Всевышний еще несколько раз доказывал мне, что я зря поставил на себе крест. Он нашел, как вытянуть меня из пучины отчаяния и неверия. Он дал мне сына! Мою надежду и опору, мою радость, которая пришла с ним в мой дом. Ах, как я был счастлив этой любовью, Ваше преподобие! Бог сотворил для меня чудо, не дав моей душе погрязнуть в отчаянии и безисходности... И вот теперь Господь решил предъявить мне счет! Я не знаю, не могу решить: это суд Божий, или это - козни Дьявола, ибо и в Аду есть кому рассчитаться со мной.

- У вас были враги, господин граф?

- У кого их нет, отец мой? Чем выше стоит по своему положению человек,тем больше у него недоброжелателей. Но у меня были настоящие враги, достойные враги. Я не говорю сейчас о своих военных делах: это все превратности службы. У меня были враги, которым было за что мне мстить. Но они все мертвы - а я жив до сих пор. И не они ли предъявили мне счет в игре, лишив достойного будущего моего сына! Сын должен отвечать за грехи отца? Ваше преподобие, я вижу в этом одно из несовершенств нашего мира, и не хочу думать, что это решение Творца. Он Создатель нашего бытия, и он использует этот запретный прием для установления справедливости?

- Вы сомневаетесь в Его справедливости?

- Я - человек, и подвержен сомнениям.

- Господь знает, какой суд творить над миром. Мы все - ничтожные твари в его глазах.

Атос вскинул голову. - Мы - дети его! Не может Творец быть жесток и равнодушен к своим созданиям! Тот, кто породил, не может оставить дитя свое без опеки.

- Но он может и должен напоминать неразумному о Вечности !

- Таким ли способом?

- Для того, чтобы наставить на истинный путь все средства хороши, господин граф.

- Этому учит нас Церковь?

- Церковь всего лишь восприемница Отца нашего.

Атос не ответил, но не потому, что не нашел что сказать. Острой болью резануло воспоминание: Арамис! Он бы понял, что мучает друга. Но Арамис был далеко, Арамис сам отрезал себя от друзей, и цена его свободы - жизнь Портоса. Как же объяснить этому священнику, что терзает его душу? Как объяснить, что для него страшнее смерти расставание с сыном? И как донести до преподобного отца, что его вина не в перечислении убитых, а в том, что он, любя сына, помешал ему быть счастливым. Все остальные прегрешения он сумел примирить в своей душе или покаяться перед Богом. Атос, на пороге вечности, боялся только одного: что его душа не встретится с душою сына. Ради этой встречи готов он был примирить свой бунтующий дух с постулатами Церкви. Добрый ли он был христианин? На первый взгляд — да. Но много лет подряд он не считал себя достойным подходить к храму, боясь, что грязь его прегрешений недостойна порога божьего дома.

- Сын дан мне был в утешение и награду за всю ту боль, что сопровождала мою молодость! - неожиданно заговорил он без всякой связи с предыдущим, чем сбил с мысли кюре. - А я, недостойный, не сумел дать ему сил для веры. Мой мальчик оказался не готов к тому, что жизнь поворачивается к нам не только светлым своим ликом. Я не сумел быть для него подлинным наставником, раз показал ему только одну сторону жизни. Я научил его блюсти принципы, которые вдруг стали ложными. Вот в этом я вижу свой грех перед сыном. И раскаиваюсь в том, что своей рукой помог ему сосредоточиться только на мечтах. В моих силах было сделать его человеком светским. Не подверженным чрезмерному углублению в одиночество и отстраненности от обычаев двора.

- Человек остается тем, кем создал его Господь, господин граф! Какая душа слетела в его тело, тем ему и быть. И ваша душа так близка душе вашего сына именно потому, что Отец наш позаботился о том, чтобы не были вы одиноки в этом мире. Он подарил вам не просто сына: он послал вам душу, способную увести вас от отчаяния и неправедных мыслей и поступков. Если смерть вас разъединит, она разъединит только бренную плоть. А союз ваших душ вечен и нерушим. Вам надобно только очистить свою душу от всего, что тяготит ее и она полетит на встречу с душой вашего дитя.

- Очистить душу? - Атос сильно вздрогнул. - Вы считаете, что Бог хранит наши с Раулем души?


- Именно так. Он незримо присутствует рядом, и в молитве во славу Его, и в покаянной исповеди. Вы ведь видите в своих снах вашего сына?

- Каждую ночь.

- Так о каком же расставании вы говорите, когда у вас такая духовная близость. Расставание ваше будет недолгим. О нет, нет! - воскликнул кюре, увидев ужас в глазах графа, - это недолго только перед Вечностью! Вашему сыну суждена еще долгая жизнь!

- Вашими бы устами, отец мой!.. - пробормотал граф де Ла Фер, опуская глаза.

Преподобный отец замолчал, сознавая что совершил непростительную для исповедника оплошность. В округе и так уже поговаривали, с чего бы это господин виконт бросился в такую авантюру, когда его ожидало блистательное будущее при дворе молодого короля. А сейчас он всадил нож в спину его отцу, дав тому понять, что сын может и не вернуться из похода. Война есть война, но надежду отбирать у умирающего! Граф покаялся уже не раз, и лишать его в такую минуту надежды! Нет, после того, как он примет эту исповедь, придется ему самому каяться перед Богом за свой промах! Он еще раз взглянул на Его сиятельство, и поразился перемене в лице Атоса. Спокойствие и уверенность - вот что было написано на этом лице. Граф уверовал во что-то и эта уверенность предала ему силы. Он встал с кресла и не спеша опустился на колени перед исповедником.

- Вы дали мне надежду, отец мой. Что бы не случилось дальше, я верю, что связь моя с сыном не будет утрачена. Я грешил, я смертный человек, но я жизнью своей искупил все свои заблуждения. Все мои сомнения, мои искания и мои потери - все это ничто перед Вечностью. У меня есть проводник по ней и заступник - это чистая душа моего сына. Больше всего на свете боялся я остаться на этом свете один, без сына и друзей. Но во имя них готов я принять любую муку - только бы они жили. Я готов ждать их в других пределах столько, сколько будет им отпущено земного бытия, и пусть это будет подольше. Я стою сейчас перед Господом нашим в ожидании прощения. Уйти я хочу без груза вины. Мною руководит не страх перед неведомым: я испытываю только восхищение и любовь к Всевышнему и всему, что Творец создал. Простит ли Господь мне все дурное и неправедное, что я совершил, отец мой?

- Милость и всеведение его велики. Надейтесь, сын мой, и да пребудет с вами Отец наш.


Дальше все шло так, как и происходит при исповеди. Граф принял последнее причастие, кюре произнес положенные слова молитвы и, закончив обряд, покинул замок. Атос остался один, наедине со своими мыслями, в которых все еще не было привычной ясности и стройности. Одна мысль занимала его: кюре тоже думает, что связь душ его и сына нерасторжима и вечна.

Прошло еще несколько дней, за которые граф еще больше погрузился в свое отрешенное состояние. Потом Рауль принес ему весть о смерти Портоса, подтвержденную письмом д'Эрбле из Байонны. А в ту минуту, когда граф понял, что какая-то сила не отпускает его в паломничество к могиле друга, он прозрел окончательно: Рауль мертв! Только так может он объяснить,что ему известно о смерти Портоса. Душа сына встретила душу Портоса и, беспокоясь об отце, поспешила его предупредить, чтобы смягчить удар. Он еще что-то захочет ему передать и Атос должен ждать этой вести дома. Все уже решено и предопределено для них там, в иных пределах. Кажется, он готов уже ко всему. Остается только ожидание встречи...