Стать писателем...

  Решил я писателем стать. И слыхал я, будто в нашем городке есть писательская организация, вроде литературная власть на местах.

  Ну вот,пришел я туда. Сижу в коридорчике, присматриваюсь, думаю, к кому бы обратиться. Разные проходят люди, а все будто не тот народ, не писатели это: сигаретки себе смолят, гогочут во всю глотку,по плечам друг друга хлопают - "ну что, старик, как дела?".. Даже матерком иногда посылают, не стесняясь, понимаешь... Мы-то, простые люди - как? Берешь иной раз книгу, а там красиво написано, складно, умно. Учишься, значит, у книги... А эти, понимаешь, анекдотики разные гоняют. Некоторые выпивши. "Ты, Сева, меня уважаешь?" Ну совсем как наши, из цеха, в получку...

  Нет, думаю, такими писатели не могут быть... Инженеры-то наших душ, человеческих. Не должны быть.

  Гляжу себе дальше. Вижу, старичок идет. Пожилой такой, в костюме. Рубашечка нормальная, строгий черный галстучек нацеплен. Глядит старичок внимательно и добро, через очки. Чувствую - насквозь видит, всего как есть человека понимает. Вот, думаю, и встретился я с настоящим... Внутри у меня так все и заволновалось и аж в горле пересохло. Сейчас, думаю, возьму и спрошу, как писателями делаются, как он сам, к примеру, начинал, как в первый-то раз взял в руки перо-бумагу.

  Прокашлялся и говорю:
- Извините, - говорю, - конечно. Времечко-то у вас есть?

- Есть покамест, - отвечает и подсаживается ко мне. - А что?

- Интересуюсь,- говорю, - как вы, значит, начинали?

- А-а, очень просто, - отвечает. - Тут вот и начинал. А зачем тебе?

- Как, - говорю,- зачем? А мне, может, есть, что сказать людям! Только вот не знаю, с кого пример брать, кого считать за идеал. Уважаемые-то классики все померли давно. К ним разве что на кладбище пойдешь, на могилке посидеть, с нетленным их, так сказать, могучим духом пообщаться... Я лично так понимаю: если что пишешь дельное, так и сам будь образцом. Чтоб не только нравственность разная да ум, а еще и прилично вести себя.

  Мой старичок выслушал и захихикал.
- Нет таких,- говорит.- Другой писатель пошел... Пьет, как сапожник. Может, сапожник так не пьет... Выражается к тому же... Вот  Чехов был, Антон Павлович - настоящий интеллигент. И дорожил этим. А сейчас стыдятся называться интеллигентами-то. Это, говорят, прошло, не модно. И образование иметь не надо. Учись, говорят, у жизни.

- Что верно, то верно, - соглашаюсь. - Пьют нынче все. И я другой раз, чего греха таить.
- Вот есть у нас один, - продолжает старичок, - так он до белой горячки допивался. А иначе, говорит, я бы и творить не мог. Или возьми Гришку Кальянова - молодой писатель,- так он у нас известный нарушитель и матерщинник... В милицию забирали... А поэтесса наша, госпожа Загогулина... У нее, прости Господи, в полюбовниках, чай весь наш городок... Так что ты,мил человек, не стремись, не зарься и не завидуй. Сам-то кто будешь?

- Ну, токарь я, с завода...

- Работу-то свою любишь?

- А как же?

- А они, вот эти, гляди, - и старичок наклонился ко мне, да прямо в ухо и зашептал, потому что мимо как раз проходили какие-то двое, в кожаных куртках и этих, ну, штанах таких рабочих, протертых да с дырками,- они, скажу по секрету, свою работу писательскую не любят. Один говорит: эх, понимаешь, без всякого удовольствия пишу. А другой: каторга, говорит.

- Это как же? - спрашиваю. - Да ежели, уважаемый,я мастеру-то... что работа не по мне, не по душе, так он и скажет: уходи, скажет, дворником иди или кем еще. Ежели не нравится - что за удовольствие, что за радость? Каторга одна. Да кто-же их заставляет, писателей-то?

  Старичок не ответил, потому как его вдруг какая-то старушка позвала:
- Федор Михайлович, где вы? Вас люди дожидаются.

  Тут меня и осенило: Федор-то Михайлович - знакомое имя-отчество. Это-же надо: довелось встретить! То-то, думаю, как он хорошо рассказал про всех. Сразу видно, жизнь знает. Вот пример-то с кого брать.

  Собрался я уходить, а перед тем спрашиваю ту старушку, что старичка моего увела:
- Кто это? - спрашиваю. - Вроде известный писатель, а? Как его фамилия?
 
  А сам уже знаю, догадываюсь, кого она назовет, но вида не подаю.

  И тут старушка как засмеется:
- Что вы, что вы? - смеется. - Это же Федор Михайлович, дядя Федя, гардеробщик наш. Старейший работник. Очень положительный человек...

  Да-а-а... Ну, а решение свое, - писателем заделаться, - я в жизнь претворять не стал. Передумал. Шут с ним. Обойдусь.