Сан Саныч

               


               День зарождался медленно, словно не хотел уходить из – под покрова ночи. Сан Саныч открыл глаза и долго всматривался в сгущенную темноту комнаты.
Будильник,  монотонно тикая,  спал на прикроватной тумбочке. Он больше не звонит  в шесть часов утра, возмущенно и настойчиво вырывая из сна и покоя. И не нужно, по заведенной годами привычке,  вставать, умываться, бриться, завтракать, одеваться в безукоризненно выглаженный костюм, с удовлетворением застегивая на накрахмаленной рубашке воротник.

             Перед глазами поплыли воспоминания детства. Его мама Галина Федоровна, строгая, неулыбчивая голубоглазая брюнетка была на восемь лет старше своего мужа, в противоположность ей, веселого голубоглазого блондина Александра Потаповича. Галина Федоровна работала кассиром на заводе, где слесарем трудился и Саша. Они были так не похожи: она сторонилась шумных компаний, он был душой застолий и праздников; она у коллег слыла серой мышкой, он – своим парнем и балагуром. Что он увидел в ее глазах, когда заглянул в них в свете пылающего костра в один из серых осенних дней на колхозном поле, после добросовестно отработанных в пользу государства шефских часов, так и осталось загадкой не только для других, но и для него самого.  По возвращению в город, Александр, к удивлению друзей и  к нескрываемому разочарованию девчат, замкнулся, стал сторониться прежних  компаний, а через полгода описанных выше событий, женился  на Галине Федоровне.  Жену он свою обожал и не скрывал этого. Она окружила его домашним теплом и уютом. А когда родила ему сына – маленького Александра, весь мир для Галины Федоровны изменил свои очертания, сузился до стандартной двухкомнатной квартиры и безгранично обожаемых мужа и сына. Она создала для них ту неповторимую атмосферу, о которой много пишут в толстых романах о любви, но которая так редко встречается в жизни.

                Сан Саныч улыбнулся, вспомнив, как мама учила его утюжить складки на брюках. В благодарность о ее заботе, он, когда повзрослел, завел тот – же привычный распорядок в своей холостяцкой квартире, что и в родительском доме. В пятницу, после работы шел в магазин и  заполнял продуктами на предстоящую неделю долговязый холодильник , содержал свое жильё в идеальном порядке,крахмалил рубашки и перед праздниками сам лепил пельмени. Он ни разу не отступил, не пренебрег  взятыми на себя обязательствами сохранить, когда – то созданный мамой  для них с отцом мир -  где он был счастлив и любим.
Сан Саныч ревностно берег этот особый домашний уклад. Были и другие привычки, выработанные им с годами, но они скорее укрепляли, чем нарушали его жизненные устои, принесенные из далекого детства.

                За окном надрывно завыла сигнализация потревоженной машины. В его однокомнатной квартире, монотонно тикал  старенький будильник, который больше не зазвонит  в шесть часов утра, возмущенно и настойчиво вырывая человека из сна и покоя.
Сан Саныч вздохнул и заворочался в постели, устраиваясь поудобней.
Не нужно спешить на работу. Мерзнуть на остановке, посматривать на часы, мысленно проклинать куда-то запропавший транспорт. Ловить на себе взгляды и самому  всматриваться в сумрачные лица людей, кивать незнакомым, но узнаваемым попутчикам.
Не нужно заглядывать в узкое окошечко киоска и, получив желаемую газету, говорить несколько теплых слов продавщице  Лиде, в очередной раз с удовольствием отмечая, как розовеют ее щеки,и теплеет от благодарности взгляд.
Он никогда не был женат, но женщин любил, считал их прекраснейшими созданиями,  и они нередко были благосклонны к нему. Но где – то в глубине души, бессознательно, он искал свою Галину Федоровну и не нашел ее.
Воспоминание о женщинах разбередило душу. Была одна. Память услужливо нарисовала полу - забытый образ, бережно хранимый и не затасканный от частых воспоминаний. В груди глухо заволновалось сердце, тоскливо засосало под ложечкой.  Чтобы успокоится, он перевернулся на другой бок и заставил было себя думать о предстоящем дне, но мысли снова унесли его в воспоминания.

                Минула неделя,  как Сан Саныча проводили на пенсию. Много пили, много шутили, дружно кричали, что он незаменим и коллектив не даст ему уйти на заслуженный отдых, коллектив не потерпит, чтобы отдел в его лице понес невосполнимую утрату.Сан Саныч прослезился, обошел длинный ряд столов, пожал руки коллегам и поцеловал ручки дамам.
Но все прошло, отгуляли, разошлись. Он продолжал жить, не востребованный ни кем, в совершенно ином  временном отрезке. За этот период никто не навестил Сан Саныча, никто не позвонил ему и, тогда он решился сам напомнить о себе.
               В пятницу он прибрал свою однокомнатную квартирку. Сходил в ближайший  магазин, где долго с нескрываемым удовольствием перебирал охлажденные куски говядины, прикидывая их пригодность к жарке. Домой возвратился с потяжелевшей сумкой, размышляя, сколько человек,  а он накануне обзвонил и пригласил всех своих сослуживцев и даже коллег из другого отдела, придут к нему на вечерние посиделки. Они обменяются новостями, вспомнят былые времена и заслуги, беззлобно «перемоют косточки» боссу и его очередной секретарше.

                Вечер настал. Сан Саныч  сидел в залитой светом комнате, во главе стола, уставленного салатами, тарелками с нарезкой вокруг особым, маминым способом приготовленного жаркого из говядины. Ноздри щекотала и поддразнивала густо пахнущая приправа из трав, налитая  в два больших соусника. Бокалы и рюмки празднично сияли хрусталем. У пустых тарелок замерли, как стражи в серебристых мундирах, ножи и вилки. В комнате было тихо и даже торжественно.
Ему впервые захотелось, чтобы его комнату заполнили люди, чтобы ее тишину разорвали голоса и наполнили смыслом беседы.               
Ни кто не пришел и  не позвонил. Он сидел один в пустой комнате и впервые, за много лет, тишина угнетала его.
На кухне монотонно тикали ходики.
   
                Раньше, после работы, Сан Саныч  любил посидеть в тишине, неспешно отхлебнуть из стакана в серебряном подстаканнике черный, пахнущий травами, чай. Он заранее покупал на базаре у хохла с острым, плутоватым взглядом, головку сахара. Дома колол ее маленькими серебряными  щипчиками на неровные небольшие куски уже тогда, когда чай в стакане  своим ароматом наполнял кухню. Он пил и подливал себе еще, втягивая ноздрями воздух, и прогоняя любые мысли из своей головы. Это стало ритуалом, который соблюдался им беспрекословно.
                Но в тот вечер, в ту пятницу,  чай не помог ему. Сан Саныч  со щемящей горечью бродил по квартире, брался то за одно, то за другое дело, но тут же бросал. Тогда он приказал себе не думать о причинах, которые помешали его гостям прийти к нему. Включил погромче телевизор, зажег во всей квартире свет. Мысленно представляя, куда бы он усадил того или иного гостя, с улыбкой наполнил тарелки салатами, разложил жаркое, строго учитывая аппетит дам и кавалеров, разлил вино и водку. Сел на свое место, окинул стол взглядом и приступил к ужину.

                Сан Саныч снова вздохнул и подумал, что уснуть ему уже не удастся. В темноте нащупал провод ночника, нашел на нем выключатель. Комнату залил мягкий свет.
Он сел на кровати, одел на левую ногу тапок, поискал ногой куда – то запропастившийся другой тапок, наконец, нашел его, встал и пошел в ванную, для себя отметив, что надо смазать заскрипевшую дверь. Тщательно побрился, долго умывался, набирая пригоршнями прохладную воду и, окуная в нее лицо, с каким - то детским наслаждением.
На кухне было уютно, в ней витал едва уловимый запах  трав, чая и крепкого кофе. Сан Саныч приступил к ритуалу чаепития.
Между тем и день вступил в свои права. Он был серым и тусклым. 
                Сан Саныч  не любил осень. Вот таким же хмурым осенним  днем хоронили отца, а через месяц маму. Осенью он потерял и ее - ту, которую так и не смог забыть. Сан Саныч убрал со стола посуду и тщательно перемыл под струей горячей воды: стакан, подстаканник, ложечку и блюдечко из - под бутербродов. Чайник вернулся на свое место, в буфет. Туда – же отправились вазочка с печеньем, блюдце с головкой сахара и серебряными щипчиками. Ставя в холодильник масленку, Сан Саныч обвел взглядом полки и отметил для себя необходимость пополнить его запасы. Правда,  сегодня  среда, а не пятница, но в магазин пойти все же придется. Идти по слякоти,натыкаясь нс хмурые взгляды встречных прохожих именно сегодня как – то не хотелось, но все- таки нужно идти.
                Сан Саныч протер стол, помыл руки и долго вытирал их, стоя у окна, всматриваясь в силуэты качающихся от порывов ветра деревьев и, провожая взглядом редких прохожих, тщетно стремящихся спрятаться за зонтами. Дождь моросил и ветер, набрав пригоршни воды,  бесцельно бросал их в закрывающих лица людей, в припаркованные машины, в кроны деревьев. При очередном порыве ветра к стеклу кухонного окна плотно прижался, словно ухватился за подвернувшуюся возможность отдохнуть, потрепанный лист клена. Сан Саныч  удивился его цепкости и наклонился вперед, вглядываясь в очертания осеннего гостя. И чем дольше он вглядывался, тем яснее и, каким – то непостижимым образом четче, он видел полу - забытый образ, бережно хранимый и не затасканный от частых воспоминаний – ее образ. Она предстала перед ним в профиль, как тогда в жаркий летний день.Что за наваждение?
Полотенце выпало из его рук. Сан Саныч наклонился, что бы поднять его и отнести на привычное место. Когда он вернулся к окну, образа уже не было, капризный ветер, преодолев  хрупкое сопротивление кленового листа, бросил его  в серую круговерть дня.
                На улице заиграла музыка, потом послышался хлопок закрываемой дверцы машины и все затихло. Окна его квартиры выходили во двор, звуки живущего города нечасто  проникали в его тихое убежище.
Сан Саныч поменял домашние тапки на демисезонные серые на толстой подошве ботинки, которые находил очень удобными и потому берег, тщательно ухаживая за ними, вышел из квартиры и запер дверь на ключ. Спустился по лестнице на первый этаж, забрал пришедшую почту из синего ящика под номером тридцать восемь. Отобрал несколько газет и журналов, остальную, преимущественно рекламную, аккуратно положил на подоконник – может, кому и пригодится.
Читать Сан Саныч любил, он сейчас, по возвращению домой, он не открыл первую же  газету, не сел в высокое кресло, не включил настольную лампу и не погрузился в мир информации. Он просто положил принесенную корреспонденцию на низкий журнальный столик в прихожей, не сняв ботинки, прошел на кухню и, сам не зная почему,  встал у окна.
Что он хотел увидеть? Чего ждал? На эти вопросы он не смог бы ответить, даже если бы задал их себе, а он не задавался этими вопросами,  просто стоял и смотрел, пока ноги не напомнили о себе тяжестью и легким покалыванием в икрах.
Что за день сегодня! Сан Саныч встряхнул головой и мысленно приказал себе собраться и не расслабляться. Он шумно протопал в прихожую, одел теплую спортивного типа куртку, вязанную шапочку, помедлив, взял перчатки и, как был в серых домашних брюках, вышел из квартиры.
                Улица встретила его дождем и порывистым ветром, но Сан Саныч не поднял воротник, как непременно сделал бы в такую непогоду, и лицо его мгновенно стало мокрым. Он шел, упрямо стиснув зубы, плотно сжав губы,  высоко подняв голову, мимо остановки, с которой столько лет садился в автобус с табличкой «на завод проходная № 4» и газетного киоска, мимо магазина, в котором обычно покупал продукты и сквера, где в выходной день любил посидеть на лавочке, свернул во двор большого серого дома и, миновав детскую площадку, вошел в парк.  Под ногами зашуршал мелкий гравий, вокруг него закружились мокрые листья, сорванные с веток старых лип. Ветер набирал силу и почти  заглушил звуки города.
                В этом парке Сан Саныч познакомился с той, которую так и не смог забыть. Они любили гулять под защитой раскидистых деревьев, выбирая удаленные от центра тропки. Он много говорил, а она умела слушать.  И здесь, в этом парке, он потерял ее. Что тогда стало предметом их ссоры? Какая -  то мелочь. Он забыл и сейчас силился вспомнить, что стало причиной их, теперь казалось глупому, даже нелепому разладу, приведшему к горькому расставанию. Все его претензии, доводы,  произнесенные тогда,  теперь казались ему ничего не стоящими словами.
Повинуясь острому желанию думать о ней, Сан Саныч, наконец, выпустил из потаенного уголка  воспоминания,  и они потекли, наполняя его сладким теплом и поздним раскаянием.
                Он ускорил шаг, задыхаясь от пронизывающих порывов ветра, не пряча лицо от дождя,  и стремительно шел, почти бежал, не осознавая,  зачем и куда.
Наваждение разом отпустило его, когда он услышал ее голос и обнаружил себя стоящим перед знакомой слегка потертой дерматиновой дверью. Его рука давила на кнопку звонка. За дверью послышался тревожный голос, ее голос, такой  забытый, такой родной, он вызвал в душе нарастающую нежность и радость. Послышался звук отпираемого замка.
                Сан Саныч  испугался, что он скажет, как объяснит свой приход, надо уйти, обдумать. Но было уже поздно, дверь распахнулась, их глаза встретились.