Экзаменационный крест

               
               

          Кресты не выбирают. Ими человечество снабжают свыше, каждого по способностям, каждого по силе его. Людмила Федоровна недоумевала, за что  в юности выпал ей такой экстравагантный, такой забавный груз, который, горбатясь,  тащила  она всю жизнь.
         
        Тяжесть этой ноши Людка впервые ощутила на школьном экзамене.

Широкие штаны

Люда училась неплохо. Особенно удавалась литература, что не удивляло. Учителем по предмету была Людкина мать, Раиса Ефимовна. С младых ногтей девочку окружали классики, будто богатую невесту женихи. Их высокохудожественную толпу Людмила изучила досконально, назубок зная, что хотел сказать писатель образом того или иного героя. И, как водится, среди авторского великолепия находилась пара-тройка идейных отверженных: пафосный Твардовский и резкий Маяковский. 
Накануне экзамена мать спросила:
- Какой  билет хочешь?
- Любой, кроме Твардовского и Маяковского, - отозвалась, испытывая к поэтам устойчивую  неприязнь.

Понимать  Владимира Вдадимировича  она была не способна. Резкость поэта мог постигнуть  разве что человек с рубленным складом ума, с острым штыкоподобным мышлением, колющим наповал, нежели беспечный ребенок с мыслью, точно капля росы. А от произведения Александра Трифоновича несло такой патетической напыщенностью, что слезились глаза.
Сошлись на Гоголе с «Мертвыми душами» и на «Герое нашего времени»  Лермонтова.

На экзамен она зашла первой, чтобы безошибочно отсчитать третий билет слева. Взяла. Прочитала. Побледнела. Тут-то в первый раз по воле рока  или так случилось -  свалился на ее тяжкий крест невезучести. Подобной пакостью, друзья мои, скажу вам по секрету, не стыдно впоследствии хвастаться.    
Образ лирического героя в поэме «Василий Тёркин» и гражданская лирика Маяковского. Вот вам  и подлая случайность расчета!

Оцепенело Людка потащилась за парту. В голову, точно в пустой, дырявый таз тарабанило: «Завал».  Раиса Ефимовна заметила сизость дочери и подошла. Заглянула в билет. Побелела. Непреднамеренность поступка была налицо. Люда поняла и взяла себя в руки. Успокоилась, собралась. Память быстро заполнила прорехи.  Экзамен она сдала на пять.   


И сложилась бы дальнейшая жизнь девушки скудной и тошнотворно-монотонной, будто поучения на похмельную голову, если бы не основательно взявшаяся за Людкино образование суровая фортуна. Судьбоносная каверзность разыгралась во время учебы в педагогическом институте, куда Людмила поступила на филологический факультет, преследуя семейную преемственность. 


Почём зря


     Первый курс Люда усиленно зубрила. Как ни парадоксально, чем больше она узнавала, тем хуже сдавала сессию. Знания деловито копошились в ее башке, но пользоваться собой строптиво не давали, точно толпа заносчивых пьянчуг.

      Девушка недоумевала и завидовала большинству своих сокурсниц, которым учеба давалась с легкостью шаловливого ветра, раздувающего  юбки у нескромных барышень. Девахи запойно вкушали прелесть студенческой вольницы, однако экзамены сдавали неизменно похвально. Если знание — сила, то незнание — ловкость,  коей  пользовались плутоватые студентки.
    Соседка по комнате Танька раскрыла секрет:   
- Все уже давно на шпорах сидят, одна ты  учишь.

И рассказала про «парашюты» и «гармошки». На ляжках на филфаке никто не писал - это вам не формула какая выведенная на коже. Самый внушительный окорок не вместит всех идейных образов  в романе Шолохова «Поднятая целина», а уж гражданскую лирику Некрасова придется расписывать по всему телу. Охотнее пользовались «парашютами». Листами, на которых  излагался билет и, которые незаметно нужно было откуда-нибудь извлечь, будто только написал. Людка, будучи неопытной «шпаргальщицей» начала  с менее вызывающего - шпора-«гармошка». Кто помнит, тот знает: тетрадный лист разрезался на две половины, чтобы гармонично ложиться под размер ладони, иначе шпаргалку легко засекал зоркий препод,  после чего бисерным почерком на нее наносился ответ и полоска складывалась в виде гармошки. Компактное произведение студенческого искусства сильно придающее уверенности. Чувствуя опору на распиханные по карманам «гармошки»,  Людка пошла сдавать методику русского языка. Как вытащила билет, так села и вспотела. В испуге клацая зубами. Казалось, что весь мир знает, где спрятаны у нее подсказки и любое движение выдаст с головой. Обнаружишь себя и провалишься сквозь землю от стыда и ужаса. Краснела. Бледнела. Сидела, как деревянная, а внутренне трясясь, точно осиновый лист.  Так боялась быть выявленной, что доставшийся билет показался простым. На душе полегчало: не надо изворачиваться, вытаскивая «гармошки», списывая дрожать гадая: засекли или нет.  Люда выдохнула  и расслабилась.  Пронесло... 
- Вижу вы готовы, Людмила. Идите сдавать. - Вдруг произнесла преподаватель,  из-под очков внимательно посмотрев  на студентку. 
     Людка обомлела. Как?!! Как так!!? Поднялась, подошла и сдала. Себя. С потрохами. Вывалила перед изумленным методистом  все заготовки.

        Пруха

К пятому, выпускному курсу, кое-как поднаторев в мастерстве списывания,  к государственным экзаменам Людка подошла «уверенной» походкой зажмуренного человека. Стараясь всячески не оправдывать пословицу про страх с выпученными очами девушка предусмотрительно запаслась мешком шпаргалок оставленных в наследство предыдущим курсом. Да судьба у нее была беспокойная, места от злокозненности не находящая.  Судьба она  такая, дама  непредсказуемая и вся такая внезапная, что дух  захватывает до немого визга. Одно слово - баба склочная, данная нам, скорее всего, за грехи наши тяжкие. По неволе задумаешься, почему одних фортуна поднимает на гребень волны, а другой «счастливчик» захлебывается в недоразумениях, будто утопленник?

Для привлечения удачи студенты выдумали своеобразный ритуал. Накануне экзамена в полночь следовало высунуться из открытого окна с распахнутой зачетной книжкой и трижды прокричать: «Пруха залетай»! Быстро поймав халяву, захлопнуть книжку. На экзамене следовало приоткрыть зачетку, тихо произнеся: «Пруха, вылетай». По поверьям срабатывало. Людка упрямо пыталась  верить.   

 
Пава

Пришла полночь. Истошно заорала Людка. Соседи понимающе захлопнули окна. Как она вопила, как вопила! От вопля суеверной надежды стыла кровь. С котов на крышах мигом слетел апломб и они посрамлено  разбегались по сторонам. 

Студент народ мнительный до зеленых чертей, до щучьего веленья, своего хотенья и в икоту-икоту перешедшую на Федота верят свято. Быль я  сказываю аль не быль, да не простой, а государственный выпускной экзамен предстоял Людмиле, оттого она боялась пуще прежнего, уповая на  ритуалы, веря всем приметам.

Первый госэкзамен был по методике преподавания русского языка и литературы вместе с психологией и педагогикой. Ответы на те заковыристые вопросы были писаны на «гармошках», которые  девица закрепила на резинках   под рукавом кофты. То ли «Пруха» клюнула-таки на Людкин душераздирающий крик, то ли  чумовое везение досаждало девушке, да билет достался простой, как выеденное яйцо.  И переместила горе-девица шпаргалки  в карман, из-под резинок тех вытащивши.

На этом Людкина счастливая сказка вырубленная топором на каменном остове науки заканчивается. И становится жаль красну-девицу.  Вот почему у других все, как у людей: топнул-прихлопнул и все руки идет, а у нее карты смешиваются из рукавов выпадая?

Ответила Людка комиссии худо-бедно, с пятое на десятое. Не зря же пять лет  в заточении провела, зубы о гранит науки стесывая.  И пошла к выходу облегченно, раскованно, будто павой плывя вдоль бурного застолья - налево плечом повела, направо рукой махнула.  Да и вышла себе подобру-поздорову ждать своей участи за пределами царства, научного государства.

Да как-то незадача вышла, когда назад позвали, для объявления результатов. Даже пером, скажу я вам, неудобно описывать. Двое из учебных тех преподавательниц шушукаться затеяли. Пересмеиваться, хитро на Людку поглядывают. Недоброе почуяла наша студентка, будто веретено под дых угодило. Дух забрало. Захолонуло внутри. Тут-то в сказочке и переворот сделался. С ног на точку пятую, вездесущую. Приключений на недоброе  ищущую. 
- Подойдите, Людмила, - вполне человеческим голосом молвила преподавательница педагогики.

Людка всполошилась, занервничала в замешательстве путаясь, точно в платье бальном на разгульной вечеринке.  Черт его знает, что супостатки затеяли на погибель.  Подошла смущаясь. Краснея, как маков цвет. 

Преподавательницы захихикали пуще прежнего и одна из них кивком головы под  стол указала, вымолвив сквозь усмешку:
- Люда, подберите то, что у вас выпало.

Это в сказании  что угодно превращается во что захочется, а у нас реальность советская, кондовая. Ее топором не вырубишь, молотом не прошибешь, серпом не срубишь. Она насмерть стоять будет, как один в поле колос.

Выпавшая из рукава шпаргалка не очутилась, стаей свободных лебедей, не обернулась в сокола быстрокрылого, а стала  трояком в диплом. Вот вам и весь сказ.
  А дальше… дальше как-то  не сказочно, а прозаично-буднично  продолжила  мишуриться   наша Людмила.

Авось и аминь

В студенческой жизни от призыва «прухи» до церковной свечи один шаг. К любой сессии студенты становятся особо набожными. Верующими в провидение до одури. А к Людкиными злоключениями весь курс проникся. Кто-то особо прозорливый предположил: сглазили девку! Не иначе! У всех семидесяти человек шито-крыто, а у нее шпаргалки, будто шило из заднего места  торчат. Лечить подругу надо! А как? Конечно так, чтобы с Божьим промыслом без заднего умысла предаваться безнаказанно списыванию. 

Студент народ дремучий, в советскую эпоху выращенный в махровой атеистической вере. Выбито на иконе: Николай Чудотворец, значит писанному — верить!  Не иначе старец  чудеса творит. А для студента   нет ничего чудесней, чем  с кондачка  сдать экзамен и Господь с вами.

Для снискания всевышнего благословения набралась  группка человек  пять. Во главе с Анькой Ничипурук, бездельницей, гуленой и знатоком божьей благодати. Девушка  не раз хаживала в церковь взывая к  милости  господней выраженной хотя бы в хилой  тройке. И непременно ее получала, как на духу вам говорю! Анна перед духовным мероприятием наставляла подруг; как  воткнут перед образом Николая Чудотворца свечи, начинали истово просить о благах, а после не забыли лоб трижды перекрестить, так положено для пущего закрепления просьбы. 

Зайдя в храм Божий и увидев все это золоченое благолепие со строгими ликами Людка обомлела, растерялась. И себя не помня в благоговейном порыве  ринулась свечу ставить, где больше всех их и горело, в изножье Христа на кресте распятого. Анька та, хорошо начеку была. Остерегла Людин заупокойный порыв. Не с ее авосем тыкать свечами куда попало. Аминь!

Шальная «гармошка»

За   литературу Людмила волновалась меньше всего — любимый  предмет. Но для усиления эффекта  «пруху»  вызвала и о чудесах Николая, вымоленных в церкви не забывала. Но на Бога надейся, а сам не плошай - накатала с десяток «гармошек» на неудобные вопросы, касающиеся современной литературы. Среди них оказался билет о нравственном выборе героев в романах Распутина и пейзажная лирика Фета.
 
  Люда пошла в первой пятерке, которой выпадал счастливый час, когда государственный экзамен принимал один преподаватель. Спустя некоторое время являлся остальной состав экзаменационной комиссии и сдавать становилось сложнее и страшнее.

И, что за диво? Свеча сработала. Халява вылетела. Людке достался  накануне написанный в шпору билет. Ей бы взять, да на рожон не лезть, по памяти восстановив материал. Куда там! Будто чертик в нашу фартовую девицу вселился и под руку пихал вынуждая выудить шпору, нашептывая: «Вот же  в левом кармане. Напрягаться не надо вспоминая, а вдруг что  забудешь? В шпоре все, как по писаному, сдул и порядок». Ладно бы сидела она за последней партой, так нет же! Зазевалась наша Людка, не успела занять место подальше от бдительного преподавательского ока. Угодила прямо за первый стол, сидеть бы да не рыпаться. Ага, сейчас! Коварный шепоток заглушил голос разума.
 
На втором абзаце Люда своей бедолажной шкурой ощутила пронзительный взгляд преподавателя. Засекла! На государственном экзамене! Полный швах! Куда деваться? Что делать? Студентка замандражировала, затряслась и, сбившись с дыхания, как ни в чем не бывало продолжила списывание. Бесстыже. Нагло, как «здрасте» в недружелюбной компании. Преподаватель встала. Буравя Людку взглядом, подошла. Та скукожилась и испариной покрылась, будто перезрелый фрукт плесенью. Плотнее прикрыла рукой «гармошку».  Пронесет или конец(?) дребезжала на нервах паника.    
- Людмила,  уберите то, что у вас под рукой.  - Тихо, но внятно произнесла  руководительница и вышла вон.
 
         Что тут началось! Неистово заносились шпаргалки и вопли. В разверзшейся  вакханалии терять было нечего. Людка растянула «гармошку»  во всю ширь.
«Сыграла» она на  четыре.   

Бронебойным, пли!


Самый страшный экзамен в их группе остался на потом, точно пышный десерт с тикающей начинкой. Русский язык во всем великом многообразии сложная дисциплина, его надо любить и понимать  на клеточном уровне, чтобы  как-то  рассчитывать на положительную  отметку на филологическом факультете. За диктанты за время учебы Людка не получила  и дохлой тройки. В ее оправдание уместно отметить, что диктанты изобиловали всяческими заковыристыми пунктуационными оборотами с непростой авторской лексикой со сложной орфографией, так что со всего курса единицы получали удовлетворительные оценки.

В своей невезучести Люда слыла единичным экземпляром. Сейчас она  боялась, как никогда. В дополнение к первобытному Людкиному ужасу, практические занятия в группе вела принципиальная и бескомпромиссная особа, насаждающая любовь к родному языку с усердием перевоспитанного инквизитора-эксгибициониста, карающего за любую попытку к подглядыванию. В сложившихся обстоятельствах группа совершила коллективный молебен и остервенело призвала «пруху», дабы Нина Анатольевна не сидела на экзамене  в счастливые часы.

Очередь в первую пятерку заняли с утра. Такого утра, что глаз выколи. Сторож на иступленные мольбы Людки и Аньки впустил их. Девушки  оказались не первыми.  Ждать оставалось три с половиной часа.

Люда деловито проверила шпору, самую важную деталь шпорного механизма, на которой были отмечены номера разложенных по отделениям «гармошек». Накануне вечером она уйму времени потратила нашивая на обе внутренние стороны пиджака потайные карманы, где в отделениях по порядку покоились распиханные шпаргалки. К бою она была готова. Приданная шпаргалками уверенность обороняла от нападающей паники.
 
За полчаса до начала экзамена пришла ассистент с билетами и к восторгу студентов выложила их на зеленое сукно стола, будто карты вскрыла. Мигом случилась сутолока и столпотворение.  Приглянувшиеся билеты отмечали кто во что горазд.  Людка намалевала звездочку. Для пущего закрепления успеха выложили их по счету. Выдохнув эмоции группа  успокоилась. А зря! Вскоре открылась дверь и с жуткой неотвратимостью в аудиторию вступила Нина Анатольевна. Прямиком  направилась к столу и живо смешала надежды. Как знала, стерва! Студентки заледенели, втихомолку обливаясь слезами катастрофы. В помещении безнадежно повисла тяжелая утрата. Но что зря горе мыкать, надо идти тащить свой крест. Испуганная, ватная Людка последней  потащилась брать. Карманы вмиг отяжелели, точно набитые бронебойными снарядами. Продвигалась девушка, будто на «Хенде хох» взятая. Нашарила. Озвучила номер. Себя не помня поплелась назад. И в спину, словно автоматная очередь стрекочущий голос преподавателя:
- Людмила, вы, как в бронежилете.
Разглядела, зараза!
Пойманная в самом начале, Людка не решилась вытащить «гармошку». Экзамен сдала на четыре. Со страху, видимо. 


После получения диплома  она поклялась себе, что  больше никогда не вернется к подобным испытаниям чего бы это ни стоило. Став министром образования Людмила Федоровна со смехом рассказывала о своих злоключениях. Но долго, почти всегда, она тряслась и потела, обмирая  во сне, когда  приходил неизменный и тягостный   экзамен.  Шпаргалок не было. 
Выйдя на пенсию, Людмила Федоровна  как-то заметила:
- Вот  и свалился с плеч  мой экзаменационный крест.