Дом дождя, продолжение 1

Иллюстратор Ольга Шаповалова

Деревенское детство в довоенной сибирской глубинке, где  непьющий отец или муж были большой удачей, оставило в наследство неистребимое желание вырваться наверх – туда, где абсолютно другая жизнь. Многодетная семья до войны считалась вполне благополучной, хоть отец уже и начал прикладываться к рюмке. А уж потом, когда он отправился воевать, и вовсе не знали как прокормиться.

Нина после восьми классов пошла в ученики столяра, но как только появилась возможность попасть на бухгалтерские курсы, быстренько распрощалась с усыпанной опилками грубой робой и вскоре стала главным бухгалтером в железнодорожном депо. На неё засматривались парни, которых ещё не призвали на фронт, но как-то было не до любви. А что дадут любовь, замужество? Беспросветное существование с кучей сопливых детей, бесконечная работа по дому, а то ещё и муж, норовящий пропить последнее или чуть что – дающий волю кулакам. Вон, у подруги Зойки мать то и дело ходит побитая, прикрывая синяки. А Зойка рассуждает как старуха: куда в деревне без мужика денешься?

Забежавшая к матери соседка, глядя, как Нина любовно расчёсывает свои блестящие волосы и заплетает их в толстенную косу, как-то зацокала:

– Кака девка-то у вас, а? Надо бы красивее, да некуда.
Ответные слова матери смолой застряли в ушах и превратились в тайный, разъедающий душу протест.

– Ничего, вот выйдет замуж, нарожает детишек, куда что и денется, – только и было сказано с каким-то нематеринским злорадством. Мол, не больно-то гордись, и твоя молодость промчится, оглянуться не успеешь.
Нина тогда выскочила из дома, сильно досадуя на мать. Ну почему такая пораженческая бескрылость, такая узость взглядов на жизнь?! Может, поэтому так и живут? Неужели изначально всем уготовано это жалкое существование? Вот только начни чего-нибудь хотеть по-настоящему прекрасного, как тут же раздаётся чьё-то кваканье об обязательных тяготах жизни! Кажется, тыкать носом в навоз для них особая радость. А не рыпайся! Знай своё место. Делом заниматься надо, а не смотреть по сторонам. Как потопаешь, так и полопаешь. Ишь, размечталась! Мы мучились, и ты никуда не денешься.

А может, мать ей просто завидует? Её молодости, красоте? Хотя чему завидовать, если сама знает, что всё это быстро пройдёт? К тому же и мать в молодости была красивой. Была... Но кто же ей виноват, если к неполным сорока годам у них с отцом уже было семеро по лавкам? И это тоже раздражало. Ну куда столько ребятни, зачем?!

В банные дни, глядя на тела часто рожавших женщин, хотелось то ли рыдать, то ли рычать от злости. Ну что это в самом деле?! Какие-то дряблые животы, жалкие отвисшие груди, бугрящиеся венами ноги! Мать ведь совсем не старая, но не у всякой старухи увидишь такие синие венозные бугры от самых бёдер и до кончиков пальцев. Не ноги, а просто варикозное месиво, и всё из-за бесконечных беременностей наряду с тяжёлой работой. Ну что за издевательство над многократно воспетой красотой женского тела?!

Так что все эти веселые свадьбы с залихватскими гармошками мало-помалу стали вызывать у Нины не чувство лёгкой зависти, как и положено девушке, а скорее старушечьи брюзгливые мысли о дальнейшей судьбе невесты: ничего-ничего, посмотрим, какая ты через год будешь!

Та же вон Варька соседская. Румяная, чуть что – сразу в смех, что ни делала – всё бегом да вприпрыжку. Посмотришь – ну ждёт девку счастье впереди и конца ему не видно! Играли свадьбу – порхала бабочкой, а уже через год случилось Нине проведать Варьку в соседней деревне, где молодые поселились в свекрухином доме. Едва узнала недавнюю счастливицу. Год замужества яркую бабочку в моль превратил. С малым дитём на руках, усталая, глаза красные, пелёнки на веревке, пелёнки в корыте, да и сама вся какая-то застиранная.

В этой жизни и так-то радостей почти нет, разве что по мелочи. Новое платье, над которым трясёшься, как скупой рыцарь над златом, прячешь его от сестры Людки, уже сравнявшейся в размерах, а потому вечной соперницей. Урывки свободного времени, когда можно закрыться в сарае с библиотечной книгой и читать, читать, углубляясь в другие, далекие от здешней жизни миры, пока не услышишь раздражённый голос матери, постыло вещающий об отсутствии воды, за которой почему-то сколько ни ходи, а её всё нет, или о ещё какой-то очередной работе. Как это бесит! Бывали дни, когда Нину раздражало буквально всё, сама жизнь выглядела садистской насмешкой.