Отставка

- Что это значит, друг мой? Что это вы вдруг надумали? - капитан королевских мушкетеров де Тревиль в полной растерянности вертел в руках письмо, в котором Атос просил об отставке. - Вы что, решили меня оставить вообще без солдат? Сначала Портос, потом – Арамис, а теперь вот и вы. Я не приму вашей отставки, господин Атос: так и знайте!

- Ну, во-первых, вы не останетесь один, господин капитан, - улыбнулся мушкетер – у вас есть еще д'Артаньян, а он один стоит всей нашей четверки. А во-вторых, семейные обстоятельства, господин де Тревиль, даже если бы и мне хотелось обратного, вынуждают меня обратиться к вам с этой просьбой.

Де Тревиль бросил на своего солдата острый взгляд: мол, какие такие семейные обстоятельства завелись у тебя, любезный друг? Весь полк знает - ты одинок. С чего бы это вдруг срываться с места?

Конечно, капитан видел, что с Атосом в последнее время творится что-то странное. И пил он больше, чем обычно, и компаний избегал. Да и от обедов у Тревиля старался отказываться под любым благовидным предлогом. После осады Ла-Рошели и отъезда двух друзей он окончательно ушел в себя.
И тут вдруг - семейные обстоятельства. Влюбился? Нет, это не похоже на Атоса.

- И что же это за обстоятельства, мой друг? Не сочтите меня назойливым, но мне не мешало бы знать истинную причину, по которой полк хочет покинуть один из лучших моих солдат.

- Самая банальная причина, мой капитан: наследство, - невозмутимо ответил Атос.

- Ну и что оно, это наследство, должно помешать вам продолжить службу? Я готов предоставить вам отпуск для улаживания всех проблем в связи с этим самым наследством.

- Скорее служба помешает мне привести в должное состояние дела моего родственника, от которого мне и досталось это поместье.

- И что - это ваше окончательное решение?

- Да, господин капитан, и я был бы вам очень признателен, если бы вы поскорее отдали его на подпись Его Величеству. Мне бы не хотелось откладывать это дело.

Тревиль достаточно долго знал своего мушкетера, чтобы за безупречно вежливыми фразами угадать непреклонную решимость следовать раз принятому решению. Наверное, не одна бессонная ночь предшествовала этой просьбе.

- Граф, а не пожалеете ли вы об этом впоследствии? - спросил вдруг тихо Тревиль, впервые за многие годы обращаясь к Атосу не как к подчиненному. Этот знак равенства между двумя вельможами дал понять мушкетеру - капитан его отставку практически принял. Теперь дело за королем. Но у Людовика есть дела и поважнее, чем отставка рядового мушкетера, пусть и из цезарского полка.

- Может быть, Тревиль, может быть. Но пожалею я лишь о временах, когда нас было четверо.

- Вам так надоела служба? Или просто хочется изменить свою жизнь?

- Жизнь моя давно утратила всякий смысл, дорогой капитан. Может быть, новые места и новые люди изменят в ней что-то. Мне бы хотелось на это надеяться.

- Значит не будем к этому больше возвращаться, дорогой друг! - и Тревиль вздохнул. - Я не стану вам препятствовать. Могу только от всей души пожелать вам удачи, мой дорогой граф! - капитан протянул ему руку. - А пока приказ не подписан Его Величеством, вы по-прежнему на службе, не так ли?

- Да, и сегодня я в карауле.

- Вот и хорошо! Я сегодня же постараюсь повидаться с королем, - пообещал де Тревиль.


- Тревиль, позовите сюда господина Атоса. Я хочу побеседовать с ним перед тем, как подпишу его прошение. - Людовик оторвался от созерцания темноты за окном королевского кабинета. - И оставьте нас вдвоем.

Атос вошел почти тут же. Он, собственно, стоял на часах перед дверью. Этой аудиенции он не ждал.

Что хочет ему сказать король?

И сейчас, стоя перед Его Величеством, он внезапно понял - король позвал его неспроста. Кроме его друзей и Тревиля, при дворе знал его настоящее имя только Людовик. Конечно, это было вызвано не только простой безопасностью - знать, кто тебя охраняет. Хотя здесь король полагался на своего капитана. Была тому и еще одна причина.

Десять лет назад, вот так же всматривался Его Величество в лицо стоящего перед ним молодого человека, пытаясь вспомнить - откуда же он его знает? Имя Атос, под которым тот вступил в роту королевских мушкетеров, было не более чем прикрытием. У этого юноши должно быть веское основание, чтобы скрывать свое истинное имя. Что-то знакомое, полузабытое, угадывалось в четких правильных чертах. Лаазурные глаза под сенью длинных ресниц спокойно, хоть это и запрещалось этикетом, выдержали пристальный взгляд короля.

- Мы с вами никогда не встречались ранее, господин мушкетер? Ваше лицо мне кого-то напоминает.

- Не думаю, Ваше Величество. Я только недавно прибыл в Париж.

- И никогда не бывали здесь прежде?

Какая-то неуверенность промелькнула во взгляде мушкетера. Видимо, ему очень хотелось ответить отрицательно, но лгать, глядя в лицо своего короля, он счел недостойным.

- Да, я бывал в Париже в былые времена.

- И при дворе тоже?

- Случалось бывать при дворе еще Вашего батюшки, сир,- он чуть улыбнулся.
Эта улыбка напомнила Людовику, откуда он знает юношу.

                ***

- У вас здесь очень недурно, милый мой. И охота прекрасная. Я рад, что сумел выбраться к вам. И дофину путешествия полезны. В конце концов, он должен видеть, чем ему придется управлять. Не вечно же ему сидеть под присмотром нянек и мамок. Моя дражайшая супруга готова заниматься чем и кем угодно, только бы не уделять должного внимания наследнику… Когда вы планируете вернуться ко двору, граф? Ваша супруга уже заждалась вас.

- На следующей неделе, сир, я возвращаюсь в Париж,- граф придержал коня.
Они выехали на залитую солнцем лужайку.

Среди высокой травы, почти теряясь в ней, носилась стайка мальчишек. Вырвавшись из-под сумрачных сводов дворца, дофин, ошалев от солнца ,простора и почти полного отсутствия гувернеров и слуг, забыл обо всем. Отец действительно устроил ему настоящие каникулы, взяв с собой в эту поездку. Красоты Берри не оставляли места для мыслей о невыученных уроках, о вечно недовольной матери, о постоянных ссорах королевской четы. Здесь он просто чувствовал себя ребенком, которому легко и привольно.

Сыновья окрестных сеньоров, и его собственные пажи, увлеклись игрой настолько, что не заметили, как к ним приблизилась королевская свита.

- Так который из них ваш сын, граф? - Генрих, прищурившись, разглядывал детей. Хотя нет, погодите… Я сам хочу догадаться. Вот этот, не так ли? - и он концом хлыста указал на мальчугана лет десяти.

- Виконт, подойдите и поприветствуйте Его Величество, - окликнул сына хозяин поместья.

Услышав голос отца, мальчик резко обернулся. Пока он шел к группе всадников, в которой узнал короля, он постарался привести в порядок свой костюм, изрядно пострадавший от мальчишеских баталий и беготни. Напрасный труд! Его бархатный колет явно не подходил для веселых забав детворы.

- Огюст, вы куда? - донеслось ему вослед. И тут уж все заметили, что перед ними король в окружении своей свиты.

Подбежал и дофин, и Генрих, взяв его руку, поднял и посадил впереди себя в седло.

Хозяйский сын, шевалье де Ла Фер, поспешно подошел к ним. Поклонился с грацией, неожиданной для ребенка его лет.

- Ваше Величество, я счастлив, что могу засвидетельствовать свое почтение моему королю, - мальчик выпрямился, и посмотрел прямо в глаза Генриху: вольность недопустимая перед королем!

Тот невольно вздрогнул. Открытый восхищенный взгляд больших глаз. Виконт не смущался, стоя перед королем. Генрих улыбнулся ребенку, и неожиданно получил в ответ такую ослепительную, открытую улыбку, что не выдержал и рассмеялся.

- Ну граф, помяните мое слово: лет через десять этот пострел будет покорять сердца дам десятками. Какой красивый мальчик! А как его успехи на поприще наук?

Разговаривая, король машинально поглаживал по голове собственного сына.

- Тут он действительно достоин похвал, сир,- видно было, что вельможе приятно и участие, которое король принимал в его ребенке, и возможность похвалиться успехами сына.- Он преуспел и в языках, и в точных науках, и в музыке, и в танцах.

- Ну, а в том, что должно уметь юному дворянину? Его род славен своими ратными подвигами еще со времен крестовых походов, не так ли, граф?

- Ваше Величество, он весьма недурно для его лет ездит верхом и фехтует.

- Вот как! И что вы любите больше всего, юный господин? - Генрих, не в силах сдержать улыбку, разглядывал виконта.

- Книги по истории, Ваше Величество.

- Вот как! Ну, и какие же книги вы предпочитаете?

- Мне больше всего нравится Плутарх. И еще Данте, сир.

- Виконт читает их в подлиннике, - не удержался, чтоб не похвалиться успехами сына, граф де Ла Фер.

- Вы это серьёзно? Пожалуй, вам рановато читать такие книги, мой друг. A на каких же языках вы говорите?

- Латынь, древнегреческий, испанский. Сейчас еще прибавились итальянский и немецкий.

Генрих повернулся к отцу мальчика.

- Вы что, любезный хозяин, хотите сделать из вашего сына главного переводчика при французской армии? - со смешком полюбопытствовал он.

- Я думаю, сир, что он будет полезен своему королю в любом качестве. Но поскольку он у меня младший, я подумываю о морской карьере. Пусть подрастет немного, и я отправлю его в Англию. А пока все, что он сможет получить здесь, в Ла Фере, а потом и при дворе Вашего Величества, я постараюсь ему предоставить.

- Такое прилежание в учении достойно похвал, не правда ли Луи? - Генрих положил руку на плечо сына.

Дофин выглядел счастливым. Эта поездка давала простор его природной подвижности. К тому же, появилась возможность пообщаться с отцом вне пределов дворца. Генрих занимался детьми от случая к случаю. Свое время, свободное от государственных дел, он посвящал дамам сердца. Что до королевы, то похоже, что старший сын вызывал у нее только неприязнь.

Людовик отлично знал мать виконта. Еще бы, статс-дама королевы Марии Медичи! Известная своей красотой и непростым характером. При дворе ее побаивались. Сын очень на нее похож: такой же красавец. Но в этом мальчике, так богато одаренном природой, он не заметил ни чопорности, ни надменности. Веселый, легкий как мотылек, со своей обворожительной улыбкой, он сам того не желая привлекал к себе взоры окружающих. Похоже, ему без труда давалось все: учеба, физические упражнения, общение с людьми. Трудно было не поддаться его обаянию.

По этой улыбке, живо напомнившей королю эпизод из детства, и вспомнил король мушкетера, стоявшего на часах.

- Вы в Париже, и в качестве солдата роты моих мушкетеров, господин виконт?

- К моему величайшему прискорбию - граф, Ваше Величество.

- Но почему вы здесь? Ваша знатность...

Мушкетер не удержался от протестующего жеста.

- Сир я ...я умоляю Ваше Величество забыть, кто я и... Мое имя - Атос. И я постараюсь с честью… - он едва заметно выделил это слово. - … носить его.

- Ну что же, я уважаю ваш выбор, господин Атос. Пусть будет по-вашему! Но это не значит, что я забыл, как весело мы провели время в замке вашего отца.
 
Король еще раз внимательно оглядел стоявшего перед ним навытяжку солдата.

- Желаю вам успеха!

И Его Величество, весь во власти воспоминаний, вернулся к себе в кабинет.
Да, этот граф не выглядел больше ни веселым, ни счастливым. Что-то произошло в его жизни… что-то очень тяжелое и мрачное, если он приехал сюда, вступил просто рядовым в роту. Под вымышленным именем... Но это - его тайна, а чужие тайны надо уважать. Что ж, теперь он будет знать его под именем ... Атоса…

                ***


- Ну-с, господин Атос, и как я должен это понимать? - Король потряс перед лицом графа листом бумаги, в котором мушкетер признал свое собственное прошение, - Что же это происходит? Куда вы собрались? Оставляете своего короля?

Граф поморщился про себя. Весь этот шум вокруг столь незначительного события начинал ему действовать на нервы. Такое пристальное внимание к его скромной особе только подстегивало желание побыстрее закончить со всеми формальностями. Он почти физически ощущал, как давят на него стены Лувра. Страшно хотелось на поля, к реке. Броситься в воду, заплыть на середину реки и отдаться на волю течения. И плыть, плыть, вглядываясь в синеву неба пока...

- Что с вами, господин Атос? - голос короля вывел его из состояния отрешенности, совершенно неуместного в данной ситуации.

Он тряхнул головой, прогоняя наваждение.

- Простите меня, сир. Обстоятельства вынуждают меня просить вас об отставке.

- Обстоятельства, господин граф - это еще не повод отказаться от службы своему королю.

- О сир, вы заставляете меня краснеть! - Атос и вправду выглядел смущенным.

- Вы решили вернуться к себе в Ла Фер? - Людовик с интересом смотрел на мушкетера. - У меня остались самые приятные воспоминания о моем визите, и о маленьком обитателе замка, с которым мы так весело провели время. Сколько же лет прошло с тех пор, граф?

- Не меньше двадцати, Ваше Величество. Но я не возвращаюсь в родовой замок. Я получил в наследство еще один, - он улыбнулся чуть насмешливо и печально. - В окрестностях Блуа. Буду соседом Его Светлости Принца.

- Граф, прошу об одном: не участвуйте во всех его кознях! - король расхохотался, но весьма принужденным смехом.

- Не извольте беспокоиться, сир. Для меня, Ваше Величество, время участия в каких-либо партиях закончилось. Я просто стану добрым сельским жителем.

- А вам не будет скучно, господин граф? - король недоверчиво воззрился на собеседника.

Поверить, что этот бретер, храбрец, любитель вина и потасовок с кардинальскими гвардейцами, этот бесшабашный спорщик и игрок, способен вести тихую и мирную жизнь в деревне? Это просто было бы нереально. Кажется, и сам Атос не очень-то и верил тому, что говорил.

- Значит, вы решительно настроены на отставку. Жаль, очень жаль, граф. Мне нужны люди, подобные вам. Я ведь отлично помню бастион Сен-Жерве и его героя. Но препятствовать вам не стану. Будь по-вашему. Только дайте мне слово: при первом же визите в Париж вы навестите своего короля.

- Обещаю Вам, сир! - мушкетер склонился над протянутой ему рукой, понимая, что аудиенция закончена.

По-военному четко развернулся и, выйдя за дверь, занял свое место перед входом в королевские покои. С особой остротой пришло чувство, что с прежней жизнью покончено. Поставлена еще одна точка.

Значит, завтра, самое позднее послезавтра - в путь. Сняться с места ему ничего не стоит. Он всегда был легок на подъем, а жизнь кидала его так, что сорваться из дома для него никогда не было проблемой.

Да и вещей у него почти нет. Книги… он их отправил в Бражелон еще неделю назад. Все, что осталось от той, первой, жизни: шкатулка с архивом, шпага да портрет - это не багаж. Это все, что есть у него.

И еще – воспоминания. Болезненно яркие и мрачные - те, что оставила ему Анна. И те, что остались от лет, проведенных с друзьями. И если первые приходили непрошенными и терзали его в основном по ночам, то вторые он собирался хранить, как сокровище, которое достают и пересматривают, чтобы усладить душу.

С д'Артаньяном они в последний раз посидели в "Сосновой Шишке". Пить не хотелось. Говорить тоже. Ну, что еще можно было добавить? Столько лет прожито вместе. Теперь он идет своей дорогой. Куда? Ему и самому это хотелось бы знать. И от гасконца не удалось скрыть то чувство неопределенности, с которым он уезжал. Да и надо ли было скрывать?

- Я провожу вас, Атос. Не возражаете? - предложил лейтенант.

До городских ворот они доехали вместе в полном молчании. Каждый опасался, что заговори он - и сразу же обнаружит тоску и боль расставания.

- Здесь мы попрощаемся с вами, мой друг. Дальше мы с Гримо поедем одни. - Атос протянул руку другу. - Ну что же, будьте счастливы и берегите себя. Я вам напишу, как только устроюсь на новом месте.

Д’Артаньян хотел пожать протянутую ему руку, но внезапно, Атос, не сходя с седла, притянул к себе, и так крепко обнял друга, что лейтенант услышал, как бешено бьется его сердце.

- Прощай, друг мой, - он так же порывисто оттолкнул д’Артаньяна, и дал шпоры коню, подняв его на дыбы.
Лошадь с места пошла крупной рысью, едва не сбив с ног прохожего.

                ***

Атос вылетел за городские ворота, и, какое-то время, гнал коня, не заботясь, следует ли за ним Гримо.

И, только убедившись, что город остался далеко позади, он остановился и довольно долго простоял, глядя в сторону Парижа. Гримо приблизился к хозяину и осторожно заглянул ему в лицо.
 
Почувствовав взгляд слуги, Атос словно очнулся от своего созерцания города, и тронул коня. В горле стоял ком, и он несколько раз судорожно вздохнул, пытаясь привести себя в привычное состояние безразличия.

Но Гримо не почудилось. Он действительно видел на глазах у бывшего мушкетера слезы. Первые - за много лет.