Последний восход

   В накуренном помещении царила паника. Телефоны неумолкая рвали натянутые от напряжения нервы. То в одном месте огромного зала, то в другом вскакивал человек, и, не в силах себя сдерживать, начинал орать в трубку.

   Паника. Именно таким, словом можно было описать состояние, в котором сейчас находился каждый американец. В том числе Патрик.
   
   Молодой человек понимал, что война с проклятыми русскими неизбежна, но отправляться воевать на фронт он захотел. Сколько баек, небылиц и комментариев ему пришлось выслушать, чтобы понять – русские тупые, но очень опасные. Поэтому, как только ему исполнилось семнадцать, он сам пришел в военно-учетный стол и потребовал назначения «куда угодно, лишь бы помочь стране». Все получилось, как и планировал – его направили в почтовую службу. Работать приходилось по двадцать четыре часа, зато без риска остаться остывать на сибирском морозе, либо подхватить лучевую болезнь где-нибудь в Прибалтике. Здесь, в диспетчерском узле, худощавый смуглый парнишка чувствовал себя вполне комфортно. От частых составлений похоронок ему иногда казалось, что он сам сражается там, в неведомой России. Каждый сгиб конверта – маневр, каждая строчка – залп. 

   Сейчас Патрик сидел и немигающим взглядом смотрел на тренькающую трубку. В мозгу хаотично проносились обрывки мыслей, казалось, будто новое оружие русских уже поразило его и теперь он медленно умирает.

   Пухлая черная ладонь тяжело стащила наушники. Мэл, огромный раздутый чернокожий начальник Патрика. Сейчас его лицо было пепельно-серым. Он наклонился к связисту и осипшим голосом спросил:

   -Что слышно, братишка? Наши отступают? – и без перехода.- Чертовы русские!..

   Центр связи, в котором работал Патрик, еще с первыми кадрами из Европы был переведен в убежище под зданием. Теперь лишь холодная и вязкая паника сочилась вокруг. Именно её спугнул подошедший начальник.

   Мэл знал, что в свободное время его подчиненный слушает закрытые частоты. Пару месяцев назад он уже хотел сдать подчиненного в особый отдел, но парень вовремя предупредил о предстоящем заражении. Перехваченный разговор национальной гвардии спас жизнь семье Мэла.

   После сообщения по центральным каналам о появлении у русских нового супероружия нарастающая паника охватила «весь мир». Никто ничего конкретного сказать не мог, но слухи, один жутче другого забивали эфир.

   Всё началось с первым лучом солнца, поднявшегося над камчатским полуостровом. С камер видеонаблюдения было видно, как часовые охранения, попав под его лучи, конвульсивно падали навзничь и спустя несколько секунд замирали. Затем бесстрастные объективы запечатлели аналогичную картину с бригадой медиков. Пять человек выбежали в защитных костюмах и масках, но попав под нарастающий солнечный день также погибли.

   После этого Восточная группа войск перестала существовать. Бесстрастные видеоотчеты о гибели войсковых бригад нескончаемым потоком возвращались в командные центры. Лишь к полудню уральского времени в Пентагоне отдали приказ срочно укрываться от солнечного света. Именно в этот момент в эфире центральных каналов появились кадры видеосъемок.

   В яростной попытке отмстить был отдан приказ Судного Дня. Всё, что могло нести смерть, устремилось к естественной цитадели русских – Уральскому хребту. Все правительства стран-участниц НАТО предчувствуя неотвратимость финальной расплаты отдавали фанатичные приказы, но всюду вспыхивали мятежи.

   В полдень по московскому времени Западная группа войск оказалась парализована. Видеоотчеты также равнодушно показывали быстро иссыхащие тела, лежащие повсеместно. Однако новые записи были обнадеживающими

   Редкие единицы выживших вели себя потерянно. Несколько отчетов запечатлели самоубийства, еще несколько психические расстройства. Однако, чем яснее становился день в Европе, тем чаще наблюдались выжившие.

   Что происходило в остававшемся логове неведомой России уже мало кого заботило, потому что Последний Восход, как его окрестили СМИ, приближалось. Люди вели себя словно животные, спасающиеся от необратимой катастрофы. Кто-то баррикадировал подвалы, кто-то бежал в ближайшие подземные укрытия, однако нарастающая паника захлестывала все большее и большее количество людей.

   -…Что слышно, братишка? Наши отступают? – и без перехода.- Чертовы русские!
   
   -Д-да, сэр!- заикаясь, выдохнул парень.- На канале слышно, что на Таймс-сквер толпа приносит человеческие жертвы! На полицейской частоте читают молитвы!

   На лице Мэла выступила испарина:

   -Что на остальных частотах?

   -Сэр, хуже всего медикам, просят нацгвардию о помощи. Говорят, что люди убивают за антидепрессанты!..

   Патрик умолк на полуслове. Насколько хватало обзора, люди поворачивались бледными масками лиц и слушали его.

   -Еще...- Кто-то произнес на выдохе.

   Патрик поправил наушники и подкручивая частоты приемника начал говорить…

   Он рассказал, как нацгвардия окружила и расстреляла более тысячи жертвопоклонников, как шериф расстрелял свой отдел и заключенных, а затем застрелился сам.

   Много, очень много безумств вспыхивало в свете зарождающегося Утра.

   Патрик еще передавал о событиях в районе, как резкий хлопок над ухом опрокинул его со стула и разнес на осколки радиостанцию. Связиста спасло то, что он сидел раскачиваясь и упал только от неожиданности, когда кто-то из присутствующих не выдержал и открыл беспорядочную пальбу. Инстинктивно забравшись под стол, Патрик слышал звенящие хлопки вперемежку с руганью. Затем зазвучали автоматные очереди и хлопнула граната.
 
   Стеклянный глазок чудом уцелевшей камеры запечатлел, как робкие лучи сквозь задымление ложатся на застывающие тела.  Один из столов вздрогнул, из-под него выполз щуплый парень. Он растерянно огляделся, но увидев открытую дверь, направился к ней.

   -Помоги… встать, - на полу в луже собственной крови лежал Мэл.

   Стиснув зубы и оскальзываясь Патрик поддержал начальника и они поковыляли к выходу.

   Камера наружного наблюдения также молча наблюдала, как достигнув порога в свете зарождающегося дня, странная пара остановилась. Затем, чернокожий здоровяк сполз и привалился к дверному косяку, а молодой парень остался стоять, вцепившись пальцами в поручень.

   С каждой секундой светлеющего неба внутри Патрика все громче и громче звенела тоска. Подобный звон чувствуешь, когда вдруг осознаешь все свои поступки и действия. Непонятное чувство, когда-то давно изжитое, оно ломилось обратно. Не шептало наставительно или назойливо, а ломилось. Будто океан бушует за фанерной дверкой. Пораженный, не в силах дышать, Патрик тщетно пытался вспомнить, что это?

   Первые лучи солнца вспыхнули из-за крыш и солнечные зайчики от осколков запрыгали по лицу. Темная ярость из глубины организма скрутила Патрика, перекрыв ему дыхание. Сквозь зажмуренные веки лился яркий, ласковый свет, а мозг безумно пытался вспомнить, что это за тоска и как она называется.

   Сквозь шум в ушах парень услышал рыдание, но сил узнать - откуда оно, уже не было. Бесформенная злость яростно рвала в лоскуты его сознание. Патрик почувствовал себя маленьким, рядом с чем-то огромным. Будто огромный пес бессильно ломится в запертую дверь. Мгновение - он сам кажется себе злым псом, в чьей власти беззащитный комок котенка.

   Шум ярости усилился, затем пришла острая боль в центре груди и все поглотила тьма, лишь камера наблюдения одиноко смотрела на затихающие конвульсии. Молодое сознание еще жило, так и не искупившись памятью, а тело начало иссыхать.