Про три бутылки и колумбийский галстук

               

Рассказ.

Скользкими питерскими переулочками крался липкий и занудный, неистощимый осенний дождик. Он пеленал прохожих в серые плащи, заставлял открывать зонтики, а некоторых даже натягивать на голову полиэтиленовые пакеты. Делал с горожанами что хотел. Словом, вел себя как тот, который точно  знает, что он никому тут не нужен, но с ним ровным счетом никто не может совладать.
В одном из многочисленных замкнутых двориков на краешке испорченной
перочинным ножиком скамейки замерла, как больная птица, темная
человеческая фигура. Даже одного беглого взгляда вполне хватало,
чтобы задержаться на этой неподвижной картине дворика и мокрой птицы. Картина была живым воплощением японской гравюры. Демонизм происходящего  утроился, когда человек поднял навстречу дождю тонкое бледное лицо. Капюшон спал, и по плечам рассыпались чистым  серебром  длинные, совершенно седые волосы.
Это был совсем молодой худощавый мужчина без кровинки в лице. Черты его лица словно ладонь в опытной руке хироманта говорили о многом.
Глубокие прорези морщин вносили поправку в первоначальное впечатление о возрасте. Ему было слегка за сорок лет.
Глаза изумрудного цвета с легкой молочной дымкой были печальны и спокойны.
Позади скамейки родилось какое то движение. Мужчина встал, грациозным движением стащил с плеч мокрый плащ и укрыл им нечто шевелящееся по недоступную зрению сторону скамейки. Сам незнакомец остался в строгом черном костюме и лакированных туфлях на среднем каблучке. Он выпрямился, потянувшись, и широко развел за спиной в стороны  изумительной белизны крылья. В этой торжественной позе незнакомец воспарил к низким небесам. Спустя минуту, он достиг облаков. Сделав первый взмах, незнакомец разметал их по серому холсту и винтом унесся в недоступную зрению высь.

В ту  минуту, когда белые крылья уносили своего хозяина, возле скамейки завозился новый персонаж. Откуда он взялся, понять было нельзя, поскольку все внимание было использовано на ошеломляющий отлет седовласого красавца. А тут низенький, полноватый субъект с грязным платком на короткой шее, выряженный черт знает как. Впрочем поподробнее. На нем были надеты трико от костюма для занятий физкультурой, замечательного морковного цвета. Трико были заправлены в суконные боты на застежках молниях. На щиколотке трико были намертво схвачены полосатыми носками. На незнакомце была надета цигейка с утраченным на три четверти мехом, но с многократно усиленным благоприобретенным крепчайшем запахом.
Весьма кстати было бы предположить, что кроме цигейки на гражданине не было ничего, то есть там, где заканчивалось пальто начинался уже сам гражданин. На голове его красовался махеровый дамский берет. Из под берета чертополохом перла грязная кучерявая растительность. В руке красавца болталась военная брезентовая сумочка от противогаза с казенной биркой. Из сумки триедино торчали бутылки портвейна «Акдам».
Юркий гражданин, воровато поглядев по сторонам, нырнул за скамейку и без особого труда выволок на свет божий Владимира Григорьевича Самохвалова. Для экономии времени, типографской краски и бумаги, в дальнейшем Вову.
Новоизвлеченный был росту высокого, необычайно худ, одет  не в пример тому что в берете, прилично. Одним словом, Вова выглядел как человек семейный. Семейный человек находился в фазе алкогольной регрессии.
Его заботливо приучал к действительности неутомимый и бесстрастный в своей жестокой последовательный колотун.
Вова водил по пространству мутным маслянистым взором на манер малярной кисти, из стороны в сторону. Время от времени он порывался подняться, но безуспешно. Берет навис над страдальцем с отвратительно оттопыренной нижней губой и ироническим выражением лица. Он держал сумку с вином перед собою и водил ею
вслед за Вовиными зрительными эволюциями. Наконец Вовин взгляд начал осторожно, как на гололеде, притормаживать и лоб его съехался гармошкой от титанической попытки сфокусировать зрение на заманчивом предмете. Какая то из попыток оказалась удачной и руки
его, словно древние отлаженные механизмы поднялись и хищно потянулись к противогазной сумке…

Похолодало. Видно ветер изменился и теперь над городом властвовал проворный северянин. Он обстоятельно принялся за дело. С неба, вместо дождя стали горохом сыпаться белые снежные шарики. Больше похожие на град, чем на снег. В один момент, северянин щелкнул карабином и спустил на питерцев свору молодых зубастых и охочих до веселья шалопаев морозцев.
Наш дуэт, ободренный содержимым подсумка, благополучно пересек
пустоватый,  унылый коломенский квартал и провалился в теплое метро.
Дальнейшее развитие сюжета, требует от автора переключения скорости на повышенную, а от читателя, рискнувшего продолжить следить за повествованием, быть готовым ринуться вдогонку за буквами, знаками и целыми предложениями в неясную темную пропасть.
Не дрейфь, мой друг, понеслась!
Метро изрыгнуло наших знакомцев , и скоро они оказались в месте своего постоянного проживания, а именно в районе Купчино.
Вова впал в состояние философской задумчивости. Он цепко держался за фонарный столб, таким образом удерживая равновесие и задумчиво безмолвствовал. Берет же напротив энергично развивал какую то острую тему, касаемо прошлой своей жены и ее обидного материального благополучия. Приостановив революционные разглагольствования, берет снялся и, увидав кого то, вонзился в толпу с приветственными окриками.
Вова продолжал, держась за столб трепетать на ветру, как Андреевский стяг на мачте, пока к нему не приблизились трое. Один из незнакомцев пощупал на печальном Владимире словно на безжизненном манекене кожаную куртку. Другой деловито обшарил жертве карманы брюк.. По видимому осмотр их удовлетворил и они миролюбиво потащили
несчастного за автобусную остановку.
Падал снег. Теперь уже не горох, а полноценный мохнатый, как курий пух.
Падал он и на одинокую фигуру в голубых кальсонах и стрелянной маечке.
Вова лежал, за автобусной остановкой, вытянувшись на боку с выставленной вперед окоченевшей фигой. Рядом на ящике сидел седовласый красавец и в который раз за сегодняшний день жертвовал лежащему очередной плащ.
Вдруг за остановкой обозначился новый персонаж. Старушка с печальным лицом заглянула в темный закоулок в поисках пустых бутылок. Увидав синеющего обитателя закоулка, старушка подобрала бутылку, обтерла ее грязным фартуком и, горько приговаривая, пошла за милиционерами.
Милиционеры явились не сразу. Они быстро оценили знакомую печальную картину и принялись что то рычать в свои рации. Один из них нехотя наклонился и пощупал ледяное тело.
-Готов!-  удовлетворенно сказал он. Тут он увидел и подобрал брошенный грабителями абонемент в бассейн. С фотографии на абонементе взирал улыбающийся покойный.
-Самохвалов.- Прочитал сержант.- Ну хоть не безродник, ответил второй.- Абонемент то семейный.
Приехали врачи на сером фургоне по бокам которого было написано «специальная». Они записали данные милиционеров, накинули на жертву одеяльце и, расталкивая толпу зевак, понесли ее к фургону. Все время шествия из-под одеяла топорщилась Вовина фига. Последним в фургон вздыхая залез седовласый.
  Машина попала в пробку и санитары решили перекусить. В кабине запахло кофе и колбасой. Один из них решил сходить и принести из кузова пакет с пивом. Он открыл дверцу и обомлел. Рот его, от изумления, открылся и из него вместе со слюнями полез недожеванный бутерброд.
Было от чего взяться оторопи. У самой двери на полу сидел, с восхищенными глазами, покойный, закутанный в одеяло, и показывал санитару кукиш.
То ли запах кофе, то ли краковской колбасы, то ли от того, что из-за пробки в машине просто стало теплее. Однако какой-то фактор оказал на жертву оживляющее воздействие. Она была перенесена из мира усопших в мир живых, в кабину, где пахло колбасой и кофе. Санитары сходу поменяли маршрут и покатили в НИИ скорой помощи.
Час спустя, путешественник оказался на кушетке в больничном коридоре. Возле него над матовым стеклышком крашенной двери было написано «реанимация». Вова уважительно посмотрел на дверь и принялся себя ощупывать. Только теперь он разлепил злосчастный кукиш и обнаружил множество ссадин на лице и теле. 
Спустя некоторое время подошла медсестра. Посмотрела на больного с вселенской ненавистью. Откупорила пузырек и чем-то густо намазала ему разбитый нос. Вова дождался ухода страшной тетки и пощупав пальцем нос взглянул на палец.
«Зеленка…» - Удовлетворенно хмыкнула жертва.
Миновал еще час времени, когда к больному приблизился врач. Доктор
с холодной мыльной полуулыбкой осмотрел товар и стал чирикать что то пером на бумажке. Вова смотрел на него с подобострастием. Он сознавал и раскаивался. Он скорбел и обещал, больше никогда…
Белый халат доктора растворился за матовой дверью.
Подскочила давишняя медсестра и уткнулась носом в начальственное предписание. Прочитав, она порылась в халате и извлекла на свет
знакомый изумрудный пузырек. Вова и в этот раз добровольно подставил разбитый нос. Время шло, ничего не происходило. Вдруг вокруг него сомкнулся круг из молодых практикантов. Их предводитель с физиономией грача, обязал каждого студента подойти к больному и совершить знакомое священнодействие, пустив пузырек по кругу.
-Убивать таких студентов - Подумал Вова утираясь от зеленки рукавом.
Только он это подумал, как вдруг в его просыпающемся мозгу назойливо за сигналило. Что-то вчера произошло такое, за что отвечает страшное слово «убивать».
-Ё моё!- Громко и удивленно проговорил он, сев в постели,
-Ё моё! Я же вчера тёщу заказал!
В ту же секунду его зеленое лицо приняло черезвычайно озабоченное выражение. Он по-кавалеристски соскочил с лежака, подтянул кальсоны
и двинулся по полутемному коридору. Проходя мимо ординаторской он стащил с гвоздя белый халат. Надел его и ворвался в ближайшую палату.
Страдающий женский хор отрезвил агрессора, он выскочил и открыл дверь в соседнюю. Там на одной из кроватей висели вожделенные брюки.
-Не положено, сказал оторопевшему больному доктор в белом халате с зеленым лицом и забрав со спинки кровати его брюки растаял.
Трясущейся рукой больной настойчиво потянулся к лекарству…

После длительных звонков дверь ему открыла четырнадцатилетняя дочь Ксюха. Она была в наушниках и покачивала головой в такт их стеклорезному скрипу. Дочь оценивающе осмотрела отца с зеленым лицом в белом халате и вьетнамках, облепленных снегом, и произнесла одобрительно:
-Кру-уто!- И исчезла.
Внезапно в прихожей зло зазвонил телефон.
-Алло!- Прохрипел хозяин дома.
-Алё, это …тое отделение милиции. У вас проживал Владимир Самохвалов?
-У нас,- Холодея ответил Самохвалов Владимир, теряя чувство реальности.
-Помер ваш Самохвалов, тело в морг повезли …го района.- Прокаркала трубка без тени сочувствия. И загудела короткой очередью.
-Живой я,- Ответил Вова, с легким сомнением и положил трубку мертвой рукой.
Некоторое время он зеленел в полумраке прихожей и думал.
Потом решительно ринулся в комнату супруги.
Та уже спала. Он настойчиво потряс ее за плече.
-Да проснись же ты. Валентина!
Валентина посмотрела на мужа и вытаращила глаза.
-Ты что одними огурцами закусывал?
-Дура!- беззлобно парировал муж.
-С мамой твоей как?- Робко поинтересовался Вова.
-В каком смысле? Ты откуда такой? Вещи где?- Приходя в себя она начала набирать обороты.
Вова понял, что продолжать разговор с женой, как сказал один министр «контрпродуктивно». Он узнал главное. Пока теща живехонька.

Глубокой ночью в квартире, где проживал владелец мохерового берета
прозвенело. В квартире одновременно проживали несколько хозяев, поэтому шествие берета до двери не обошлось без  острых комментариев.
-А, это ты… Принес чего ни будь?- Берет с надеждой  посмотрел на ночного гостя.
-Да погоди ты с этим!- Отрезал Вова и стал рассказывать приятелю о своих злоключениях.
-Рассказ произвел на берет сильное впечатление.
-Слушай…- вкрадчиво проговорил недавний покойник
-А я вчера тещу свою…
-Заказал, чтоб грохнули!- Уверенно рубанул берет.
Вова тут сильно засуетился. Даже пятнами пошел от волнения.
-А, кому?- Тихо, с пересохшим горлом спросил он приятеля.
-Не знаю. С каким то бандитом по телефону разговаривал и попросил потуже завязать Валькиной мамаше «колумбийский галстук». Да не волнуйся. Все аккуратно сделают. Чик и готово дело.
-Я побежал!- Вова пружинисто встал и, нервно дергая головой ринулся вон.
-Да погоди ты, черт! Разыграл я тебя!
-Как разыграл, если я и сам помню?
-Ты выпимши был.- Начал берет. Вову передернуло.
-Ну я и набрал свой телевон голосовой почты. Ну и дал тебе дураку. Заказывай, говорю, тебя там слушают.
Ночной гость недоверчиво посмотрел на приятеля. Тогда берет, пожав плечами, пошарил в карманах штанов и вытащил на свет замусоленный мобильник. Он ткнул кнопку, в телефоне замямлило…
- На вот, слушай. А я пойду чайку поставлю.
Владимир дрожащей рукой поднес телефон к уху и стал слушать незнакомый, но свой собственный голос.
По мере прослушивания он все больше менялся в лице. Одно настроение в нем сменяло другое. Он не смог дослушать запись до конца и поднялся.
Когда берет с чайником вернулся, его посетитель исчез. Только телефон
оставался лежать на столе невыключенным.

На опушке березовой рощицы, возле неширокой проворной речушки сидела под деревцем шумная компания. Жарился на углях пряный шашлык.
Три женщины, бабушка, мать и дочь угощались черешней и пили легкое молодое вино. Играла музыка. Она доносилась из открытой дверцы новенького фордика. Хозяин машины и глава семьи руководил шашлыками и снисходительно поглядывал на дамские развлечения.
Вова несколько прибавил в весе. Так, что пришлось обновить гардероб.
Однако не только эта перемена, произошла в его жизни.
Если бы внимательный зритель пригляделся бы к той зеленой древесной кроне, что отбрасывала на семейство прохладную тень, то он обязательно заметил бы среди ветвей одинокую худощавую фигуру,
и конечно же серебряные длинные волосы. Только на сей раз не было на незнакомце ненавистного плаща. С некоторых пор исчезла неприятная необходимость таскать его на работу изо дня в день в любую погоду.
Сложив все последние обстоятельства в единое целое…
Ну – ну! Читатель! Ну конечно, вывод может быть одним единственным:
Владимир Григорьевич Самохвалов завязал!