39. Песнь дождя

       Мы попали в Таиланд, на остров Самуи, в конце прохладного сезона дождей - в декабре. Самуи – очаровательный островок в Южно-Китайском море, весь заросший кокосовыми пальмами. Мы надеялись на солнечную погоду, но... остров задело краем тайфуна! Дождь лил не то, что "как из ведра" – сплошные потоки воды, целые хлещущие водопады обрушивались на деревья, сшибая кокосовые орехи (они не везде были защищены специальными сетками); вода грохотала по крышам нашего отеля-бунгало и образовывала на земле целые реки, стремительно несущиеся к морю. А море – зеленоватое в спокойную погоду - полностью перемешалось с небом и низкими серо-фиолетовыми тучами. Целый день мы не высовывали носа дальше веранды, а к вечеру, вооружившись огромными полосатыми зонтами, выданными нам сотрудниками отеля, рискнули "сплавать" в местный ресторанчик. Мы бы, наверное, так и проклинали ужасную погоду и наше невезение (край тайфуна, задевший Самуи, полностью лишил нас запланированного отдыха у моря), если бы... Как только мягкая, осязаемая тьма окутала землю и воду, окончательно стерев границы между ними, грянул многоголосый хор, перекрывающий рев воды. Серебрянными колокольчиками звенели сверчки одного вида, резким цыканьем им отвечали представители другого. Звон множества цикад заставлял дрожать переполненный влагой воздух. В маленьком водоеме, окаймленном бамбуком (он шевелился вместе с дождем, образуя занавес, закрывавший эту маленькую сцену) надрывались лягушки. Они орали приступами. Сначала вступала одна, к ней присоединялась парочка других, звук нарастал, казалось, что кто-то катит под горку скрипучую тележку – вот он припустился бегом, тележка скрипит все громче, все быстрее... и с грохотом рассыпается, после чего наступает тишина. Но ненадолго: через минуту все повторяется сначала. Веслоногие лягушечки, в отличие от обитателей пруда, свиристели нежно и тонко. Они жили вокруг декоративных кадок с лотосами, а при виде человека – испустив музыкальную трель – ныряли в воду.
       На стенки бунгало буквально высыпали огромные гекконы – токи, немножечко похожие на крокодилов. Они появлялись и раньше, но не в таком количестве. Каждый из них занимал определенный участок и сейчас буквально обстреливал звуковыми залпами соседей, не забыв проглотить какое-нибудь насекомое, забившее от дождя под стреху – например, богомола. Эти ящерицы свирепо кидались на любой движущийся объект – даже на веревочку с узелком на конце, привязанной на конце палки. Сначала я подумала, что они принимают ее за добычу (какое-нибудь диковинное насекомое), но потом поняла, что они, скорее, относятся к ней как к чужаку, вторгшемуся на занятую территорию. Геккон возмущенно квакал, потом хватал узел на веревочке и тряс его, как собака крысу, после чего с возмущением выплевывал. Многоголосое "то-ке, то-ке" сыпалось по крышам и отскакивало от стен бунгало, как сухой горох. Кроме  домов, ящерицы кричали и в зарослях бамбука.
           К утру дождь стих, выключился и удивительный хор. А в скоротечных фиолетовых сумерках следующего вечера – теплого, мокрого, но без дождя, раздались самые удивительные звуки, какие мне вообще приходилось слушать.   
         Низкое вступительное мычание, которое мы сначала приняли за рев буйвола, перешло в ноктюрн водопроводных труб, оглушительное дудение влюбленной канализации! Оно раздалось возле небольшого колодца рядом с рецепцией отеля. Я кинула туда небольшой камешек, рассудив, что если это кричит живое существо, то оно испугается и замолкнет, а если ревут трубы – то звук будет продолжаться. Короткий всплеск – камушек упал в воду – и наступила тишина. Одновременно с ней мгновенно упала черная тропическая ночь. И мы помчались за электрическим фонариком, а потом долго сидели в засаде, совершенно изумив своим поведением охранника отеля, который пытался помочь, но не знал, как, потому что не понимал, чем мы занимаемся. Может быть, мы уронили в колодец жемчужное ожерелье? И тем не менее мы выследили невидимого певца! Он решил, что опасность миновала, и задудел вновь. Мне удалось определить место, с которого раздавался звук столь невероятной силы, я приподняла камушек и... ухватила толстую скользкую лягушку, размером не превосходящую нашу травяную. Она отчаянно вырывалась и продолжала кричать, резонируя всем телом, а потом сдулась, как воздушный шарик и умолкла. Это оказался малайский украшенный узкорот – шоколадного цвета, с кремовыми разводами по бокам. Сфотографировав удивительного певца, мы отпустили его на волю, и он тут же прыгнул в колодец.
        Тот, кто хоть раз услышит подобный гимн жизни в исполнении совершенно не похожих друг на друга животных, никогда его не забудет!